Я на это только сказал ладно еще как-то дотащился просыпается хозяин двора и говорит сейчас я тебе согрею самовар.
хозяин двора самовар шурует, а кроме моего хозяина были извозчики ехали за товаром в город Казань.
Хозяин двора самовар поставил на стол я руки помыл вытер начинаю вытаскивать из котомки мерзлый хлеб без согревания не разрезать надо ждать долго.
Сели за стол мой хозяин и другие извозчики и мой хозяин достает из чемодана хлеб каравай и говорит разрежь сколько тебе надо и достает рыбку маканец1.
Сидя за столом обсуждая про меня некоторые из них говорят могли бы меня ограбить с воза утащить некоторые ценные товары при твоих же глазах и ты ничего не мог бы сделать потому что малолетний и говорят моему хозяину ехавши вместе, а оставил одного с лошадью и товар.
Сидя за столом рассуждали про японскую войну и про народную волну и много другое, а мой хозяин молчит. Один извозчик говорит народная волна больше стала развиваться по разному направлению другой говорит крестьянам будет хороший закон земли крестьянам прибавят.
Сидя за столом еще один говорит в народе появилось какое-то шаткое мысление не приобретать не улучшать хозяйство, а другой говорит в наших деревнях некоторые усилили особенно строительство один человек строит двухэтажный дом да еще многие из верхушки строят пятистенки.
Мой хозяин говорит мысление не улучшать хозяйство приносит большой ущерб для русского народа дает обнищание и потерю народной силы человеческой, а строить очень много приносит пользы.
Из постоялого двора почти уехали все снежная пурга не перестает я себя почувствовал очень слабо озноб тошнота в общем не здоров съездили в Петъялы медицинский пункт привезли двух наименований порошков мой хозяин согласился сегодня не выехать остались снова на ночь, а я в свою очередь лечусь на утро я себя почувствовал получше, а хозяин двора говорит еще один ночь переночевать я очень обрадовался за это благодарил.
На третий день я почувствовал себя гораздо легче и пурга совсем перестала и день хороший немного морозит после чего мы выехали.
секретное. Ему просто не терпится это сказать.— Да, тут очень хорошо жить...
— Ну, ты еще не все знаешь. Ты еще не видел у хозяина дочку. Тут такие дела!— Он тихонько подошел к двери и резко открыл. В темном коридорчике никого не было.
— Я в Казани живые картины видел...
— А что те живые картины! Вот тут живые картины,— он кивнул на окно, которое выходило в сторону бу-лыгинского дома. И, слегка смущаясь, алея красивым лицом, прошептал: — К Аньке сватается булыгинский сынок, а... а у меня с ней любовь...
— С кем?
— Говорю же, с ней.
— Любовь?
— А ты думал, в куклы я сюда играть приехал? Йыван смутился.
— Ты что, не веришь?
Йыван молчал, опустив нечесаную лохматую голову.
— Не веришь? Вот смотри! — На Мигытиной ладони лежал маленький шелковый платочек с вышитой посередке буквой «А».— Сама подарила.
— А как же?
— Что, булыгинский сынок-то?— Мигыта захохотал, но тут же прихлопнул рот платочком. — Тюхтя он, вот что, тряпка, хоть и купецкий сынок. Стихи ей читает, книжки рассказывает, ручку просит. А я ничего не прошу, я сам беру.— Мигыта опять захохотал, увидев вытаращенные глаза Йывана. Потом опять тихонько подошел к двери и быстро распахнул. Никого.— Этот молокосос еще донесет, вот будет скандал. Но я его предупредил, что ребра переломаю, если что.
— Вы поженитесь?
Мигыта неопределенно махнул рукой:
— Ну об этом еще рано говорить.
— А как... чего ты... Ну, берешь?
— Очень просто. Он ей там стихи читает,— Мигыта опять кивнул в сторону булыгинского дома,— а я ее в сенях целую. А весной на кладбище будем ходить, туда все
И много богато навозили дарового почти что леса, пустили в распил на тес, понаделали клетей. И кому не завидно? Разве Овыча отказалась бы? Ведь сколько надо бы строить да ремонтировать: про избу и речи нет, передние венцы сгнили, да ведь и двор завалился весь, коровник, если те-
195
ми показал смятый шелковый комочек.— А ты еще ни с кем не целовался?
Йыван покраснел, опустил голову.
— Нет,— пробормотал он, отчего-то вспоминая черные печальные глаза Сандай, той девочки, которая жила в доме дяди Каврия.— Нет.
— Ну ничего,— сказал Мигыта и похлопал Йывана по спине.— Ты еще малыш. — Он подошел к окну, отстранил занавеску и долго смотрел на светлые окна булыгинского дома.— Читай, читай,— сказал он,— начитывай!
«...вскоре поехали приехали домой к ночи товары сваливать я не помогал.
Мой хозяин сделал мне расчет положил 20 копеек на день всего ушло на поездку в город Казань 8 суток итого получил 1 рубль 60 копеек деньгами.
ГЛАВА ШЕСТАЯ 1
После масленицы зима переломилась, солнышко сияло уже весело, блестели поля по утрам льдистым настом, вокруг деревьев все ширились и голубели, опадая, лунки. И когда Йыван бежал по утрам в Нарьял на учебу столярному делу, березняк за оврагом уже встречал его терпким запахом пробудившихся почек. И ясно, звонко свиристели на черемушнике первые голосистые птички. А в мастерской уже ворохом валились с его верстака кудри сосновых стружек, и работалось в такие дни легко, споро, и мастер Киршин был доволен его работой, говоря так:
— На лавки да простые гробы тебя можно ставить.— А ведь так он еще никому не говорил из своих десяти учеников, даже Егорке Юпитерову, сыну мужика из нырьяльской верхушки. И от этих слов учителя еще шибче летал кленовый рубанок в руках Йывана.
лись Йывану то Казань со своим шумным многолюдством, то живые картины и обед в ресторане, то рассказ Мигыты, и тогда сердце Йывана начинало биться тревожно и жарко. И какая-то неопределенно-счастливая жизнь мнилась ему впереди, всплывали вдруг из притомившегося за солнечный день простора полей черные глаза Сандай, и он глядел на выплывающие из-за полого холма крыши деревни всякий раз с этим именем в своих воспаленно-счастливых мыслях. И торопился скорей домой в надежде, что мать пошлет в лавку к дяде Каврию и там увидит Сандай...
Иногда и в самом деле мать посылала его — за солью, за керосином...
Сегодня была суббота, мастер Кришин отпустил учеников раньше срока, и Йыван прибежал домой рано, успев еще прокатиться с ребятами на санках с горки возле пруда. Сандай не было здесь. Она вообще редко показывается из дому, да и по вечерам долго горит свет в угловых окошках дома Каврия, где шьют картузы...
Когда он заявился домой, мать сказала:
— Люди опять сегодня на кордон ездили, много, говорят, лесу привезли...
— Кто ездил?
— Не знаю, вон Стапани говорила...
Мужики Нурвел и других окрестных деревень еще и в прошлом году этим «баловались», как говорил дядя Каврий, да вот и сейчас самовольничают — едут на кордон в пять-шесть подвод, разговорами про революцию распалят себя по дороге, а на кордон приедут — с кулаками на лесника, если тот леса не дает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
хозяин двора самовар шурует, а кроме моего хозяина были извозчики ехали за товаром в город Казань.
Хозяин двора самовар поставил на стол я руки помыл вытер начинаю вытаскивать из котомки мерзлый хлеб без согревания не разрезать надо ждать долго.
Сели за стол мой хозяин и другие извозчики и мой хозяин достает из чемодана хлеб каравай и говорит разрежь сколько тебе надо и достает рыбку маканец1.
Сидя за столом обсуждая про меня некоторые из них говорят могли бы меня ограбить с воза утащить некоторые ценные товары при твоих же глазах и ты ничего не мог бы сделать потому что малолетний и говорят моему хозяину ехавши вместе, а оставил одного с лошадью и товар.
Сидя за столом рассуждали про японскую войну и про народную волну и много другое, а мой хозяин молчит. Один извозчик говорит народная волна больше стала развиваться по разному направлению другой говорит крестьянам будет хороший закон земли крестьянам прибавят.
Сидя за столом еще один говорит в народе появилось какое-то шаткое мысление не приобретать не улучшать хозяйство, а другой говорит в наших деревнях некоторые усилили особенно строительство один человек строит двухэтажный дом да еще многие из верхушки строят пятистенки.
Мой хозяин говорит мысление не улучшать хозяйство приносит большой ущерб для русского народа дает обнищание и потерю народной силы человеческой, а строить очень много приносит пользы.
Из постоялого двора почти уехали все снежная пурга не перестает я себя почувствовал очень слабо озноб тошнота в общем не здоров съездили в Петъялы медицинский пункт привезли двух наименований порошков мой хозяин согласился сегодня не выехать остались снова на ночь, а я в свою очередь лечусь на утро я себя почувствовал получше, а хозяин двора говорит еще один ночь переночевать я очень обрадовался за это благодарил.
На третий день я почувствовал себя гораздо легче и пурга совсем перестала и день хороший немного морозит после чего мы выехали.
секретное. Ему просто не терпится это сказать.— Да, тут очень хорошо жить...
— Ну, ты еще не все знаешь. Ты еще не видел у хозяина дочку. Тут такие дела!— Он тихонько подошел к двери и резко открыл. В темном коридорчике никого не было.
— Я в Казани живые картины видел...
— А что те живые картины! Вот тут живые картины,— он кивнул на окно, которое выходило в сторону бу-лыгинского дома. И, слегка смущаясь, алея красивым лицом, прошептал: — К Аньке сватается булыгинский сынок, а... а у меня с ней любовь...
— С кем?
— Говорю же, с ней.
— Любовь?
— А ты думал, в куклы я сюда играть приехал? Йыван смутился.
— Ты что, не веришь?
Йыван молчал, опустив нечесаную лохматую голову.
— Не веришь? Вот смотри! — На Мигытиной ладони лежал маленький шелковый платочек с вышитой посередке буквой «А».— Сама подарила.
— А как же?
— Что, булыгинский сынок-то?— Мигыта захохотал, но тут же прихлопнул рот платочком. — Тюхтя он, вот что, тряпка, хоть и купецкий сынок. Стихи ей читает, книжки рассказывает, ручку просит. А я ничего не прошу, я сам беру.— Мигыта опять захохотал, увидев вытаращенные глаза Йывана. Потом опять тихонько подошел к двери и быстро распахнул. Никого.— Этот молокосос еще донесет, вот будет скандал. Но я его предупредил, что ребра переломаю, если что.
— Вы поженитесь?
Мигыта неопределенно махнул рукой:
— Ну об этом еще рано говорить.
— А как... чего ты... Ну, берешь?
— Очень просто. Он ей там стихи читает,— Мигыта опять кивнул в сторону булыгинского дома,— а я ее в сенях целую. А весной на кладбище будем ходить, туда все
И много богато навозили дарового почти что леса, пустили в распил на тес, понаделали клетей. И кому не завидно? Разве Овыча отказалась бы? Ведь сколько надо бы строить да ремонтировать: про избу и речи нет, передние венцы сгнили, да ведь и двор завалился весь, коровник, если те-
195
ми показал смятый шелковый комочек.— А ты еще ни с кем не целовался?
Йыван покраснел, опустил голову.
— Нет,— пробормотал он, отчего-то вспоминая черные печальные глаза Сандай, той девочки, которая жила в доме дяди Каврия.— Нет.
— Ну ничего,— сказал Мигыта и похлопал Йывана по спине.— Ты еще малыш. — Он подошел к окну, отстранил занавеску и долго смотрел на светлые окна булыгинского дома.— Читай, читай,— сказал он,— начитывай!
«...вскоре поехали приехали домой к ночи товары сваливать я не помогал.
Мой хозяин сделал мне расчет положил 20 копеек на день всего ушло на поездку в город Казань 8 суток итого получил 1 рубль 60 копеек деньгами.
ГЛАВА ШЕСТАЯ 1
После масленицы зима переломилась, солнышко сияло уже весело, блестели поля по утрам льдистым настом, вокруг деревьев все ширились и голубели, опадая, лунки. И когда Йыван бежал по утрам в Нарьял на учебу столярному делу, березняк за оврагом уже встречал его терпким запахом пробудившихся почек. И ясно, звонко свиристели на черемушнике первые голосистые птички. А в мастерской уже ворохом валились с его верстака кудри сосновых стружек, и работалось в такие дни легко, споро, и мастер Киршин был доволен его работой, говоря так:
— На лавки да простые гробы тебя можно ставить.— А ведь так он еще никому не говорил из своих десяти учеников, даже Егорке Юпитерову, сыну мужика из нырьяльской верхушки. И от этих слов учителя еще шибче летал кленовый рубанок в руках Йывана.
лись Йывану то Казань со своим шумным многолюдством, то живые картины и обед в ресторане, то рассказ Мигыты, и тогда сердце Йывана начинало биться тревожно и жарко. И какая-то неопределенно-счастливая жизнь мнилась ему впереди, всплывали вдруг из притомившегося за солнечный день простора полей черные глаза Сандай, и он глядел на выплывающие из-за полого холма крыши деревни всякий раз с этим именем в своих воспаленно-счастливых мыслях. И торопился скорей домой в надежде, что мать пошлет в лавку к дяде Каврию и там увидит Сандай...
Иногда и в самом деле мать посылала его — за солью, за керосином...
Сегодня была суббота, мастер Кришин отпустил учеников раньше срока, и Йыван прибежал домой рано, успев еще прокатиться с ребятами на санках с горки возле пруда. Сандай не было здесь. Она вообще редко показывается из дому, да и по вечерам долго горит свет в угловых окошках дома Каврия, где шьют картузы...
Когда он заявился домой, мать сказала:
— Люди опять сегодня на кордон ездили, много, говорят, лесу привезли...
— Кто ездил?
— Не знаю, вон Стапани говорила...
Мужики Нурвел и других окрестных деревень еще и в прошлом году этим «баловались», как говорил дядя Каврий, да вот и сейчас самовольничают — едут на кордон в пять-шесть подвод, разговорами про революцию распалят себя по дороге, а на кордон приедут — с кулаками на лесника, если тот леса не дает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83