— Давай привыкай, добрый сплавщик будешь.
Но скоро дыхание наладилось, и ложка только замелькала в его руке.
Поели уху, повеселели. Разговор о сплаве, о деньгах, о разных происшествих на реке пошел уже веселый, словно всем надоел или, может быть, просто устали люди от этих забот и теперь уже вспоминали свои деревни, свои оставленные до возвращения дела. И мало-помалу в сумеречном прибрежном просторе родились протяжные песенные голоса...
Пробили колокола, созывая народ на вечернюю молитву, но из сплавщиков никто не поднялся, никто не пошел туда, только осенили свои груди быстрыми перстами...
А вечер спускался теплый и тихий — первый такой теплый вечер за всю путину. И сильно, терпко пахло от дымчато-зеленых берез... И если подняться в рост, то можно было увидеть белый песок и темную воду, на которой длинными полосами света лежали отблески многих костров — точно войско отдыхает на берегу в ожидании своего часа...
«...как раз был праздник, а сплавщиков очень много около 1500 человек мужчин возраста от 18 лет до 45 лет.
В честь праздника народ с утра выпивший был вот и поднялись и приступили к доверенным и приказчикам сначала просили по честному рассчитаться и уйти домой, а те нет.
Квартиры доверенных и контора в Кокшамарах рабочие стали наседать, а конторские их стали выталкивать.
Видя такое обращение рабочие стали применять физическую силу и пообидели некоторых из конторских потерпевшие телеграмму из почты Кокшайск в город Чебоксары с просьбой выслать конной полиции 10 верховых и один пулемет к вечеру уже приехали, а народ толпами стоит разгуливается.
По этой же дороге прискакала и конная полиция. Но никто не видел, как въехали сытые, широкогрудые, высо-
216
«...пошла схватка многих рабочих отхлестали и даже ранили, а рабочие в ответ с лошадей стаскивали тоже
217
а мы тоже не стали уступать не уйдем никуда пока нас не рассчитают за работу деньгами. Пошла схватка...»
Утром, когда вышибли дверь в конторе и валом повалили внутрь, Йывану вдруг показалось, что по крыльцу мелькнул Тойгизя — такая же реденькая бороденка на сухом скуластом лице, и он, работая локтями, начал туда пробираться. Но тут с дребезгом вылетела рама, а с ней вместе и какой-то человек мелькнул в воздухе штиблетами. В полое окно было видно, как в комнате толпятся сплавщики и кто-то зычным голосом кричал, успокаивая:
— Ничего не ломать! Никого не бить!..
Но, видно, его плохо слушались, потому что вылетела рама и в другом окне. Однако вскоре народ, набившийся в контору, повалил обратно, и вот тут Йыван увидел на крыльце Федора — черные волосы всклокочены, рубаха на груди распластана.
— Где Самсон?— заорал во весь голос Федор, и это было воспринято как призыв — и в толпе тотчас раздались крики, в которых ясно проступала давно и тихо копившаяся месть:
— Самсона! Самсона!..
Но никто не знал, где Самсон Самсоныч, никто его не видел сегодня.
— На квартире он!
Тут же двинулись толпой через все Кокшамары к дому, где квартировал путинное время Черепанов Самсон Самсоныч — дорогу показывал какой-то мальчишка лет десяти из кокшамарских.
И вдруг этот мальчишка вскрикнул:
— Вон!
И точно: ворота дома, к которому они подходили, распахнулись, из них вылетела лошадь с верховым в белой паре и белом картузе.
— Держи! Держи!..
И кто-то легкий на ногу побежал вдогон, кто-то бросил палку, но разве догонишь, добросишь в летящую лошадь?..
коногие лошади под легко сидящими в седлах всадниками it синих мундирах. Впереди на гнедом жеребце с темным ремнем по крупу качался в седле пристав с красным от заходящего солнца лицом...
А они и не видели — стабунились все на угоре под деревьями: царевские, моркинские, торъяльские... И гомон этой тысячной толпы уже был уставший, только свежо-хмельные ярились, кричали, звали всех разнести контору но бревнам. Йыван, искавший весь день в этой толпе Тойгизю, но так и не нашедший (попадались похожие, а одного он даже схватил за руку: «дядя Тойгизя!» — но не Тойгизя), теперь сидел рядом с Миклаем Бородой, а Миклай говорил изумленно:
— Ой, ой, что с народом-то сделалось! Ведь сроду такого Кокшага не видела!..
Тут-то раздались крики — не то призывный клич, не то не на шутку испуганный вопль. Йыван вскочил на ноги. Поверх голов он видел, как всадник, блестя на солнце погонами, точно маленькими крылышками, махнул рукой в белой перчатке, и из-за него рысью вылетели толсто-грудые лошади, морды их вскинуты, а из-за желтого оскала — сине-белые фуражки с золотой бляшкой. Всадники на храпящих лошадях врезались в толпу, нагайки со свистом заходили справа налево, слева направо. И это была минута какого-то всеобщего оцепенения, растерянности и страха, которая могла взорваться или паникой отступления, или началом яростной битвы... Но вдруг нечеловеческое полузадушенное рычание прорвалось среди храпа лошадей и свиста нагаек — и словно вздохнула толпа, решившись...
Йыван не заметил, как оказался под мокрой, сильно, знакомо пахнущей лошадиной грудью, но успел увернуться от высокого лошадиного копыта, как наискосок по спине ожгло мгновенной болью. И уже валясь под мельтешащие бесчисленные лапти на истоптанную траву, он успел ухватить плотно сидящий в стремени яловый сапог и вырвал его из стремени — как топор из еловой чурки.
Так и упал с этим сапогом в руках, а сверху на саднящую спину со стоном обрушился на него кто-то...
...пришел ко мне от подрядчика Токарева человек зовет плотничать говорит в Среднем Азякове строят школу с матерью и стаскиваем в одно место чтобы снегом не занесло заготовили сто двадцать шесть корней на строительство пятнадцать корней дровяного и липки десять хлыстов...
219
надавали, а откуда ни возьмись послышались выстрелы несколько человек раненых увезли на лодке в Марпосад в больницу, а к вечеру затихло.
К утру еще подоспела конная полиция разогнала по сторонам рабочие стали стекаться по своим конторам.
Многих полиция стала задерживать и арестовывать. Из рабочих и раненых и захлестанных около 40 человек, а из полиции избитых 6 человек тяжело избитых 2 человека.
Из рабочих арестовано 5 человек, а многие ушли утром рано домой во избежание ареста.
Попали под арест некоторые местные мужики в Кокшамарах.
Всех рабочих стали рассчитывать я расчет получил.
Мы с Миклаем Бородой собрались домой, а дядя Федор ушел рано утром пошли домой пешими шли полтора дня спина болит рубаха трет невозможно отойдя на большое расстояние потерли оба свои ноги.
Деньги полученные в сумме 9 рублей 20 копеек отдал матери все на пути следования израсходовал 20 коп.»
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
«...играли в горелки бегали кто кого поймает, а после стали играть в соседушки в кругу водил Миша Кузнецов спрашивает меня соседом доволен, а сидит рядом Мигыта я говорю нет не доволен, а Мишка приводит за руку Татьяну Бессонову только она села рядом со мной увидела мои шаровары заплатками встала и сказала я с таким сидеть не буду и ушла от меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83