..
— Да, знаю, знаю...
— Ну, и велел мне доктор передать, что Очандр твой... заболел...— И подняв глаза, Атлаш увидел, как побледнели бурые щеки Овычи.— Да, наверное, ничего... поправится,— пробормотал он и улыбнулся.
Овыча положила руку на плечо стоящего рядом Йывана, словно боялась, что он куда-то может деться.
Атлаш еще постоял, избегая глядеть на мать с сыном, повернулся и пошел через дорогу к своей избе.
На соборе уже тихо, малиново прозвонили колокола, собирая народ к вечерней молитве, когда Йыван вбежал ВО двор больницы. На крыльце и на скамейке под рябиновым кустом сидели люди в серых халатах, и он понял, что это больные.
Отца среди них он не увидел.
— Тебе кого надо? — спросил его один из тех, что сидели на крыльце.
— Ваштарова из Нурвел...— тихо сказал Йыван, но, видно, его не услышали.
— Кого?
— Ваштарова! — громче сказал Йыван и чуть не заревем — слезы так и застилали глаза.
Мужики на крыльце переглянулись, поспрашивали друг друга. Нет, такого они не знали.
— Может, он в новом корпусе?
— А и правда! Кричал сегодня весь день кто-то там... Сходи, может, там и есть.
Йыван, с опаской оглядываясь на окна больницы и сидящих на вечернем солнышке людей, пошел туда, куда ему показали: в стороне, в окружении всякого строительного мусора стояло кирпичное здание с пустыми окнами. Но только он приблизился, как услышал приглушенные стоны. Йыван постоял, послушал. Нет, это не мог быть отец. Разве когда-нибудь стонал от боли отец?
Сердце в груди билось уже ровно и спокойно — отдохнуло от бега, и дыхание наладилось, не колко и под ребрами. Нет, это не отец, решил Йыван и смелее пошел К белому деревянному крыльцу.
В длинном коридоре было пусто и гулко, даже босые пятки стукали о дощатый пол, словно деревянные.
Стоны шли из-за ближней двери, но Йыван не решился ее отворить и прошел дальше. Следующая дверь была приоткрыта, и он заглянул в щелку. Там плотно стояли железные койки, а на той, что была I углу у окна, сидел человек в белом халате.
— Это я, дядя,— робея, сказал Йыван и приотворил дверь.
— Чего тебе надо?
— К тяте я, к Ваштарову...
— Здесь твой тятя, — сказал человек и ткнул пальцем в стену за спиной.
— Ачай!..— несмело окликнул Йыван — он все еще не был уверен, что этот корчащийся со стонами, заросший рыжеватой щетиной, носатый человек — его отец, его сильный и молчаливый ачай.
И подошедши к кровати, он, привстав на пальцах, заглянул в это страшное, чужое лицо.
— Ачай!..
Отец вдруг замер, медленно разлепил сомкнутые болью веки и тусклым, пробуждающимся взглядом посмотрел на Йывана. И в улыбке дрогнули его искусанные, запекшиеся губы.
У Йывана подломились ноги, он стукнулся коленками и упал головой на грудь к отцу. Очандр нашарил тяжелой рукой маленькую теплую головку и сказал:
— Я тебя ждал, сынок...
Йыван терся мокрым лицом об отцовый бок и никак не мог проглотить в горле комок.
— Не плачь,— сказал Очандр,— ты уже большой...— Он шевелил пальцами в теплых, влажных, как после купания, волосах сына, и боль в животе будто бы затихла, свертываясь в мягкий большой клубок. Но он знал, что это ненадолго. И сказал:
— Возьми, Йыван, из-под головы сумку...
Йыван потащил на себя холщовую дорожную котомку, с которой отец всегда ходил в лес и на сплав.
— Достань тетрадку,— тихо сказал отец, боясь потревожить звуком- своего голоса большой, живой клубок боли в животе.
Йыван достал тонкую тетрадку, из нее выпал карандаш и звякнул о пол.
— Чего там написано? — спросил отец, спокойно гля-
— «Долги платить»,— прочитал Йыван.
— Да, долги... Запиши.— И медленно, внятно стал говорить, а Йыван, положив тетрадку на пол и встав перед ней на колени, записывал: «Дяде Шем Каврию 6 рублей 70 копеек. Козлову Степану в деревне Кожлаялы 4 рубля 50 копеек. И Роману Егорову 3 рубля брато на пальто».
— Записал?
— Бра-то на поль-то...— повторил Йыван по складам и громко, радостно воскликнул: — Записал, ачай!
— Молодец,— похвалил Очандр;— Теперь ты храни згу тетрадку, а с Ивана Николаевича стребуй два рубля пятьдесят копеек и матери унеси. — Очандр помолчал, прислушиваясь к живому клубку боли. Потом спросил: — Как мать-то наша? Как вы живете?
— Ничего, — бодро сказал Йыван.— Картошку всю окучили.
— А не родился тебе братик?
Йыван смутился, но так же весело, блестя живыми, серыми глазами, сказал:
— Нет, пока не родился, да мама говорит — скоро.
— Да, скоро должно...
— А ты когда поправишься? Когда домой приедешь?
Очандр закрыл провалившиеся глаза и ничего не сказал. Так он долго лежал молча, и смутный страх опять стал одолевать Йывана. Он сказал поспешно:
— Ачай, вот мама тебе поесть послала...— И стал задрожавшими пальцами развязывать узелок: там был пирог, луковица, два яйца. Но тут отец как-то странно Повел головой, рот скривился, пополз на сторону, и тягучий, протяжный стон вырвался сквозь стиснутые зубы.
Мыван с ужасом отпрянул от кровати, выронив на пол узелок с едой. Все тело отца сгибала какая-то страшная
На больничной телеге отвезли уже сколоченный гроб, за телегой шел Йыван, Стапани с завязанным глазом да двое угрюмых мужиков из больных, снаряженных по приказу фельдшера. Серые халаты их намокли и тяжело хлопали по голым волосатым ногам.
Овычи не было на похоронах. Атлаш, повезший было ее, вернулся с полдороги — у Овычи начались схватки. Атлаш перепугался, развернул лошадь и погнал обратно.
ГЛАВА ПЕРВАЯ 1
Йыван очинил ножом карандаш, поглядел, хорошо ли спит сестра, открыл тетрадку и стал писать.
«Семья Мать Ваштарова 38 лет Сын Ваштарова Иван Александрович 11 лет 7 месяцев 4 дня Дочь Ваштарова Ксения Александровна 1 месяц 7 дней...»
Думая, что же записать дальше, Йыван поглядел it оконце на залитый летним светом двор, заросший муравой и лопухами возле загорода. Под лопухами лежали в пыльных лунках куры. Их было четыре, он это хорошо знал, однако на всякий случай пересчитал торчащие хвосты: один белый, два черновато-пепельных, а чуть в стороне — рябенький куцый хвостик. И, поправив на столе тетрадку, вывел старательно посреди страницы:
«Хозяйство 1. Куриц 4 штуки 2. Овец 2 головы...»
Тут на минуту он задумался: приписать ли телку? Г>ез телки уж слишком малое у него выходило хозяйство, и хорошо было бы прибавить телку, да телку-то как раз мать повела в Кожлаялы Козлову Степану в счет долга — так уговорились. А как бы хорошо было записать телку! И решив, что в сию минуту мать еще ведет телку по дороге и если захочет, может вернуться, выходит, телка еще в хозяйстве, так он решил и приписал:
«3. Телка...»
Однако ему сделалось неловко, словно он кого-то обманывал, и, поколебавшись, приписал в скобках: «поведена
«Из строений 1. Изба непутяшная 2. Баня (крыши нету) 3. Клеть...»
Записывая о строениях, он как бы видел их со стороны:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
— Да, знаю, знаю...
— Ну, и велел мне доктор передать, что Очандр твой... заболел...— И подняв глаза, Атлаш увидел, как побледнели бурые щеки Овычи.— Да, наверное, ничего... поправится,— пробормотал он и улыбнулся.
Овыча положила руку на плечо стоящего рядом Йывана, словно боялась, что он куда-то может деться.
Атлаш еще постоял, избегая глядеть на мать с сыном, повернулся и пошел через дорогу к своей избе.
На соборе уже тихо, малиново прозвонили колокола, собирая народ к вечерней молитве, когда Йыван вбежал ВО двор больницы. На крыльце и на скамейке под рябиновым кустом сидели люди в серых халатах, и он понял, что это больные.
Отца среди них он не увидел.
— Тебе кого надо? — спросил его один из тех, что сидели на крыльце.
— Ваштарова из Нурвел...— тихо сказал Йыван, но, видно, его не услышали.
— Кого?
— Ваштарова! — громче сказал Йыван и чуть не заревем — слезы так и застилали глаза.
Мужики на крыльце переглянулись, поспрашивали друг друга. Нет, такого они не знали.
— Может, он в новом корпусе?
— А и правда! Кричал сегодня весь день кто-то там... Сходи, может, там и есть.
Йыван, с опаской оглядываясь на окна больницы и сидящих на вечернем солнышке людей, пошел туда, куда ему показали: в стороне, в окружении всякого строительного мусора стояло кирпичное здание с пустыми окнами. Но только он приблизился, как услышал приглушенные стоны. Йыван постоял, послушал. Нет, это не мог быть отец. Разве когда-нибудь стонал от боли отец?
Сердце в груди билось уже ровно и спокойно — отдохнуло от бега, и дыхание наладилось, не колко и под ребрами. Нет, это не отец, решил Йыван и смелее пошел К белому деревянному крыльцу.
В длинном коридоре было пусто и гулко, даже босые пятки стукали о дощатый пол, словно деревянные.
Стоны шли из-за ближней двери, но Йыван не решился ее отворить и прошел дальше. Следующая дверь была приоткрыта, и он заглянул в щелку. Там плотно стояли железные койки, а на той, что была I углу у окна, сидел человек в белом халате.
— Это я, дядя,— робея, сказал Йыван и приотворил дверь.
— Чего тебе надо?
— К тяте я, к Ваштарову...
— Здесь твой тятя, — сказал человек и ткнул пальцем в стену за спиной.
— Ачай!..— несмело окликнул Йыван — он все еще не был уверен, что этот корчащийся со стонами, заросший рыжеватой щетиной, носатый человек — его отец, его сильный и молчаливый ачай.
И подошедши к кровати, он, привстав на пальцах, заглянул в это страшное, чужое лицо.
— Ачай!..
Отец вдруг замер, медленно разлепил сомкнутые болью веки и тусклым, пробуждающимся взглядом посмотрел на Йывана. И в улыбке дрогнули его искусанные, запекшиеся губы.
У Йывана подломились ноги, он стукнулся коленками и упал головой на грудь к отцу. Очандр нашарил тяжелой рукой маленькую теплую головку и сказал:
— Я тебя ждал, сынок...
Йыван терся мокрым лицом об отцовый бок и никак не мог проглотить в горле комок.
— Не плачь,— сказал Очандр,— ты уже большой...— Он шевелил пальцами в теплых, влажных, как после купания, волосах сына, и боль в животе будто бы затихла, свертываясь в мягкий большой клубок. Но он знал, что это ненадолго. И сказал:
— Возьми, Йыван, из-под головы сумку...
Йыван потащил на себя холщовую дорожную котомку, с которой отец всегда ходил в лес и на сплав.
— Достань тетрадку,— тихо сказал отец, боясь потревожить звуком- своего голоса большой, живой клубок боли в животе.
Йыван достал тонкую тетрадку, из нее выпал карандаш и звякнул о пол.
— Чего там написано? — спросил отец, спокойно гля-
— «Долги платить»,— прочитал Йыван.
— Да, долги... Запиши.— И медленно, внятно стал говорить, а Йыван, положив тетрадку на пол и встав перед ней на колени, записывал: «Дяде Шем Каврию 6 рублей 70 копеек. Козлову Степану в деревне Кожлаялы 4 рубля 50 копеек. И Роману Егорову 3 рубля брато на пальто».
— Записал?
— Бра-то на поль-то...— повторил Йыван по складам и громко, радостно воскликнул: — Записал, ачай!
— Молодец,— похвалил Очандр;— Теперь ты храни згу тетрадку, а с Ивана Николаевича стребуй два рубля пятьдесят копеек и матери унеси. — Очандр помолчал, прислушиваясь к живому клубку боли. Потом спросил: — Как мать-то наша? Как вы живете?
— Ничего, — бодро сказал Йыван.— Картошку всю окучили.
— А не родился тебе братик?
Йыван смутился, но так же весело, блестя живыми, серыми глазами, сказал:
— Нет, пока не родился, да мама говорит — скоро.
— Да, скоро должно...
— А ты когда поправишься? Когда домой приедешь?
Очандр закрыл провалившиеся глаза и ничего не сказал. Так он долго лежал молча, и смутный страх опять стал одолевать Йывана. Он сказал поспешно:
— Ачай, вот мама тебе поесть послала...— И стал задрожавшими пальцами развязывать узелок: там был пирог, луковица, два яйца. Но тут отец как-то странно Повел головой, рот скривился, пополз на сторону, и тягучий, протяжный стон вырвался сквозь стиснутые зубы.
Мыван с ужасом отпрянул от кровати, выронив на пол узелок с едой. Все тело отца сгибала какая-то страшная
На больничной телеге отвезли уже сколоченный гроб, за телегой шел Йыван, Стапани с завязанным глазом да двое угрюмых мужиков из больных, снаряженных по приказу фельдшера. Серые халаты их намокли и тяжело хлопали по голым волосатым ногам.
Овычи не было на похоронах. Атлаш, повезший было ее, вернулся с полдороги — у Овычи начались схватки. Атлаш перепугался, развернул лошадь и погнал обратно.
ГЛАВА ПЕРВАЯ 1
Йыван очинил ножом карандаш, поглядел, хорошо ли спит сестра, открыл тетрадку и стал писать.
«Семья Мать Ваштарова 38 лет Сын Ваштарова Иван Александрович 11 лет 7 месяцев 4 дня Дочь Ваштарова Ксения Александровна 1 месяц 7 дней...»
Думая, что же записать дальше, Йыван поглядел it оконце на залитый летним светом двор, заросший муравой и лопухами возле загорода. Под лопухами лежали в пыльных лунках куры. Их было четыре, он это хорошо знал, однако на всякий случай пересчитал торчащие хвосты: один белый, два черновато-пепельных, а чуть в стороне — рябенький куцый хвостик. И, поправив на столе тетрадку, вывел старательно посреди страницы:
«Хозяйство 1. Куриц 4 штуки 2. Овец 2 головы...»
Тут на минуту он задумался: приписать ли телку? Г>ез телки уж слишком малое у него выходило хозяйство, и хорошо было бы прибавить телку, да телку-то как раз мать повела в Кожлаялы Козлову Степану в счет долга — так уговорились. А как бы хорошо было записать телку! И решив, что в сию минуту мать еще ведет телку по дороге и если захочет, может вернуться, выходит, телка еще в хозяйстве, так он решил и приписал:
«3. Телка...»
Однако ему сделалось неловко, словно он кого-то обманывал, и, поколебавшись, приписал в скобках: «поведена
«Из строений 1. Изба непутяшная 2. Баня (крыши нету) 3. Клеть...»
Записывая о строениях, он как бы видел их со стороны:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83