Доказательство, правда, косвенное, но для утешения годилось и оно.
Тем не менее полной уверенности не было. Ведь забастовка могла пройти спокойно и сама по себе, без того, чтобы листовки дошли по назначению.
Рано утром Первого мая мы со свободными от дежурства ребятами отправились верхом в Ямбург на демонстрацию. Ребята долгое время безвылазно сидели у себя в захолустье, теперь им предстояло на собственном опыте убедиться, что грсударственная власть находится целиком и полностью в наших руках. Пусть на людях покажутся да и сами на красных бойцов поглядят, которых там множество. Это их подбодрит. В Ямбурге полным ходом идет формирование войсковых частей, народу собралось много. Это определенно поможет избавиться излишней робости перед немцами, которая очень даже некстати, может повлиять на твердость поступи, когда мы наконец начнем свое долгожданное наступление на Нарву. Поспешное бегство из города нанесло сильнейший удар по нашей самоуверенности. Сюда следовало добавить еще и то, что мы месяцами видели немцев, только поглядывая из-за кустов, словно бы не смея противостоять в открытую. Некоторые начальники, пожалуй, зашли все же слишком далеко со своими увещеваниями любой ценой избегать инцидентов
Разрешил ребятам до демонстрации немного погулять по городу. Может, встретят знакомых из Нарвы, новостей наберутся, тогда и не беда, что недостает газет, да и те немногие, что приходят, запаздывают на неделю. Потом им долго будет что обсуждать между собой. В этом, по-моему, и состоит смысл официального праздника.
Сам я почти случайно завернул к фотографу. Тот освежил вывеску своей будки на площади и распахнул дверь в ожидании клиентов. Было совершенно очевидно, что в будний день в Ямбурге, превращенном в военный лагерь, делать ему практически нечего: кому взбредет на ум в нынешнее скудное и смутное время увековечивать свою персону, такое приходит в голову, когда живется ладно и не обременяют большие заботы. И то хорошо, если фотограф в состоянии сводить концы с концами. Он, конечно, полагал, что праздник новой власти благотворно скажется на его деле, хоть какая-то польза от Советов, фотопластинок и бумаги они же ему все равно не добудут. В такой день и военные больше по улицам разгуливают, а может, какой крестьянин забредет в город. Куда уж, конечно, до бывших ярмарок, только ведь на безрыбье и рак — рыба.
Хромой фотограф с изнуряющей основательностью усаживал меня на стул с гнутой спинкой, расправлял складки на гимнастерке и все пытался заставить меня держать повыше подбородок, я же всякий раз опускал его. Тоже мне дело задирать нос! Некоторое время фотограф выбирал задник, предлагал береговые валуны и штормовое море — то ли они ему и взаправду больше всего нравились, то ли призваны были выражать революционную бурю и натиск,— однако я ему сказал, что для моего старшего брата, возможно, это и подошло бы, я же предпочел бы что-нибудь попроще. Остановились на лесной поляне, намалеванной на грубой холстине, поодаль стояли полукругом березы и раскидистые кусты. Мне казалось, что венский стул больше всего подходит к ним своим округлым абрисом.
Получилась неплохая фотография, через две недели я получил полдюжины открыток. Они были наклеены на толстом, слегка коробившемся довоенном картоне. Меня старания фотографа смешили, и на снимке выражение лица осталось насмешливым. Во всяком случае, Зина очень хвалила, когда я передал ей фотографию. Один снимок положил себе в бумажник, а оставшиеся четыре отослал с Ютой домой, чтобы не потерялись. Пусть будет родным на память. Надеюсь, по крайней мере, те, что я им подарил, до сих пор где-нибудь сохранились, не забудут хотя бы, как я выглядел: через плечо портупея, офицерская фуражка со звездочкой слегка заломлена, празднично начищенные сапоги блестят, нога закинута на ногу, сам в полуулыбке подался вперед, будто вот-вот встану со стула. Как мне кажется, получился весьма дельный парень. Такой вполне может командовать отрядом или ротой.
Фотография, которую я приберег себе, так и осталась лежать в нагрудном кармане, ее уже больше нет.
Когда я впервые взглянул, на снимок, у меня промелькнула мысль, что грудь гимнастерки вполне могли бы украсить и два моих «Георгия», которые я оставил дома у матери в комоде. Тогда, во время отступления и в предчувствии боев, они казались совершенно ненужными. Прошлые сражения и награды позабылись. Но потом жизнь стала поспокойнее, вот даже сфотографироваться смог.
Наверное, все же лучше, что они остались у меня дома. Не из-за меня. Во время сбора на демонстрацию я оказался свидетелем шумной ссоры. Один красноармеец вцепился в другого, вовсю матюкался и тряс свою жертву так, что все четыре его Георгиевских креста на выцветших оранжево-черных ленточках жалобно позвякивали.
Ах ты сволочь, угодник царский, нацепил на себя кресты кровавого Николашки, хочешь испоганить праздник трудового народа! Ты их за кровь братьев своих получил, да? Да я их с тебя вместе с гимнастеркой сдеру и в выгребную яму выкину' Поглядите-ка на сукиного сына, потешается над кровью жертв революции! По-твоему, царя со всеми его орлами и крестами еще с престола не спихнули, да? Ждешь обратно своего благодетеля?
Но тут коса явно нашла на камень.
А ну, живо убери свои грязные лапы, крыса тыловая. Еще неизвестно, на каком таком продовольственном складе ты, как таракан, отсидел всю войну в щели и жировал за счет других, а теперь, когда мы, фронтовики, провернули революцию, и ты выползаешь на поживу! Смотри, какое брюхо на^ел! Не ты мне эти кресты на грудь вешал, не тебе и сдирать. Я их кровью своей заслужил, битых четыре года кормил в окопах вшей, две пули словил за это время, пока такие, как ты, за линией фронта задницу себе отращивали! Убирайся добром, пока я кишки твои грязные на штык не намотал! Истинное дерьмо, примазавшееся к революции, вот ты кто. Прочь с глаз моих, чтоб тебя водой не смыло!
Тут вмешались другие красноармейцы и разняли сцепившихся.
Я и не знаю, как тут решить. Дело это не такое простое. Конечно, кресты царские, но однако же! Большими звездами да лентами наделяли знатных вельмож за заслуги перед царским двором и за верность царю, но солдатские кресты — их и впрямь приходилось оплачивать кровью.
Полным Георгиевским кавалерам, тем немногим, кто остался в живых, даже царь, несмотря на все свое высокомерие, один раз в году оказывал честь в день своего тезоименитства. Этих людей, даже простых рядовых солдат, приглашали во дворец на торжественный обед. В память об этом каждый мог взять с собой серебряную стопку, из которой во время обеда пил водку. Не так уж и густо за все пережитое, раны и страхи.
Ребята мои преподнесли сюрприз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Тем не менее полной уверенности не было. Ведь забастовка могла пройти спокойно и сама по себе, без того, чтобы листовки дошли по назначению.
Рано утром Первого мая мы со свободными от дежурства ребятами отправились верхом в Ямбург на демонстрацию. Ребята долгое время безвылазно сидели у себя в захолустье, теперь им предстояло на собственном опыте убедиться, что грсударственная власть находится целиком и полностью в наших руках. Пусть на людях покажутся да и сами на красных бойцов поглядят, которых там множество. Это их подбодрит. В Ямбурге полным ходом идет формирование войсковых частей, народу собралось много. Это определенно поможет избавиться излишней робости перед немцами, которая очень даже некстати, может повлиять на твердость поступи, когда мы наконец начнем свое долгожданное наступление на Нарву. Поспешное бегство из города нанесло сильнейший удар по нашей самоуверенности. Сюда следовало добавить еще и то, что мы месяцами видели немцев, только поглядывая из-за кустов, словно бы не смея противостоять в открытую. Некоторые начальники, пожалуй, зашли все же слишком далеко со своими увещеваниями любой ценой избегать инцидентов
Разрешил ребятам до демонстрации немного погулять по городу. Может, встретят знакомых из Нарвы, новостей наберутся, тогда и не беда, что недостает газет, да и те немногие, что приходят, запаздывают на неделю. Потом им долго будет что обсуждать между собой. В этом, по-моему, и состоит смысл официального праздника.
Сам я почти случайно завернул к фотографу. Тот освежил вывеску своей будки на площади и распахнул дверь в ожидании клиентов. Было совершенно очевидно, что в будний день в Ямбурге, превращенном в военный лагерь, делать ему практически нечего: кому взбредет на ум в нынешнее скудное и смутное время увековечивать свою персону, такое приходит в голову, когда живется ладно и не обременяют большие заботы. И то хорошо, если фотограф в состоянии сводить концы с концами. Он, конечно, полагал, что праздник новой власти благотворно скажется на его деле, хоть какая-то польза от Советов, фотопластинок и бумаги они же ему все равно не добудут. В такой день и военные больше по улицам разгуливают, а может, какой крестьянин забредет в город. Куда уж, конечно, до бывших ярмарок, только ведь на безрыбье и рак — рыба.
Хромой фотограф с изнуряющей основательностью усаживал меня на стул с гнутой спинкой, расправлял складки на гимнастерке и все пытался заставить меня держать повыше подбородок, я же всякий раз опускал его. Тоже мне дело задирать нос! Некоторое время фотограф выбирал задник, предлагал береговые валуны и штормовое море — то ли они ему и взаправду больше всего нравились, то ли призваны были выражать революционную бурю и натиск,— однако я ему сказал, что для моего старшего брата, возможно, это и подошло бы, я же предпочел бы что-нибудь попроще. Остановились на лесной поляне, намалеванной на грубой холстине, поодаль стояли полукругом березы и раскидистые кусты. Мне казалось, что венский стул больше всего подходит к ним своим округлым абрисом.
Получилась неплохая фотография, через две недели я получил полдюжины открыток. Они были наклеены на толстом, слегка коробившемся довоенном картоне. Меня старания фотографа смешили, и на снимке выражение лица осталось насмешливым. Во всяком случае, Зина очень хвалила, когда я передал ей фотографию. Один снимок положил себе в бумажник, а оставшиеся четыре отослал с Ютой домой, чтобы не потерялись. Пусть будет родным на память. Надеюсь, по крайней мере, те, что я им подарил, до сих пор где-нибудь сохранились, не забудут хотя бы, как я выглядел: через плечо портупея, офицерская фуражка со звездочкой слегка заломлена, празднично начищенные сапоги блестят, нога закинута на ногу, сам в полуулыбке подался вперед, будто вот-вот встану со стула. Как мне кажется, получился весьма дельный парень. Такой вполне может командовать отрядом или ротой.
Фотография, которую я приберег себе, так и осталась лежать в нагрудном кармане, ее уже больше нет.
Когда я впервые взглянул, на снимок, у меня промелькнула мысль, что грудь гимнастерки вполне могли бы украсить и два моих «Георгия», которые я оставил дома у матери в комоде. Тогда, во время отступления и в предчувствии боев, они казались совершенно ненужными. Прошлые сражения и награды позабылись. Но потом жизнь стала поспокойнее, вот даже сфотографироваться смог.
Наверное, все же лучше, что они остались у меня дома. Не из-за меня. Во время сбора на демонстрацию я оказался свидетелем шумной ссоры. Один красноармеец вцепился в другого, вовсю матюкался и тряс свою жертву так, что все четыре его Георгиевских креста на выцветших оранжево-черных ленточках жалобно позвякивали.
Ах ты сволочь, угодник царский, нацепил на себя кресты кровавого Николашки, хочешь испоганить праздник трудового народа! Ты их за кровь братьев своих получил, да? Да я их с тебя вместе с гимнастеркой сдеру и в выгребную яму выкину' Поглядите-ка на сукиного сына, потешается над кровью жертв революции! По-твоему, царя со всеми его орлами и крестами еще с престола не спихнули, да? Ждешь обратно своего благодетеля?
Но тут коса явно нашла на камень.
А ну, живо убери свои грязные лапы, крыса тыловая. Еще неизвестно, на каком таком продовольственном складе ты, как таракан, отсидел всю войну в щели и жировал за счет других, а теперь, когда мы, фронтовики, провернули революцию, и ты выползаешь на поживу! Смотри, какое брюхо на^ел! Не ты мне эти кресты на грудь вешал, не тебе и сдирать. Я их кровью своей заслужил, битых четыре года кормил в окопах вшей, две пули словил за это время, пока такие, как ты, за линией фронта задницу себе отращивали! Убирайся добром, пока я кишки твои грязные на штык не намотал! Истинное дерьмо, примазавшееся к революции, вот ты кто. Прочь с глаз моих, чтоб тебя водой не смыло!
Тут вмешались другие красноармейцы и разняли сцепившихся.
Я и не знаю, как тут решить. Дело это не такое простое. Конечно, кресты царские, но однако же! Большими звездами да лентами наделяли знатных вельмож за заслуги перед царским двором и за верность царю, но солдатские кресты — их и впрямь приходилось оплачивать кровью.
Полным Георгиевским кавалерам, тем немногим, кто остался в живых, даже царь, несмотря на все свое высокомерие, один раз в году оказывал честь в день своего тезоименитства. Этих людей, даже простых рядовых солдат, приглашали во дворец на торжественный обед. В память об этом каждый мог взять с собой серебряную стопку, из которой во время обеда пил водку. Не так уж и густо за все пережитое, раны и страхи.
Ребята мои преподнесли сюрприз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85