Благополучие или гибель провинции определяется не мощью крепостных стен, а стойкостью наших душ. Люди, населяющие провинцию, и есть ее стены и рвы. Работая в крепости, вы можете считать, что просто укрепляете стены чужого дома. По существу, вы крепите собственную оборону. Представьте, что однажды нашу крепость сожгут дотла. Город превратится в пепелище, а всю провинцию предадут разорению. Детей вырвут из рук родителей, старики останутся без сыновей и дочерей, над девушками надругаются, хворых и немощных сожгут живьем. Ах, если провинции и впрямь суждено погибнуть, то это означает конец всему. А ведь у всех нас есть родители, жены, дети, больные родственники. Помните об этом!
Десятники перестали хмыкать. У них были семьи и достаток, поэтому слова Токитиро затрагивали каждого.
— Почему у нас в провинции царят мир и покой? Прежде всего благодаря заботам князя, но и вы, люди, живущие здесь, защищаете нас, служащих в крепости, расположенной в центре Японии. Какой смысл в отваге и ответственности самураев, если сердце народа не забьется вместе с нашими… — В глазах Токитиро стояли непритворные слезы. Он вкладывал душу в каждое свое слово.
Люди мгновенно протрезвели от страстной речи Токитиро. Некоторые плакали, утирая слезы рукавом. В голос зарыдал и десятник плотников — старейший и самый уважаемый среди всех. До сих пор он неприкрыто выступал против Токитиро. Слезы текли по изрытым оспой щекам. Люди изумленно уставились на него. Десятник вдруг вскочил с места и, растолкав людей, бросился наземь перед Токитиро.
— Мне нет прощения. Сознаю глупость и вероломство моего поведения. Повесьте меня в назидание остальным, а затем поторопитесь с ремонтом во благо родной провинции!
Токитиро молча смотрел на него.
— Вот как? Тебя ведь подучил Ямабути Укон, верно? — заговорил он после затянувшейся паузы.
— Вы знали об этом, господин Киносита.
— Разумеется. Укон не позволил всем вам принять мое приглашение.
— Да.
— И велел работать помедленнее и не повиноваться моим приказам.
— Да…
— Ничего странного. За преднамеренный срыв работ и вам бы не поздоровилось. Ладно, хватит болтать. Прощаю тебя, потому что ты осознал свою вину.
— Я не все еще сказал! Ямабути Укон пообещал нам много денег, если мы вообще ничего не сделаем за три дня. Теперь я осознал, что козни господина Ямабути Укона приведут к нашему самоуничтожению. Меня как главного зачинщика и смутьяна необходимо покарать и немедленно приступить к работе.
Токитиро улыбнулся, поняв, что сильный враг превратился в надежного союзника. Он протянул десятнику чашечку сакэ:
— Ты не виноват. Поняв заблуждения, ты стал самым верноподданным жителем провинции. Выпьем! А потом, немного отдохнув, приступим к работе.
Десятник, взяв чашечку, низко поклонился Токитиро, но пить не стал.
— Эй! Слушайте меня! — закричал он. — Мы выполним все указания господина Киноситы. Выпьем по последней — и за дело. Удивительно, что нас еще не покарали Небеса. До сих пор я бездумно ел свой рис, но с этой минуты буду добывать его в поте лица. Отныне я буду трудиться во имя общего блага. А что скажете вы?
Не успел он закончить свою речь, как все мастеровые разом поднялись на ноги.
— За работу!
— Успеем вовремя!
Поднял чашечку и Токитиро:
— Благодарю всех! Я не стану пить сейчас. Отпразднуем, когда закончим дело. Тогда и выпьем от души. Не знаю, сколько денег вам посулил Ямабути Укон, но я, если смогу, заплачу вам столько же.
— Нам ничего не нужно!
Мастеровые залпом осушили свои чашечки. И подобно идущим в атаку войскам, ринулись на рабочие места.
Токитиро облегченно вздохнул.
— Удалось! — невольно вырвалось у него.
Вместе с простыми рабочими он трудился как одержимый три ночи и два дня.
— Обезьяна! Обезьяна!
Токитиро обернулся и увидел необычайно взволнованного Инутиё.
— Инутиё!
— Прощай!
— Что случилось?
— Меня изгнали.
— За что?
— Я зарубил человека, и князь Нобунага наказал меня. Мне остается стать вольным самураем-ронином.
— Кого ты зарубил?
— Ямабути Укона. Ты поймешь меня, как никто другой.
— Какая горячность!
— Молодая кровь взыграла. Я раскаялся, едва нанеся удар, но было уже поздно. Я поддался порыву. Ну что ж…
— Ты сейчас уезжаешь?
— Обезьяна, позаботься о Нэнэ! По воле судьбы мы с ней расстаемся. Береги ее!
В это же время одинокий всадник промчался во тьме из Киёсу по направлению к Наруми. Тяжелораненый Ямабути Укон крепко держался в седле. Расстояние от Киёсу до Наруми составляло около девяти ри.
Никто не заметил его в темноте. Днем все бы видели, что следы от копыт его коня закапаны кровью. Рана Укона была глубокой, но не смертельной. Вцепившись в конскую гриву, он не был уверен, сумеет ли умчаться от смерти.
«Только бы добраться до Наруми!» — молил он, вспоминая, как Маэда Инутиё ударил его мечом, воскликнув: «Предатель!»
Обвинение Инутиё пронзало Укона сильнее, чем рана в теле. Он постепенно приходил в себя под порывами ночного ветра. Отъехав от Киёсу на безопасное расстояние, он задумался о том, каким образом Инутиё узнал о его предательстве? И, мысленно представив последствия своего вероломства, которые скажутся на его отце и всем клане, Укон затрепетал от ужаса, и кровь сильнее заструилась из раны.
Крепость Наруми принадлежала отпрыскам клана Ода. Саманоскэ, отец Укона, был назначен комендантом Наруми по воле Нобухидэ. Нобухидэ умер, когда Нобунаге исполнилось пятнадцать, о нем уже шла дурная молва. В это время Саманоскэ предал наследника и заключил тайный союз с Имагавой Ёсимото.
Нобунага понял, что в Наруми сложился заговор против него и дважды штурмовал крепость, но взять ее не сумел, ведь могущественный Имагава поддерживал Наруми с тыла и оружием и деньгами. Усилия Нобунаги были безуспешными. Он решил на несколько лет оставить мятежную крепость в покое.
Теперь в верности Саманоскэ начал сомневаться Имагава. Наруми находилась под подозрением у враждующих сторон и могла полагаться лишь на счастливый случай. Волей-неволей Саманоскэ пришлось пасть к ногам Нобунаги и покаяться во всех грехах, тягчайшим из которых было многолетнее отступничество и вероломство. Он молил князя о разрешении вернуться под его покровительство.
— Ветвям не перерасти ствола. Надеюсь, ты наконец прозрел и впредь будешь хранить мне верность. — Этими словами Нобунага даровал Саманоскэ прощение.
С того дня и отец и сын совершили немало важных дел на благо клана, и об их предательстве почти забыли. То, что тщательно скрывалось от постороннего взгляда, разгадали двое молодых людей — Маэда Инутиё и Киносита Токитиро. Их проницательность тревожила Укона, а затем события приняли непредвиденный оборот. Токитиро лишил его должности начальника на строительных работах, а Инутиё тяжело ранил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366