Давным-давно он был деревенским неслухом и недотепой, над которым смеялись в крепости Киёсу, переводя его с одной низкой должности на другую. И Гэмба говорил как раз об этом.
— Тогда, двадцать лет назад, мой дядя нес однажды ночную стражу. Заскучав, он кликнул Обезьяну и угостил сакэ, потом устал и прилег. И велел Обезьяне растереть себе бедра. Что же вы думаете? Обезьяна с великой охотой выполнил просьбу.
Присутствующие в зале давным-давно протрезвели. Лица у всех побелели как мел, во рту пересохло. Происходящее мало напоминало обычное застольное бесчинство. Многие невольно подумали, что, должно быть, неподалеку от зала, в котором они пируют, в тени деревьев и во мраке подземелий воины клана Сибата уже стоят наготове, вооружась мечами, копьями и луками. Что другое мог бы означать беспримерный вызов, брошенный в лицо Хидэёси? Тревога и волнение охватили гостей. Казалось, ночной ветер налился запахом смерти, даже фонарики в пиршественном зале замигали, как в час заупокойной службы. Стоял разгар лета, однако по спине у только что беззаботно пировавших людей пробежал холодок.
Хидэёси дождался мгновения, когда Гэмба закончит свой издевательский рассказ, а затем оглушительно расхохотался:
— Интересно, господин племянник, откуда вы об этом узнали? Во всяком случае, вы напомнили мне кое о чем приятном. Тогда, двадцать лет назад, старую обезьяну считали умельцем растирания и расслабления тела, и весь клан Ода упрашивал меня оказать подобную услугу. Так что вовсе не одного только князя Кацуиэ мне довелось ублажать. Меня в благодарность угощали сластями — и какие это были сласти! Незабываемый вкус! Я с тех пор ничего такого не отведывал! — И Хидэёси опять рассмеялся.
— Ты слышал, дядюшка? — Гэмба широко развел руками. — Угости же Хидэёси чем-нибудь вкусным. И если ты попросишь его растереть тебе бедра, он с удовольствием исполнит просьбу.
— Не забывайся, племянник. Послушайте, князь Хидэёси, с его стороны это всего лишь шутка.
— Пустяки. Кстати говоря, я до сих пор при случае могу помочь растиранием. Во всяком случае, уж одного человека я и в самом деле так излечиваю.
— Кого же? Кто этот счастливчик? — с кривой усмешкой осведомился Гэмба.
— Моя матушка. В нынешнем году ей исполнилось семьдесят, помогать ей доставляет мне величайшее удовольствие. Но поскольку я много времени провожу в походах, удовольствие это выпадает на мою долю, к сожалению, нечасто. А я, пожалуй, позволю себе удалиться, но это не означает, что вам надо последовать моему примеру. Пируйте сколько душе угодно.
Хидэёси первым покинул пиршественный зал. Пока он шел по коридору, никто не попытался остановить его. Напротив, другие нашли его решение оставить пир мудрым и были счастливы избавиться от ощущения смертельной опасности, которое только что испытали.
Из бокового помещения вышли двое молодых оруженосцев Хидэёси и последовали за своим господином. Даже находясь постоянно у себя в комнате, они не могли не заметить, какое напряжение царило в крепости в последние два дня. Но Хидэёси прибыл на совет без свиты, поэтому, когда двое оруженосцев поняли, что господину больше ничто не грозит, они испытали облегчение. Затем вышли во двор и велели слугам подать лошадей, когда кто-то окликнул их господина.
— Князь Хидэёси! Князь Хидэёси!
Невидимый человек искал его, дожидаясь во тьме у дороги. Лунный серп висел в ночном небе.
— Я здесь.
Хидэёси уже сидел верхом. Услышав в темноте скрип седла, Такигава Кадзумасу подбежал вплотную.
— В чем дело?
Вид у Хидэёси был сейчас неожиданно высокомерным, словно князь разговаривал с подданным.
Такигава сказал:
— Вас сегодня вечером тяжело оскорбили. Все дело в количестве выпитого сакэ. Племянник князя Кацуиэ еще так молод. Надеюсь, вы сумеете простить его. — Помолчав, он добавил: — Я хочу напомнить кое о чем, что, возможно, вы ненароком запамятовали. Четвертого числа — то есть завтра — должна состояться церемония провозглашения князя Самбоси главой клана, и вам надлежит в ней участвовать. После вашего внезапного ухода князь Кацуиэ очень обеспокоился тем, что вы могли упустить это из виду.
— Вот как? Что ж…
— Пожалуйста, приезжайте непременно.
— Я понял.
— И еще раз относительно происшедшего на пиру. Прошу вас, забудьте обо всем. Я объяснил князю Кацуиэ, что вы предельно великодушны и наверняка не станете мстить молодому человеку за безрассудную пьяную выходку.
Хидэёси тронул коня.
— Поехали! — крикнул он оруженосцам и рванул с места так, что едва не сшиб Такигаву с ног.
Хидэёси остановился в западной части крепостного города. Своим временным пристанищем он избрал маленький буддийский храм и примыкающий к нему дом, который принадлежал зажиточному семейству. Спутники Хидэёси разместились в помещениях храма, а он снял для себя целый этаж.
Хозяева дома с удовольствием приняли бы и спутников Хидэёси, но его свита насчитывала семьсот или восемьсот человек, что само по себе было немного, так как клан Сибата разместил в Киёсу, по слухам, около десяти тысяч своих воинов.
Едва вернувшись к себе, Хидэёси пожаловался, что в комнатах дымно. Распорядившись открыть все окна, он отшвырнул роскошный церемониальный наряд, разделся и потребовал приготовить фуро.
Понимая, что господин в дурном расположении духа, усталые оруженосцы принялись осторожно лить горячую воду ему на плечи. Хидэёси, погрузившись в фуро, сперва зевнул, а затем, широко раскинув руки и ноги, с удовлетворением хмыкнул.
— Похоже, я ослаб и размяк, — заметил он, а затем позволил себе пожаловаться на усталость, возникшую после двух напряженных дней. — Москитную сетку поставили?
— Да, господин, — ответили оруженосцы, подавая Хидэёси ночное кимоно.
— Отлично, отлично. Вам тоже следует нынче лечь пораньше. И стражникам передайте то же самое.
Хидэёси задернул сетку.
Дверь заперли, окна, однако же, оставили распахнутыми, чтобы наслаждаться ночным ветерком. В окно лился лунный свет. Хидэёси почувствовал, что его одолевает дремота.
— Мой господин! — окликнули его снаружи.
— Это ты, Москэ?
— Да, мой господин. Прибыл настоятель Арима. Он говорит, что ему хотелось бы побеседовать с вами наедине.
— Арима? А в чем дело?
— Я сказал ему, что вы легли, однако он настаивает.
Какое-то время из-под москитной сетки не доносилось ни звука. Наконец Хидэёси принял решение:
— Впусти его. Но попроси прощения за то, что я приму его не поднимаясь с постели. Объясни ему, что в крепости я себя неважно почувствовал и уже принял лекарство.
Москэ спустился на первый этаж. Послышались шаги на лестнице, и вот на деревянном полу перед нишей, где лежал Хидэёси, опустился на колени гость.
— Ваши слуги объяснили, что вы уже спите, однако я решился…
— Что случилось, святой отец?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366
— Тогда, двадцать лет назад, мой дядя нес однажды ночную стражу. Заскучав, он кликнул Обезьяну и угостил сакэ, потом устал и прилег. И велел Обезьяне растереть себе бедра. Что же вы думаете? Обезьяна с великой охотой выполнил просьбу.
Присутствующие в зале давным-давно протрезвели. Лица у всех побелели как мел, во рту пересохло. Происходящее мало напоминало обычное застольное бесчинство. Многие невольно подумали, что, должно быть, неподалеку от зала, в котором они пируют, в тени деревьев и во мраке подземелий воины клана Сибата уже стоят наготове, вооружась мечами, копьями и луками. Что другое мог бы означать беспримерный вызов, брошенный в лицо Хидэёси? Тревога и волнение охватили гостей. Казалось, ночной ветер налился запахом смерти, даже фонарики в пиршественном зале замигали, как в час заупокойной службы. Стоял разгар лета, однако по спине у только что беззаботно пировавших людей пробежал холодок.
Хидэёси дождался мгновения, когда Гэмба закончит свой издевательский рассказ, а затем оглушительно расхохотался:
— Интересно, господин племянник, откуда вы об этом узнали? Во всяком случае, вы напомнили мне кое о чем приятном. Тогда, двадцать лет назад, старую обезьяну считали умельцем растирания и расслабления тела, и весь клан Ода упрашивал меня оказать подобную услугу. Так что вовсе не одного только князя Кацуиэ мне довелось ублажать. Меня в благодарность угощали сластями — и какие это были сласти! Незабываемый вкус! Я с тех пор ничего такого не отведывал! — И Хидэёси опять рассмеялся.
— Ты слышал, дядюшка? — Гэмба широко развел руками. — Угости же Хидэёси чем-нибудь вкусным. И если ты попросишь его растереть тебе бедра, он с удовольствием исполнит просьбу.
— Не забывайся, племянник. Послушайте, князь Хидэёси, с его стороны это всего лишь шутка.
— Пустяки. Кстати говоря, я до сих пор при случае могу помочь растиранием. Во всяком случае, уж одного человека я и в самом деле так излечиваю.
— Кого же? Кто этот счастливчик? — с кривой усмешкой осведомился Гэмба.
— Моя матушка. В нынешнем году ей исполнилось семьдесят, помогать ей доставляет мне величайшее удовольствие. Но поскольку я много времени провожу в походах, удовольствие это выпадает на мою долю, к сожалению, нечасто. А я, пожалуй, позволю себе удалиться, но это не означает, что вам надо последовать моему примеру. Пируйте сколько душе угодно.
Хидэёси первым покинул пиршественный зал. Пока он шел по коридору, никто не попытался остановить его. Напротив, другие нашли его решение оставить пир мудрым и были счастливы избавиться от ощущения смертельной опасности, которое только что испытали.
Из бокового помещения вышли двое молодых оруженосцев Хидэёси и последовали за своим господином. Даже находясь постоянно у себя в комнате, они не могли не заметить, какое напряжение царило в крепости в последние два дня. Но Хидэёси прибыл на совет без свиты, поэтому, когда двое оруженосцев поняли, что господину больше ничто не грозит, они испытали облегчение. Затем вышли во двор и велели слугам подать лошадей, когда кто-то окликнул их господина.
— Князь Хидэёси! Князь Хидэёси!
Невидимый человек искал его, дожидаясь во тьме у дороги. Лунный серп висел в ночном небе.
— Я здесь.
Хидэёси уже сидел верхом. Услышав в темноте скрип седла, Такигава Кадзумасу подбежал вплотную.
— В чем дело?
Вид у Хидэёси был сейчас неожиданно высокомерным, словно князь разговаривал с подданным.
Такигава сказал:
— Вас сегодня вечером тяжело оскорбили. Все дело в количестве выпитого сакэ. Племянник князя Кацуиэ еще так молод. Надеюсь, вы сумеете простить его. — Помолчав, он добавил: — Я хочу напомнить кое о чем, что, возможно, вы ненароком запамятовали. Четвертого числа — то есть завтра — должна состояться церемония провозглашения князя Самбоси главой клана, и вам надлежит в ней участвовать. После вашего внезапного ухода князь Кацуиэ очень обеспокоился тем, что вы могли упустить это из виду.
— Вот как? Что ж…
— Пожалуйста, приезжайте непременно.
— Я понял.
— И еще раз относительно происшедшего на пиру. Прошу вас, забудьте обо всем. Я объяснил князю Кацуиэ, что вы предельно великодушны и наверняка не станете мстить молодому человеку за безрассудную пьяную выходку.
Хидэёси тронул коня.
— Поехали! — крикнул он оруженосцам и рванул с места так, что едва не сшиб Такигаву с ног.
Хидэёси остановился в западной части крепостного города. Своим временным пристанищем он избрал маленький буддийский храм и примыкающий к нему дом, который принадлежал зажиточному семейству. Спутники Хидэёси разместились в помещениях храма, а он снял для себя целый этаж.
Хозяева дома с удовольствием приняли бы и спутников Хидэёси, но его свита насчитывала семьсот или восемьсот человек, что само по себе было немного, так как клан Сибата разместил в Киёсу, по слухам, около десяти тысяч своих воинов.
Едва вернувшись к себе, Хидэёси пожаловался, что в комнатах дымно. Распорядившись открыть все окна, он отшвырнул роскошный церемониальный наряд, разделся и потребовал приготовить фуро.
Понимая, что господин в дурном расположении духа, усталые оруженосцы принялись осторожно лить горячую воду ему на плечи. Хидэёси, погрузившись в фуро, сперва зевнул, а затем, широко раскинув руки и ноги, с удовлетворением хмыкнул.
— Похоже, я ослаб и размяк, — заметил он, а затем позволил себе пожаловаться на усталость, возникшую после двух напряженных дней. — Москитную сетку поставили?
— Да, господин, — ответили оруженосцы, подавая Хидэёси ночное кимоно.
— Отлично, отлично. Вам тоже следует нынче лечь пораньше. И стражникам передайте то же самое.
Хидэёси задернул сетку.
Дверь заперли, окна, однако же, оставили распахнутыми, чтобы наслаждаться ночным ветерком. В окно лился лунный свет. Хидэёси почувствовал, что его одолевает дремота.
— Мой господин! — окликнули его снаружи.
— Это ты, Москэ?
— Да, мой господин. Прибыл настоятель Арима. Он говорит, что ему хотелось бы побеседовать с вами наедине.
— Арима? А в чем дело?
— Я сказал ему, что вы легли, однако он настаивает.
Какое-то время из-под москитной сетки не доносилось ни звука. Наконец Хидэёси принял решение:
— Впусти его. Но попроси прощения за то, что я приму его не поднимаясь с постели. Объясни ему, что в крепости я себя неважно почувствовал и уже принял лекарство.
Москэ спустился на первый этаж. Послышались шаги на лестнице, и вот на деревянном полу перед нишей, где лежал Хидэёси, опустился на колени гость.
— Ваши слуги объяснили, что вы уже спите, однако я решился…
— Что случилось, святой отец?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366