— Тут использована одна штука, которую называют сахаром, поэтому не злоупотребляйте такой сладкой пищей перед сном.
— А что, сахар ядовит? — поинтересовался Нобунага.
— Ну, не ядовит, но наверняка не идет на пользу здоровью, — ответил Сёсицу. — Пища из варварских стран жирная и сочная, тогда как наша имеет скорее пресноватый вкус. Эти пирожки, конечно, куда слаще нашей вяленой хурмы и рисовых колобков. Стоит привыкнуть к сахару, и наши японские сласти покажутся вам безвкусными.
— А что, на Кюсю этот самый сахар, должно быть, уже ввозят в больших количествах?
— Не в таких уж больших. За меру сахара берут меру золота, на такой торговле не больно-то разживешься. Я подумываю о том, чтобы завести в страну сахарный тростник и попробовать разводить его где-нибудь в теплом месте. Но, как и в случае с табаком, я далеко не уверен, что сахар следует широко распространять в Японии.
— Это на тебя не похоже, — рассмеялся Нобунага. — Не будь чересчур осторожен. Не важно, хорошие это вещи или дурные. Их нужно заполучить и доставить сюда, в любом случае будут способствовать расширению нашего кругозора. Все новшества так или иначе приходят к нам по морю прямо сейчас, и из западных стран, и из южных. Остановить их проникновение на восток невозможно.
— Я приветствую вашу терпимость, мой господин, и осознаю, что она, безусловно, послужит процветанию моего промысла. Но не уверен, что следует заимствовать все подряд.
— Следует, вне всякого сомнения, следует. Привози все новое отовсюду, где только его обнаружишь.
— Если вам так угодно, мой господин.
— Только нельзя сразу же глотать. Надо сначала попробовать, разжевать и выплюнуть, — добавил Нобунага.
— Выплюнуть?
— Хорошенько прожуй, впитай все добрые соки, а дрянь выплюнь. Если все воины, земледельцы, ремесленники и купцы Японии усвоят это правило, тогда к нам можно будет ввозить что угодно.
— Нет, это не так! — Сёсицу решительно замахал рукою. Предлагаемое Нобунагой правило в корне не устраивало его, и сейчас он спешил высказать свои возражения главе государства. — Вы, мой господин, будучи вождем всего народа, имеете право именно так подходить к этому вопросу, но до меня уже стали доходить кое-какие тревожные сведения, и я ни в коем случае не могу с вами согласиться. Взять хоть один пример.
— Ну и какой же?
— Распространение ложного вероучения.
— Ты имеешь в виду миссионеров? А что, Сёсицу, буддисты и тебя одолевают своими просьбами?
— Вы относитесь к этому чересчур легковесно. Этот вопрос может иметь пагубные последствия для всей страны.
Сёсицу рассказал о мальчике, свалившемся в ров несколько часов назад, и о самоотверженности миссионера, которая произвела на зевак такое сильное впечатление.
— Менее чем за десять лет тысячи японцев забыли алтари своих предков и обратились в христианскую веру. И это произошло не только в Омуре, не только в Нагасаки, но и по всему Кюсю, и в отдаленных районах Сикоку и даже в Осаке, в Киото и в Сакаи. Ваша светлость только что изволили заметить, что нам, японцам, следует разжевать и выплюнуть все, что к нам привозят, но в вопросах веры подобный подход недопустим и, наверное, невозможен. Не важно, долго ли ты жуешь чужую веру или нет, но в душу она западает и никуда не девается, даже если всех христиан распять, как они рассказывают, на кресте или отрубить им головы.
Нобунага молчал. Судя по выражению его лица, он понимал, что тема эта слишком сложна, чтобы исчерпать ее в ходе одной беседы. Он сжег гору Хиэй и с невиданной в истории страны жестокостью поставил буддизм на колени. Он истребил монахов огнем и мечом, но знал лучше, чем кто-либо, что это не добавило ему всеобщей любви.
С другой стороны, он позволил миссионерам воздвигнуть церковь, он отдавал должное их делам и даже время от времени приглашал к себе на пиры. Буддийские монахи злобствовали и не раз задавали ему и народу роковой вопрос: кого же, в конце концов, Нобунага считает в своей стране чужаками — христиан или их самих?
Нобунаге не хотелось пускаться в пространные объяснения. Вдобавок ко всему он терпеть не мог, когда ему перечили. И в то же время он не мог не уважать свободного изъявления чувств и настроений своих подданных. Это, несмотря ни на что, ему нравилось.
— Сотан, — обратился он сейчас ко второму гостю. — А что ты скажешь об этом? Ты молод, поэтому наверняка относишься к этому делу иначе, чем Сёсицу.
Сотан, собираясь с мыслями, на мгновение отвел взгляд, но затем ответил со всей определенностью:
— Я согласен с вами, мой господин. Чужую религию нужно прожевать и выплюнуть.
Нобунага самодовольно посмотрел на Сёсицу, как человек, только что обретший единомышленника.
— Не беспокойся. Такие вопросы требуют более широкого подхода. Столетия назад князь Митидзанэ решил соединить китайское и японское мировоззрения. Перенимаем ли мы китайские обычаи или ввозим доселе невиданные вещи с запада, краски осени и цветение вишни весной остаются теми же самыми. А когда идет дождь, вода в пруду становится от этого только чище. Нельзя вместить океан в ров храма Хонно. Не так ли, Сёсицу?
— Да, мой господин, во рву должно быть столько воды, сколько способен вместить ров.
— То же самое относится и к заморской культуре.
— Я старею и кажусь сам себе лягушкой во рву.
— Ты мне больше напоминаешь кита.
— Возможно, — согласился Сёсицу. — Но я похож на кита с кругозором лягушки.
— Эй, принеси-ка воды!
Нобунага разбудил мальчика, прикорнувшего в углу. Он еще не пресытился разговором. Хотя уже какое-то время они ничего не ели и не пили, очарование беседы не исчезало.
— Отец! — сказал Нобутада, склонившись к Нобунаге. — Уже очень поздно. Мне хочется вас покинуть.
— Побудь еще немного, — произнес Нобунага несколько более требовательно, чем обычно. — Ты ведь живешь в Нидзё, не так ли? И пускай час нынче поздний, это ведь все равно считай что рядом. Нагато тоже живет рядом с храмом, а наших гостей из Хакаты я сегодня никуда не отпущу.
— Увы, мне придется уйти. — Сёсицу сказал это так, словно собирался покинуть общество немедленно. — У меня завтра утром важная встреча.
— Значит, со мной останется только Сотан?
— Можно сказать, на ночном дежурстве. Нужно же кому-то навести порядок в чайном домике.
— Понятно. Значит, пить со мной сакэ ты не будешь. Вы принесли с собой столько драгоценной чайной утвари, и тебе придется всю ночь ее охранять.
— Не смею возражать, мой господин.
— Нет уж, говори откровенно!
Нобунага рассмеялся. А затем, внезапно обернувшись, посмотрел на висевший на стене свиток:
— Му Чи — превосходный живописец, не правда ли? В наши дни редко увидишь что-нибудь подобное. Я слышал, что Сотану принадлежит картина Му Чи, которая называется «Корабль, возвращающийся из долгого плавания».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362 363 364 365 366