Но в этот миг в кустах послышался шорох и передо мной возникло удивительное существо.
Это была женщина, старая женщина. Я уже протянул руку, чтобы схватить ее за горло и оглушить — в сложившейся обстановке не приходилось думать о рыцарском обращении с дамой. Но странное выражение ее глаз удержало меня, и мы застыли, напряженно разглядывая друг друга.
Высокая, худая, плечистая, она была одета в мешковатое и выцветшее синее платье; с непокрытой головы свисали спутанные космы серых волос. Несмотря на густой загар, черты ее лица показались мне не вполне индейскими, а скорее соответствовали бы представительнице кавказской расы . Встретив эту женщину где-нибудь в иных краях, я бы, вероятно, и не подумал, что она может принадлежать к какому-либо из краснокожих племен. Более того, она явно напоминала мне кого-то, кого я видел совсем недавно! Это изможденное, испуганное лицо… А глаза, что за глаза! Мне был хорошо знаком такой взгляд — настойчивый, горящий, одновременно дикий и несчастный, я не раз наблюдал его в больницах для умалишенных. Да, передо мной стояла сумасшедшая, в этом не было никаких сомнений.
Прошло несколько томительных секунд. Наконец выражение ее лица смягчилось, и на бледных губах мелькнуло подобие улыбки. Бронзового оттенка палец, тощий, как у скелета, согнулся и поманил меня; я услышал тихий голос:
— Иди сюда, иди скорее! Мне надо спросить тебя.
Она говорила на языке команчей. Я подошел к ней вплотную.
— Ты бледнолицый?
— Да, — ответил я. — А кто ты?
— Я Тибо-вете-Элен, — шепнула безумная.
«Вете» на языке команчей означает женщина; но что такое «Тибо» и «Элен», я не представлял даже приблизительно. Эти слова не встречались ни в одном из известных мне индейских диалектов.
— У тебя есть муж? — спросил я.
— Да. Его зовут Тибо-така.
Опять это непонятное «Тибо»! «Така» значит просто «мужчина».
— А где он сейчас? — продолжал я, видя, что она отвечает охотно и как будто не боится меня.
Тут женщина приблизила губы к моему уху и еле слышно произнесла:
— Он ловит Кровавого Лиса там, в пустыне. Он — шаман нашего племени.
Проговорив это — а ни одна индеанка в здравом уме не стала бы сообщать такие сведения какому-то неведомому бледнолицему, — она вцепилась в мой рукав и, пытливо глядя мае в глаза, спросила:
— Ты знаешь моего брата Деррика?
О Господи, что еще за Деррик? Имя, конечно, искажено, но все же оно явно европейского происхождения. Но почему брат этой несчастной, индеец, зовется христианским именем? Нет, видимо, «Деррик» — не имя, а какое-то неизвестное мне понятие.
Я покачал головой.
— Нет, я его не знаю.
— Ты — бледнолицый, а ничего не знаешь о нем? — изумилась женщина. — Ну вспомни же! Ты должен его знать! О, вспомни, вспомни! Смотри…
Сломив тонкую веточку с куста, она свернула ее, переплетя концы; получился маленький обруч, который она возложила себе на голову со словами:
— Это мой myrtle wreath! Он нравится тебе? Скажи, он тебе нравится?
Ну, уж это не лезло решительно ни в какие ворота! С чего бы женщине из племени команчей употреблять английские выражения? И откуда ей знать о свадебных миртовых веночках? Я схватил ее за руку и спросил:
— Может быть, ты белая? Ответь!
Женщина захихикала, и в этом смехе неописуемым образом сочетались отчаяние и самодовольство.
— Ты принимаешь меня за белую, потому что я так прекрасна? — бормотала она. — О да, я прекрасна и ношу на голове чудесный венок. Но не смотри мне в глаза, а то тебя сожжет тоска, сжигающая меня. Ты знаешь моего брата Деррика? А хочешь, я покажу тебе вигвам, где я живу?
— Да, покажи мне его, — с трудом выговорил я.
— Идем, но держись у края долины. Если кто-нибудь увидит тебя, ты умрешь. Наши воины убивают всех бледнолицых. Но я рада, что встретила тебя, я не скажу никому ни слова, потому что ты сделаешь то, о чем я прошу.
— Конечно, сделаю. Чего ты хочешь?
Она сняла с головы свернутый кольцом прутик, протянула его мне и потребовала:
— Когда встретишь моего брата Деррика, отдай ему этот myrtle wreath. Ты запомнишь?
— Запомню и сделаю, — ответил я, принимая «миртовый венок». — Но где он, твой брат?
— Да… кажется, он в… я не знаю… я забыла. Но ты найдешь его, правда?
— Найду, — заверил я, надеясь хоть немного порадовать эту несчастную. — А что мне ему сказать?
— Ты скажешь ему… скажешь, что… Нет, говорить ничего не надо. Когда он увидит myrtle wreath, он сам все поймет. А теперь гляди. Видишь — вон там, во втором ряду — вигвам, расписанный знаками шаманского могущества?
— Да, вижу.
— В этой палатке живет Тибо-така. А я его жена, и меня зовут Тибо-вете-Элен. Не забудь!
— Я не забуду. А кто живет в большой палатке со столбами перед входом?
— Наш вождь Вупа-Умуги.
— Но ведь он в отъезде. Кто же сейчас там, внутри?
— Его жена и дочери, больше никого.
— А почему вон ту палатку, самую дальнюю, охраняют два воина?
— Там живет чернокожий, — объяснила женщина. — Его убьют, когда поймают его господина, Кровавого Лиса.
— О, вот как! Ну а пока стерегут, чтобы он не сбежал?
— Да, да! — с важностью подтвердила Тибо-вете-Элен. — Стерегут воины… днем и ночью.
— И много здесь таких воинов? — словно невзначай поинтересовался я.
— Нет, сейчас только эти двое. Большой отряд ушел в пустыню вместе с вождем, а другие поехали на охоту в прерию. Они вернутся завтра, а может быть, через день. Но ты не потеряешь мой myrtle wreath, ты будешь бережно обращаться с ним?
— Не беспокойся, я держу его крепко и не потеряю.
— И отдашь его Деррику, да?
— Как только найду твоего брата.
— Ты обязательно найдешь его… — Она запнулась и опустила глаза, словно отыскивая что-то в своей больной памяти, потом продолжала: — И передай ему… передай ему еще одну вещь, ладно?
— Конечно, передам… — начал я, но тут женщина внезапно обвила руками мою шею и поцеловала меня так стремительно, что я не успел бы ее оттолкнуть, даже если бы и решился на подобную жестокость.
— А теперь мне надо идти, — произнесла она, отпрянув. — Иди и ты, но смотри, не рассказывай никому о нашей встрече. И не бойся — от меня никто ни о чем не узнает.
— Ты будешь молчать?
— Да, я клянусь! А ты?
— Буду, если ты действительно этого хочешь, — ответил я.
— Не говори никому, ни одному человеку, кроме моего Вава-Деррика! Только он должен знать, и никто другой. Обещай мне и дай на том руку!
Я протянул руку; простившись со мной порывистым рукопожатием, женщина повернулась и побежала вниз, но через несколько шагов оглянулась и, приложив палец к губам, повторила:
— Помни — ни одному человеку! И не потеряй мой myrtle wreath!
Она исчезла в кустах, а я, позабыв об осторожности, еще целую минуту стоял на открытом склоне. Мысли кружились в голове беспорядочным вихрем. Кто эта женщина — индеанка или белая?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362
Это была женщина, старая женщина. Я уже протянул руку, чтобы схватить ее за горло и оглушить — в сложившейся обстановке не приходилось думать о рыцарском обращении с дамой. Но странное выражение ее глаз удержало меня, и мы застыли, напряженно разглядывая друг друга.
Высокая, худая, плечистая, она была одета в мешковатое и выцветшее синее платье; с непокрытой головы свисали спутанные космы серых волос. Несмотря на густой загар, черты ее лица показались мне не вполне индейскими, а скорее соответствовали бы представительнице кавказской расы . Встретив эту женщину где-нибудь в иных краях, я бы, вероятно, и не подумал, что она может принадлежать к какому-либо из краснокожих племен. Более того, она явно напоминала мне кого-то, кого я видел совсем недавно! Это изможденное, испуганное лицо… А глаза, что за глаза! Мне был хорошо знаком такой взгляд — настойчивый, горящий, одновременно дикий и несчастный, я не раз наблюдал его в больницах для умалишенных. Да, передо мной стояла сумасшедшая, в этом не было никаких сомнений.
Прошло несколько томительных секунд. Наконец выражение ее лица смягчилось, и на бледных губах мелькнуло подобие улыбки. Бронзового оттенка палец, тощий, как у скелета, согнулся и поманил меня; я услышал тихий голос:
— Иди сюда, иди скорее! Мне надо спросить тебя.
Она говорила на языке команчей. Я подошел к ней вплотную.
— Ты бледнолицый?
— Да, — ответил я. — А кто ты?
— Я Тибо-вете-Элен, — шепнула безумная.
«Вете» на языке команчей означает женщина; но что такое «Тибо» и «Элен», я не представлял даже приблизительно. Эти слова не встречались ни в одном из известных мне индейских диалектов.
— У тебя есть муж? — спросил я.
— Да. Его зовут Тибо-така.
Опять это непонятное «Тибо»! «Така» значит просто «мужчина».
— А где он сейчас? — продолжал я, видя, что она отвечает охотно и как будто не боится меня.
Тут женщина приблизила губы к моему уху и еле слышно произнесла:
— Он ловит Кровавого Лиса там, в пустыне. Он — шаман нашего племени.
Проговорив это — а ни одна индеанка в здравом уме не стала бы сообщать такие сведения какому-то неведомому бледнолицему, — она вцепилась в мой рукав и, пытливо глядя мае в глаза, спросила:
— Ты знаешь моего брата Деррика?
О Господи, что еще за Деррик? Имя, конечно, искажено, но все же оно явно европейского происхождения. Но почему брат этой несчастной, индеец, зовется христианским именем? Нет, видимо, «Деррик» — не имя, а какое-то неизвестное мне понятие.
Я покачал головой.
— Нет, я его не знаю.
— Ты — бледнолицый, а ничего не знаешь о нем? — изумилась женщина. — Ну вспомни же! Ты должен его знать! О, вспомни, вспомни! Смотри…
Сломив тонкую веточку с куста, она свернула ее, переплетя концы; получился маленький обруч, который она возложила себе на голову со словами:
— Это мой myrtle wreath! Он нравится тебе? Скажи, он тебе нравится?
Ну, уж это не лезло решительно ни в какие ворота! С чего бы женщине из племени команчей употреблять английские выражения? И откуда ей знать о свадебных миртовых веночках? Я схватил ее за руку и спросил:
— Может быть, ты белая? Ответь!
Женщина захихикала, и в этом смехе неописуемым образом сочетались отчаяние и самодовольство.
— Ты принимаешь меня за белую, потому что я так прекрасна? — бормотала она. — О да, я прекрасна и ношу на голове чудесный венок. Но не смотри мне в глаза, а то тебя сожжет тоска, сжигающая меня. Ты знаешь моего брата Деррика? А хочешь, я покажу тебе вигвам, где я живу?
— Да, покажи мне его, — с трудом выговорил я.
— Идем, но держись у края долины. Если кто-нибудь увидит тебя, ты умрешь. Наши воины убивают всех бледнолицых. Но я рада, что встретила тебя, я не скажу никому ни слова, потому что ты сделаешь то, о чем я прошу.
— Конечно, сделаю. Чего ты хочешь?
Она сняла с головы свернутый кольцом прутик, протянула его мне и потребовала:
— Когда встретишь моего брата Деррика, отдай ему этот myrtle wreath. Ты запомнишь?
— Запомню и сделаю, — ответил я, принимая «миртовый венок». — Но где он, твой брат?
— Да… кажется, он в… я не знаю… я забыла. Но ты найдешь его, правда?
— Найду, — заверил я, надеясь хоть немного порадовать эту несчастную. — А что мне ему сказать?
— Ты скажешь ему… скажешь, что… Нет, говорить ничего не надо. Когда он увидит myrtle wreath, он сам все поймет. А теперь гляди. Видишь — вон там, во втором ряду — вигвам, расписанный знаками шаманского могущества?
— Да, вижу.
— В этой палатке живет Тибо-така. А я его жена, и меня зовут Тибо-вете-Элен. Не забудь!
— Я не забуду. А кто живет в большой палатке со столбами перед входом?
— Наш вождь Вупа-Умуги.
— Но ведь он в отъезде. Кто же сейчас там, внутри?
— Его жена и дочери, больше никого.
— А почему вон ту палатку, самую дальнюю, охраняют два воина?
— Там живет чернокожий, — объяснила женщина. — Его убьют, когда поймают его господина, Кровавого Лиса.
— О, вот как! Ну а пока стерегут, чтобы он не сбежал?
— Да, да! — с важностью подтвердила Тибо-вете-Элен. — Стерегут воины… днем и ночью.
— И много здесь таких воинов? — словно невзначай поинтересовался я.
— Нет, сейчас только эти двое. Большой отряд ушел в пустыню вместе с вождем, а другие поехали на охоту в прерию. Они вернутся завтра, а может быть, через день. Но ты не потеряешь мой myrtle wreath, ты будешь бережно обращаться с ним?
— Не беспокойся, я держу его крепко и не потеряю.
— И отдашь его Деррику, да?
— Как только найду твоего брата.
— Ты обязательно найдешь его… — Она запнулась и опустила глаза, словно отыскивая что-то в своей больной памяти, потом продолжала: — И передай ему… передай ему еще одну вещь, ладно?
— Конечно, передам… — начал я, но тут женщина внезапно обвила руками мою шею и поцеловала меня так стремительно, что я не успел бы ее оттолкнуть, даже если бы и решился на подобную жестокость.
— А теперь мне надо идти, — произнесла она, отпрянув. — Иди и ты, но смотри, не рассказывай никому о нашей встрече. И не бойся — от меня никто ни о чем не узнает.
— Ты будешь молчать?
— Да, я клянусь! А ты?
— Буду, если ты действительно этого хочешь, — ответил я.
— Не говори никому, ни одному человеку, кроме моего Вава-Деррика! Только он должен знать, и никто другой. Обещай мне и дай на том руку!
Я протянул руку; простившись со мной порывистым рукопожатием, женщина повернулась и побежала вниз, но через несколько шагов оглянулась и, приложив палец к губам, повторила:
— Помни — ни одному человеку! И не потеряй мой myrtle wreath!
Она исчезла в кустах, а я, позабыв об осторожности, еще целую минуту стоял на открытом склоне. Мысли кружились в голове беспорядочным вихрем. Кто эта женщина — индеанка или белая?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362