Не расцвечивать же свои доводы примерами для Того, Кто знал все на свете. Со сложенными на груди руками я почтитель­но посмотрел вниз, размышляя и прислушиваясь к душам в преисподней; на одно мгновение их слабые от­даленные крики отвлекли меня, оторвали от боже­ственного присутствия, дали понять, что эти души зо­вут меня, напоминают о моем обещании, надеются на мое возвращение.
«Господи милосердный, прости меня, – вымолвил я. – Твои чудеса околдовали меня. Прости, если я на­рушил Твои намерения».
И снова воцарилась грозовая тишина, абсолютно пустая. То была пустота, о которой живущие на земле не могут и помыслить. Я стоял на своем, потому что ничего нельзя было поделать с тем, что свершилось, и я чувствовал в душе, что каждое произнесенное мной слово правдиво и не заражено страхом. Я очень ясно осознал: что бы Господь ни сделал – вышвырнул бы меня с небес или подверг любому другому наказа­нию, – я и вправду того заслуживаю. Я был создан­ным Им ангелом и подчиняться мог лишь Ему одно­му. И Он вправе меня уничтожить, если пожелает. И снова в памяти моей возникли вопли из преиспод­ней, и я, подобно смертному, стал спрашивать себя, отошлет ли Он меня туда вскоре или сделает нечто ме­нее устрашающее, ибо в природе существуют бесчис­ленные примеры мучительной гибели и катастроф, а как ангела Бог мог заставить меня испытать любое страдание – я это знал.
«Я верю тебе, Господи, – вдруг сказал я, почти не задумываясь. – Иначе я упал бы ниц, как другие анге­лы. Я не имею в виду, что они не верят, я только соби­раюсь сказать, что полагаю, ты хочешь, чтобы я понял Твое великодушие, что Твоя суть – это великодушие, и ты не потерпишь, чтобы людские души стенали во мраке и забытье. Ты не потерпишь, чтобы человече­ство пребывало без всякого намека на божественное».
Наконец Он заговорил, очень тихо и как бы не­хотя:
«Мемнох, ты дал им больше, чем намек».
«Да, Господи, это так. Но, Господи, души умерших в большой степени вдохновляют людей и ободряют их, и эти души стоят вне природы и укрепляются день ото дня. Если существует некий естественный вид энергии, находящийся за пределами моего понима­ния, то это будет для меня сильным потрясением. Ибо, похоже, они сделаны из той же субстанции, что и мы, Господи, – невидимой, – и каждая из этих душ неповторима и обладает собственной волей».
Снова настала тишина. Потом Бог заговорил:
«Прекрасно. Я выслушал твои доводы. А теперь у Меня есть к тебе вопрос За все то, что ты дал челове­честву, Мемнох, чем конкретно люди воздали тебе?»
Я был застигнут этим вопросом врасплох.
«Только не говори мне о любви, Мемнох, – про­должал Он. – Об их способности любить друг друга. Суд Небесный хорошо осведомлен и находится в пол­ном согласии на сей счет. Но что они дали тебе, Мем­нох? Что ты получил в обмен на риск побывать в их царстве?»
«Самоутверждение, Господи, – торопливо произ­нес я, затрагивая глубочайшую правду и не кривя ду­шой. – Они познали ангела, увидев оного. Как раз то, чего я и ожидал».
«Ха-ха!» – От Престола Небесного покатились раскаты смеха – настолько звучные, что, без сомне­ния, достигли ушей несчастных, страждущих в преис­подней. Все небеса содрогались от хохота и пения.
Сначала я не осмеливался говорить или что-либо предпринять, потом вдруг, со злостью или, скорее, с упрямством, поднял руку.
«Но я говорил совершенно серьезно, Господи! Я не был для них неким существом, не досягаемым даже в грезах! Господи, создавая вселенную, бросал ли Ты се­мя для того, чтобы эти существа возвысили к Тебе свои голоса? Скажешь ли Ты мне об этом? Смогу я узнать, как было дело?»
Унявшиеся ангелы расположились маленькими группами, и вскоре смех совершенно замер, а вместо него раздалось тихое пение, восхваляющее Господа в его терпении, отдающее дань Его терпению в отно­шении меня.
Я не стал присоединяться к пению. Я смотрел на огромные, расходящиеся в стороны от Бога потоки света, и мысль о необъяснимости присущих мне уп­рямства, гнева и любознательности несколько смяг­чила меня, но ни на секунду не ввергла в отчаяние.
«Верую в тебя, Господи. Ты знаешь, что делаешь. Должен знать. Иначе мы… погибнем».
Я остановился, пораженный тем, что только что произнес. Это намного превосходило любой вызов, ко­торый я до сих пор бросал Богу, намного превосходи­ло любое сделанное мной предположение. И я в ужа­се воззрился на свет и подумал: «А что, если Он не ведает, что творит, и никогда не ведал!»
Я вскинул ладони к лицу, чтобы не дать губам про­изнести нечто опрометчивое и ограждая мозг от по­спешных богохульных мыслей. Я знал Бога! Бог был там. И я стоял пред Ним. Как я только осмелился по­мыслить такое, и все же это Он говорил раньше: «Ты не веришь в меня», – имея в виду именно это.
Казалось, Божественный свет становится беско­нечно ярким, он проникал повсюду, фигуры серафи­мов и херувимов стали маленькими и совершенно прозрачными, и свет наполнил меня и заполнил углуб­ления в телах всех ангелов; и я ощутил единение с ними и всю великую любовь к нам Господа, сильнее которой мы не могли себе вообразить ничего.
Тогда заговорил Господь, совершенно другими сло­вами, ибо они состязались с этой лучезарной любо­вью, переполнявшей мыслящий разум. Тем не менее я услыхал их, и они проникли в мою душу.
И все остальные тоже услышали их.
«Мемнох, отправляйся в преисподнюю, – молвил Он, – и отыщи там не более десяти достойных душ, которые могли бы примкнуть к нам на небесах, из всех обитающих там миллионов. Говори им что угод­но, но отыщи десять, которые, на твой взгляд, достой­ны жить рядом с нами. Затем приведи эти десять душ ко мне, и мы продолжим наш разговор».
Я был в восторге.
«Господи, я могу это сделать, знаю, что могу!» – воскликнул я.
И вдруг я увидел лица Михаила, и Рафаила, и Уриэля, почти ослепленных Божественным светом, кото­рый, впрочем, начинал меркнуть и стал переносимым. Казалось, Михаил боялся за меня, а Рафаил рыдал. Уриэль, похоже, бестрепетно наблюдал, не пребывая ни на моей стороне, ни на стороне душ, ни на чьей. Такое лицо, как у него, было у ангелов до начала вре­мен.
«Я могу идти? – спросил я. – И когда мне возвра­щаться?»
«Когда получится, – сказал Бог, – и когда смо­жешь».
До меня дошло. Если я не найду эти десять душ, то могу не возвращаться.
Я кивнул. Чудесная логика. Я понял. И принял ее.
«На земле проходят годы, пока мы беседуем, Мем­нох. Твое поселение и посещенные прочими места превратились в города; мир вращается в лучах небесного света. Что мне сказать тебе, возлюбленный мой, кроме того, что сейчас тебе надлежит отправиться в преисподнюю и как можно скорее вернуться с теми десятью душами».
Я уже собирался спросить: «А что будет с храните­лями, этими смиренными ангелами, моими соратни­ками, познавшими плоть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135