ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Свет померк – быстро, беззвучно, оставляя за собой длинный туннель или тропу, и я знал, что тропа эта ведет прямо от земли к свету.
Боль! Свет исчезал. Отделение было невыразимым! Все мое тело испытало сильный удар.
Я был отброшен назад в толпу. Песок залеплял гла­за. Вокруг меня слышались вопли. У меня на языке осталась кровь. Она стекала с моих губ. Время спрес­совалось вместе с удушающей жарой. И Он стоял перед нами, глядя на нас в упор, и из глаз Его текли слезы сквозь пелену крови, уже покрывавшую Его це­ликом.
– Господь мой, Господь мой, Господь мой! – кричал я, глотая остатки крови; я рыдал.
На той стороне дороги ярким пятном промельк­нула женщина. Вдруг голос ее возвысился над го­моном и руганью, над жуткой какофонией голосов грубых и бесчувственных человеческих существ, сражающихся за право быть свидетелями.
– Господь мой! – пронзительно вскрикнула она голосом, напоминающим звук трубы. Она встала у Него на пути.
Она стояла перед Ним и, стащив с головы тонкий белый плат, поднесла его обеими руками к Его лицу.
– Господь Бог мой, я Вероника, – вскричала она. – Ты помнишь Веронику? Двенадцать лет стра­дала я от кровотечения и, когда прикоснулась к краю Твоей одежды, то исцелилась.
– Нечистая, грязная! – послышались крики.
– Преступница, богохульница!
– Сын Божий, осмелься!
– Нечистая, нечистая, нечистая!
Крики становились все неистовей. Люди протяги­вали к ней руки, но, похоже, брезговали прикоснуться к ней. Камни и мелкая галька падали дождем близ нее. Солдаты были в нерешительности, тщетно пытаясь сдержать толпу.
Но Бог Воплощенный, плечи которого согнулись под балкой, лишь взглянул на нее и произнес:
– Да, Вероника, осторожно, твой плат, милая, твой плат.
Она накинула белую ткань, чистую и тонкую, на Его лицо, чтобы стереть кровь и пот, чтобы успокоить, утешить. Его профиль на мгновение ясно показался под этой белизной, а потом, когда она собиралась осто­рожно промокнуть Его лицо, солдаты оттащили ее на­зад, и она замерла, подняв плат над головой, чтобы всем было видно.
Его лик отпечатался на нем!
– Мемнох! – воскликнул я. – Посмотри на плат!
Лик отпечатался на ткани с безупречностью и со­вершенством, какого не достиг бы ни один художник, словно на плате был воспроизведен точный отпечаток черт Христа с помощью современной фотокамеры, только отпечаток еще более живой, будто тонкая пленка плоти стала плотью на этой картинке, а кровь стала кровью, глаза оставили на ткани свои точные копии, и губы также оставили на ней свой отпечаток.
Все находящиеся поблизости видели это сходство. Люди проталкивались мимо нас, чтобы увидеть это. Крики усиливались.
Рука Христа освободилась от веревки, которой бы­ла привязана к поперечине, протянулась и взяла у женщины плат, а та упала на колени в слезах, прижи­мая ладони к лицу. Изумленные и смущенные солда­ты расталкивали толпу локтями, огрызаясь на тех, кто напирал.
Христос обернулся и вручил плат мне.
– Возьми его и сохрани! Спрячь, забери с собой! – прошептал Он.
Я схватил ткань, в ужасе, что могу повредить или запачкать изображение. К плату протянулись руки. Я крепко прижал его к груди.
– У него плат, – выкрикнул кто-то. Меня оттес­нили назад.
– Отдай плат! – Чья-то рука пыталась вырвать его у меня.
Те, кто рванулся вперед, были внезапно останов­лены теми, кто подошел сзади, чтобы посмотреть на спектакль, и невольно оттеснили нас в сторону. Нас отнесло назад, как на волне, и мы, спотыкаясь, про­бирались между грязными, оборванными людьми, сквозь шум, крики и брань.
Процессия совершенно скрылась из виду, издале­ка раздавались крики о плате.
Я плотно свернул его, повернулся и побежал.
Я не знал, где находится Мемнох; я не знал, куда направляюсь. Я бежал вниз по одной узкой улочке, потом по другой, третьей; мимо меня непрерывным потоком шли к месту казни равнодушные ко мне лю­ди, или просто горожане спешили по привычным для них маршрутам.
В груди жгло от бега, израненные ноги были в си­няках; я вновь попробовал Его крови и узрел свет в ослепительной вспышке. Ослепленный, я схватил плат и засунул его под плащ, плотно свернув. Никто не до­берется до него. Никто.
С моих губ слетел жуткий вопль. Я посмотрел вверх. Небо стало другим; голубое небо над Иерусалимом, наполненный песком воздух переменились; ме­ня милосердно окружил вихрь, и кровь Христова про­никла в мою грудь и мое сердце, отчего сердце мое сделалось летучим и легким, свет заполнил глаза, и обе мои ладони крепко сжали свернутый плат.
Вихрь нес меня в тишине и безмолвии. Напрягая всю свою волю, я заставил себя взглянуть вниз, просу­нуть руку под одеяние, которое стало вдруг пиджаком и рубашкой – костюмом, что я носил в заснеженном Нью-Йорке, – и между жилетом и рубашкой я чув­ствовал свернутый плат! Казалось, ветер вот-вот со­рвет с меня одежду! И сорвет у меня с головы волосы. Но я крепко прижимал к себе свернутую тряпицу, что надежно пряталась у моего сердца.
От земли поднимался дым. Снова крики и визг. Не были ли они ужаснее криков, сопровождавших Хрис­та по пути на Голгофу?
Я тяжело, со всего размаха ударился о стену и пол. Мимо проносились лошади, едва не задевая копытами мою голову и высекая из камней искры. Передо мной лежала истекающая кровью, умирающая женщина, видимо со сломанной шеей; из ее носа и ушей текла кровь. Во все стороны разбегались люди. И сно­ва запах экскрементов мешался с запахом крови.
Это был побежденный город, отданный на растер­зание победителям; вопли эхом отдавались под высокими сводами; пламя подступало так близко, что опа­ляло мои волосы.
– Плат, плат! – молвил я, нащупав его, надежно спрятанный между жилетом и рубашкой. Ко мне приблизилась ступня солдата, сильно ударив меня по лицу сбоку. Я распластался на камнях.
Подняв глаза, я обнаружил, что нахожусь вовсе не на улице. Я лежал под куполом огромного храма с ря­дами колонн и арок. Повсюду вокруг меня, на фоне сверкающих золотых мозаик, лилась кровь. Людей давили копытами лошадей. Прямо надо мной о стену разбили тельце ребенка – череп его раскололся, и ма­ленькие конечности обвисли, как у тряпичной куклы. Всадники рубили с плеча палашами спасающихся бегством людей, кромсая плечи, руки и головы. Неис­товствовали языки пламени, отчего было светло, как днем. Мужчины и женщины бежали через порталы храма. Воины преследовали их. Камни и земля пропи­тались кровью. Кровью пропитался весь мир.
Повсюду вокруг и высоко наверху плавились золо­тые мозаики, и лики святых застыли от ужаса, наблю­дая за этой кровавой бойней. Пламя поднималось все выше. Горели книги! Повсюду валялись груды раз­битых в щепы икон и куски скульптур, тлеющих, за­копченных, пожираемых пламенем, поблескиваю­щих позолотой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135