И то, как они прояв­ляли интерес к небесным тайнам. И то, как они стра­дали и пытались найти оправдание этих страданий! Если бы только дать им знать о Создателе и причинах, по которым Он их создал… Все это было мучительно сознавать. И в самом сердце этой муки пылала тайна вожделения.
Во время оргазма, когда мое семя проникало в женщину, я испытывал экстаз, напоминающий рай­ское блаженство; я испытывал его только в отноше­нии лежащего рядом со мной тела, и на какую-то долю секунды я понимал – да, понимал, – что муж­чины – не часть природы, они лучше, они соприродны Богу и нам!
Когда люди пришли ко мне со своими смутными сомнениями – не царят ли повсюду невидимые мон­стры? – я ответил им отрицательно, ибо только Бог и
Суд Небесный предопределяют все в этом мире, так­же и судьбу их душ в преисподней.
Когда они спросили, не будут ли непослушные мужчины и женщины – те, что не подчинялись их за­конам, – навеки брошены после смерти в огонь – очень распространенное среди них поверье, – я при­шел в ужас и сказал им, что Господь никогда не допу­стит такого. Обрекать только что рожденную душу на вечное наказание в огне? Это отвратительно, сказал я им. И снова я им напомнил, что они должны благого­веть перед душами умерших, чтобы облегчить и соб­ственную боль, и страдание этих почивших душ, и что, когда придет смерть, не надо бояться, а следует с легкостью сойти во мрак, не выпуская из поля зрения сияющего света жизни на земле.
Я говорил все эти слова, потому что просто не знал, что сказать.
А богохульство… Я действительно в нем повинен. И какова же будет теперь моя участь? Я, почитаемый учитель, состарюсь и умру, но, прежде чем это про­изойдет – или прежде чем мор или дикий зверь еще раньше оборвут мою жизнь, – я буду запечатлевать на камне и в глине все, что возможно. А потом я сойду в преисподнюю и стану созывать к себе души и гово­рить: «Взывайте, взывайте к небесам!» Я научу их об­ращать взоры вверх. Я скажу им, что там сияет свет!
Он перевел дух, словно каждое слово обжигало его болью.
Я стал опять тихо цитировать Книгу Еноха:
– «А теперь созерцайте, как стенают души умер­ших, готовящиеся войти в небесные врата».
– Да, ты знаешь Священное Писание, как насто­ящий дьявол, – с горечью произнес он; лицо его при этом выражало такую печаль, такое сострадание, что в насмешке, вложенной им во фразу, не осталось ни капли яда. – И кто знал, что такое может случить­ся? – вопрошал он. – Кто знал? Да, да, я стану укреп­лять преисподнюю, думал я, пока те стоны не разру­шат небесные врата и не снесут их до основания. Если души, находящиеся у тебя во владении, способны раз­виваться, то они способны когда-нибудь уподобиться ангелам! Одна эта мысль позволяла мне надеяться об­рести власть над забытыми Богом.
– Но Господь не дал этому произойти, верно? Он не дал тебе умереть в бренном теле.
– Да. Но Он также не наслал и Потоп. И все, чему я учил, сохранилось. Что-то превратилось в легенды, что-то перешло Священное Писание, но, главное, сле­ды моего пребывания на земле сохранились. Оста­лись ремесла, которым я научил людей, осталась спо­собность человека к развитию; люди узнали, что события подчиняются логике, а не волшебству и что даже к тайнам небес души людей, возможно, смогут когда-нибудь приобщиться. Рано или поздно души приобщатся и к этому.
– Но как ты выбрался оттуда? Что случилось с Лилией?
– Лилия? Ах, Лилия. Она умерла в почете, супру­га божества. Лилия, – повторил он, предаваясь воспо­минаниям, снова делающим ее близкой. – Моя Ли­лия. Изгнанная и связавшая свою судьбу с Богом.
– К тому времени, когда это произошло, Господь уже забрал тебя? – спросил я. – Положил конец тво­им деяниям?
Какое-то мгновение мы пристально смотрели друг на друга.
– Все не так просто. Я пребывал там около трех месяцев, когда однажды проснулся и увидел пришед­ших за мной Михаила и Рафаила, которые отчетливо произнесли: «Господь требует тебя к себе».
И я, будучи Мемнохом, не искупившим грехи, ска­зал:
«Да? Почему же тогда Он не подхватит меня и не заберет отсюда или не сделает, что ему угодно?»
При этих словах Михаил с несчастным выражени­ем на лице произнес:
«Мемнох, во имя любви к Богу, обратись добро­вольно в свое привычное обличье. Почувствуй, как ра­стет твое тело; пусть крылья вознесут тебя к небесам. Он требует тебя, только если ты сам хочешь вернуть­ся! Поэтому, Мемнох, подумай, прежде чем…»
«Нет, не стоит предостерегать меня, возлюблен­ный мой, – сказал я Михаилу. – Я иду со слезами на глазах, я возвращаюсь».
Я опустился на колени и поцеловал спящую Ли­лию.
Она подняла на меня глаза.
«Это прощание, подруга моя, моя наставница», – вымолвил я.
Я поцеловал ее и затем, отвернувшись, превратил­ся в зримого для нее ангела, с очерченным материаль­ным силуэтом, поэтому она, приподнявшись на лок­тях и плача, созерцала это прощальное видение, чтобы удержать его в душе и вспоминать, когда захочется.
И тогда, невидимый, я примкнул к Михаилу и Ра­фаилу и отправился домой.
В первые мгновения я едва верил в это; когда я пролетал через преисподнюю, души возопили в аго­нии, и я раскинул руки в желании их утешить:
«Я не забуду вас! Клянусь! Я передам ваше проше­ние на небеса», – и продолжал полет вверх, туда, откуда нисходил свет, обволакивающий меня, как и горячая Господня любовь, прелюдией то ли Суда Не­бесного, то ли наказания, то ли прощения – чего именно, я не ведал, – и эта любовь обнимала меня и поддерживала. Радостные крики на небесах звучали оглушительно даже для моего слуха.
Там собрались все ангелы, Божьи дети. Божествен­ный свет пульсировал в самой их середине.
Буду ли я наказан? Но все, что я ощущал, – это благодарность за то, что снова узрел тот свет, пусть да­же и на пару мгновений.
Я не мог смотреть на этот свет. Мне пришлось за­крыть глаза ладонями. И тогда, как всегда бывает при встрече с небесами, серафимы и херувимы окружили Бога, чтобы свет оказался за их спинами и не слепил глаза ангелам.
Голос Господа прозвучал незамедлительно и власт­но.
«Хочу сказать тебе кое-что, Мой храбрый и само­надеянный друг, – вымолвил Он. – Есть одно понятие, над которым можешь поразмыслить в своей ангель­ской мудрости. Это понятие о геенне, об аде. – Это слово предстало предо мной во всей полноте своего смысла, – Огонь и вечные муки, – сказал Бог, – об­ратная сторона небес. Скажи мне, Мемнох, скажи, не кривя душой: будет ли это подходящим для тебя на­казанием – полная противоположность славе, от ко­торой ты отказался ради дщерей человеческих? Будет ли это надлежащим приговором – вечное страдание, пока не прервется ход времен?»
ГЛАВА 14
– Мой ответ последовал через мгновение, – ска­зал Мемнох. Взглянув на меня, он слегка приподнял брови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135