Сама природа Его как Создателя разрасталась и ширилась в нашем восприятии, по мере того как эволюция шла по Его пути.
Но когда Он пришел как Бог Воплощенный, то стал имитировать мифы, придуманные людьми для того, чтобы попытаться освятить все страдания, попытаться доказать, что история – не кошмар, а исполнена смысла. Он погрузился в созданную человеком религию и вложил в эти образы Свою божественную милость. И Он освятил страдание собственной смертью, тогда как оно не было освящено в Его мироздании, понимаешь?
– То было бескровное сотворение, не требующее жертв, – сказал я. Голос мой прозвучал тускло, но сознание никогда не было более живым, чем в этот момент. – Вот о чем ты говоришь. Но Он и вправду верит, что страдание священно или может быть таковым. Ничто не проходит бесследно. Во всем скрывается смысл.
– Да. Но я считаю, что Он допустил ужасный изъян в Своем космосе – человеческую боль, несчастья, способность переносить невыразимую несправедливость – и нашел для всего этого место, пользуясь самыми низменными суевериями людей.
– Но когда люди умирают – что тогда происходит? Находят ли верящие в Него тот туннель, и свет, и своих любимых?
– Если они жили в мире и процветании, то обычно – да. Они без ненависти и возмущения возносятся прямо на небеса. И так же происходит с некоторыми, кто совсем не верит в Него или Его учение.
– Потому что они тоже исполнены света.
– Да. И это радует Его и расширяет Его небеса, и небеса постоянно пополняются новыми душами со всех концов света.
– Но ад также переполнен душами.
– Ад по сю пору превосходит небеса по размерам, как это ни смешно признать. Есть ли такое место на Его планете, где не было бы насилия, несправедливости, преследования, мучений, войн! Каждый день растет число моих смущенных и озлобленных учеников. Бывают времена таких лишений и ужаса, что к Нему возносится совсем мало мирных душ.
– А Ему до этого нет дела.
– Именно. Он говорит, что страдание чувствующих существ подобно перегною; оно удобряет их души! Он взирает со Своих горних высот на человеческую бойню и видит в этом величие. Он видит, что мужчины и женщины никогда не любят столь сильно, как: потеряв возлюбленных; никогда не любят столь сильно, как жертвуя ради других согласно какому-то абстрактному представлению о Нем; никогда не любят столь сильно, как когда армия-завоевательница нападает, чтобы разорить домашний очаг, разобщить народ и насадить на копья тела младенцев.
И чем Он это оправдывает? Природой. Это то, что Он создал. И если измученные и озлобленные души сначала попадают ко мне в руки и претерпевают мое обучение в аду, тем более великими они станут!
– То есть твоя работа становится все тяжелее.
– И да, и нет. Я выигрываю. Но я должен победить на Его условиях. Ад – место страданий. Но давай рассмотрим этот вопрос без спешки. Посмотри, что сделал Он. Когда Он распахнул настежь врата преисподней и спустился во мрак, как бог Таммуз спускался в шумерский ад, души последовали толпой за Ним и увидели Его искупление, увидели раны на Его руках и ногах. И то, что Он должен умереть за них, стало средоточием их смятения, и, разумеется, они устремились с Ним в небесные врата – ибо все, ими выстраданное, вдруг обрело смысл. Но был ли действительно в этом смысл? Можешь ли ты придать священное значение циклу природы, просто погружая в нее свое божественное Я? Достаточно ли этого?
– А как же души, что сжимаются от горечи и отнюдь не расцветают под каблуками топчущих их воинов; как же души, исковерканные немыслимой несправедливостью, впадающие в поношение вечности, а как насчет всего современного мира, озлобленного на Бога, озлобленного в достаточной степени, чтобы проклинать Иисуса Христа и Самого Бога, как это делали Лютер, Дора, как это делал ты, как делали все.
– Люди современного тебе мира, мира конца двадцатого столетия, никогда не переставали верить в Него. Дело в том, что они ненавидят Его, они негодуют на Него; они озлоблены на Него. Они считают… они считают…
– Считают себя превыше Его, – спокойно произнес я, со всей остротой понимая, что сейчас он говорит те же слова, которые я говорил Доре.
– Да, – сказал он. – Да, ты считаешь себя превыше Его.
– И ты тоже.
– Да Я не могу продемонстрировать населяющим ад Его раны. Это вряд ли убедило бы их, этих жертв, этих скорбящих, негодующих страдалиц, вынесших боль, которую Ему не представить. Я могу лишь сказать им, что это отцы-доминиканцы Его именем заживо сожгли их тела, считая их ведьмами. Или когда их семьи, кланы и деревни истреблялись испанскими солдатами, то это было нормально, потому что на знамени, которое люди несли в Новый Свет, было Его изображение с кровоточащими руками и ступнями. Ты думаешь, это заставит кого-нибудь покинуть ад, чтобы выяснить, почему Он позволил такому случиться? И позволит другим душам вознестись без единой капли боли?
Если бы я начал их обучение с этого образа – Христос умер за тебя, – сколько, по-твоему, времени ушло бы на обучение души в аду?
– Ты не сказал мне, каков ад и как ты проводишь там обучение.
– Я делаю это по-своему, могу тебя заверить. Я поставил свой престол над Его Престолом – как выражаются поэты и интерпретаторы Священного Писания, – ибо знаю, что для того, чтобы душа попала на небеса, никогда не требовалось страдания, что полное понимание и приятие Бога никогда не требовало поста, бичевания, распятия, смерти. Я знаю, что человеческая душа превзошла природу, и для этого душе понадобилось лишь научиться ценить красоту! Иов был Иовом до того, как страдал! И оставался им после! Чему такому страдание научило Иова, чего он не знал раньше?
– Но как ты обставляешь это в аду?
– Я вовсе не начинаю с рассказа о том, что человеческий глаз одинаково отображает для Него совершенство творения, когда с ужасом смотрит на изувеченное тело и мирно взирает на сад.
И Он настаивает, что все дело в этом. Твой Сад Зла, Лестат, – вот его версия совершенства. Все это развилось из одного и того же семени, и я, Мемнох-дьявол, с моим недалеким ангельским разумом, не в состоянии это уразуметь.
– Тогда как же ты борешься с Ним в аду и отвоевываешь небеса для проклятых? Как?
– Что, по-твоему, представляет собой ад? – спросил он, – У тебя достаточно было времени, чтобы на этот счет появились какие-то соображения.
– Прежде всего это то, что мы называем чистилищем, – сказал я. – Никто не избежит искупления. Я понял это из твоего спора на поле брани. Итак, какие страдания должны принять души в аду, чтобы их безоговорочно аттестовали для небес?
– И какие же, по-твоему, должны они принять страдания?
– Не знаю. Мне страшно. Мы собираемся отправиться туда, верно?
– Да, но мне хочется узнать, чего ожидаешь ты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
Но когда Он пришел как Бог Воплощенный, то стал имитировать мифы, придуманные людьми для того, чтобы попытаться освятить все страдания, попытаться доказать, что история – не кошмар, а исполнена смысла. Он погрузился в созданную человеком религию и вложил в эти образы Свою божественную милость. И Он освятил страдание собственной смертью, тогда как оно не было освящено в Его мироздании, понимаешь?
– То было бескровное сотворение, не требующее жертв, – сказал я. Голос мой прозвучал тускло, но сознание никогда не было более живым, чем в этот момент. – Вот о чем ты говоришь. Но Он и вправду верит, что страдание священно или может быть таковым. Ничто не проходит бесследно. Во всем скрывается смысл.
– Да. Но я считаю, что Он допустил ужасный изъян в Своем космосе – человеческую боль, несчастья, способность переносить невыразимую несправедливость – и нашел для всего этого место, пользуясь самыми низменными суевериями людей.
– Но когда люди умирают – что тогда происходит? Находят ли верящие в Него тот туннель, и свет, и своих любимых?
– Если они жили в мире и процветании, то обычно – да. Они без ненависти и возмущения возносятся прямо на небеса. И так же происходит с некоторыми, кто совсем не верит в Него или Его учение.
– Потому что они тоже исполнены света.
– Да. И это радует Его и расширяет Его небеса, и небеса постоянно пополняются новыми душами со всех концов света.
– Но ад также переполнен душами.
– Ад по сю пору превосходит небеса по размерам, как это ни смешно признать. Есть ли такое место на Его планете, где не было бы насилия, несправедливости, преследования, мучений, войн! Каждый день растет число моих смущенных и озлобленных учеников. Бывают времена таких лишений и ужаса, что к Нему возносится совсем мало мирных душ.
– А Ему до этого нет дела.
– Именно. Он говорит, что страдание чувствующих существ подобно перегною; оно удобряет их души! Он взирает со Своих горних высот на человеческую бойню и видит в этом величие. Он видит, что мужчины и женщины никогда не любят столь сильно, как: потеряв возлюбленных; никогда не любят столь сильно, как жертвуя ради других согласно какому-то абстрактному представлению о Нем; никогда не любят столь сильно, как когда армия-завоевательница нападает, чтобы разорить домашний очаг, разобщить народ и насадить на копья тела младенцев.
И чем Он это оправдывает? Природой. Это то, что Он создал. И если измученные и озлобленные души сначала попадают ко мне в руки и претерпевают мое обучение в аду, тем более великими они станут!
– То есть твоя работа становится все тяжелее.
– И да, и нет. Я выигрываю. Но я должен победить на Его условиях. Ад – место страданий. Но давай рассмотрим этот вопрос без спешки. Посмотри, что сделал Он. Когда Он распахнул настежь врата преисподней и спустился во мрак, как бог Таммуз спускался в шумерский ад, души последовали толпой за Ним и увидели Его искупление, увидели раны на Его руках и ногах. И то, что Он должен умереть за них, стало средоточием их смятения, и, разумеется, они устремились с Ним в небесные врата – ибо все, ими выстраданное, вдруг обрело смысл. Но был ли действительно в этом смысл? Можешь ли ты придать священное значение циклу природы, просто погружая в нее свое божественное Я? Достаточно ли этого?
– А как же души, что сжимаются от горечи и отнюдь не расцветают под каблуками топчущих их воинов; как же души, исковерканные немыслимой несправедливостью, впадающие в поношение вечности, а как насчет всего современного мира, озлобленного на Бога, озлобленного в достаточной степени, чтобы проклинать Иисуса Христа и Самого Бога, как это делали Лютер, Дора, как это делал ты, как делали все.
– Люди современного тебе мира, мира конца двадцатого столетия, никогда не переставали верить в Него. Дело в том, что они ненавидят Его, они негодуют на Него; они озлоблены на Него. Они считают… они считают…
– Считают себя превыше Его, – спокойно произнес я, со всей остротой понимая, что сейчас он говорит те же слова, которые я говорил Доре.
– Да, – сказал он. – Да, ты считаешь себя превыше Его.
– И ты тоже.
– Да Я не могу продемонстрировать населяющим ад Его раны. Это вряд ли убедило бы их, этих жертв, этих скорбящих, негодующих страдалиц, вынесших боль, которую Ему не представить. Я могу лишь сказать им, что это отцы-доминиканцы Его именем заживо сожгли их тела, считая их ведьмами. Или когда их семьи, кланы и деревни истреблялись испанскими солдатами, то это было нормально, потому что на знамени, которое люди несли в Новый Свет, было Его изображение с кровоточащими руками и ступнями. Ты думаешь, это заставит кого-нибудь покинуть ад, чтобы выяснить, почему Он позволил такому случиться? И позволит другим душам вознестись без единой капли боли?
Если бы я начал их обучение с этого образа – Христос умер за тебя, – сколько, по-твоему, времени ушло бы на обучение души в аду?
– Ты не сказал мне, каков ад и как ты проводишь там обучение.
– Я делаю это по-своему, могу тебя заверить. Я поставил свой престол над Его Престолом – как выражаются поэты и интерпретаторы Священного Писания, – ибо знаю, что для того, чтобы душа попала на небеса, никогда не требовалось страдания, что полное понимание и приятие Бога никогда не требовало поста, бичевания, распятия, смерти. Я знаю, что человеческая душа превзошла природу, и для этого душе понадобилось лишь научиться ценить красоту! Иов был Иовом до того, как страдал! И оставался им после! Чему такому страдание научило Иова, чего он не знал раньше?
– Но как ты обставляешь это в аду?
– Я вовсе не начинаю с рассказа о том, что человеческий глаз одинаково отображает для Него совершенство творения, когда с ужасом смотрит на изувеченное тело и мирно взирает на сад.
И Он настаивает, что все дело в этом. Твой Сад Зла, Лестат, – вот его версия совершенства. Все это развилось из одного и того же семени, и я, Мемнох-дьявол, с моим недалеким ангельским разумом, не в состоянии это уразуметь.
– Тогда как же ты борешься с Ним в аду и отвоевываешь небеса для проклятых? Как?
– Что, по-твоему, представляет собой ад? – спросил он, – У тебя достаточно было времени, чтобы на этот счет появились какие-то соображения.
– Прежде всего это то, что мы называем чистилищем, – сказал я. – Никто не избежит искупления. Я понял это из твоего спора на поле брани. Итак, какие страдания должны принять души в аду, чтобы их безоговорочно аттестовали для небес?
– И какие же, по-твоему, должны они принять страдания?
– Не знаю. Мне страшно. Мы собираемся отправиться туда, верно?
– Да, но мне хочется узнать, чего ожидаешь ты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135