Кто мы? Дрова для Масудова пожара?
Просто праздник истины Батин...
Прорицание будущего, провиденье шаманское -- глупости все это!.. Ведь не
дойти Мне-Чэну до Джамухи, не дотянуться... сметут, растопчут...
Странное чувство возникло у меня. Чем больше я убеждал сам себя в
неизбежности гибели, в бессмысленности всех наших действий, чем больше я
понимал нелепость своего появления в Шулме в облике Пресветлого Меча --
тем сильнее накатывалась откуда-то из глубины души, из того горна, что
внутри нас, отчаянная радость единственного выпада, когда отступать некуда,
и раздумывать некогда, и жить незачем, кроме как для этого выпада, а потом --
гори оно все в Нюринге, это "потом" -- и гордость Масуда, и мудрость
Мунира, и смысл бытия, и сафьян новых ножен, и ремесло, и искусство, и
волчий вой на холмах!..
Я говорил себе о надвигающемся конце -- и видел внутренним взглядом, как
стальная чешуйчатая рука, сжатая в кулак над этим миром, медленно начинает
раскрываться, подобно цветку на заре, и движутся неживые пальцы, которым
не положено двигаться, которым не дано двигаться -- но приходит день, когда
мы все безнадежно глупеем, шуты мироздания, и в этот день нам все положено
и все дано!..
...Вечер стал переходить в ночь, и холмы окончательно пропали из виду.
По всему лагерю горели костры.
А Куш-тэнгри так и не вернулся.
Я спросил у подвернувшейся Кунды Вонг, почему не тронулось с места
временное стойбище женщин, детей и стариков, что было за юго-западными
холмами.
-- Зачем? -- удивилась Кунда.-- Кому они нужны? Тургаудам? В случае чего их и
потом можно будет вырезать... после нас.
Я накричал на Кунду, обозвав ее глупой саблей, и с удивлением заметил, что ей
стало легче. Вскоре я услышал, как Кунда в свою очередь кричит на кого-то,
обзывая его глупым мечом и обвиняя в малодушии.
Я невесело улыбнулся, прилег на колени к Чэну, ткнувшись гардой в Обломка --
и мы стали ждать.
* * *
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
1
Всю ночь в нашем лагере происходила некая перестановка не слишком шумная,
но достаточно заметная. Ею по-прежнему руководили Но-дачи с Асахиро, и мы
не вмешивались, хотя прекрасно понимали, что в случае штурма любые
приготовления лишь ненадолго отдалят трагический финал. Думаю, что тот же
Но понимал это не хуже меня -- только что-то делать, наверное, было все же
лучше, чем просто сидеть и ждать, как мы с Чэном.
...Постепенно Я-Чэн начал проваливаться в туманное забытье -- полусон,
полубодрствование, похожее не провидческий транс. Мы уходили в какой-то
свой внутренний мир, медленно соскальзывая туда сквозь редеющую завесу
багрового тумана, и туман светлел, рассеивался, и проступавший сквозь него
мир был прекрасен -- в нем не было ни Шулмы, ни Кабира, ни Джамухи с
Чинкуэдой; в мире этом не было и нас с Чэном -- и над землей занималась
заря...
...Заря. Вернувшись в негостеприимную реальность, мы огляделись вокруг. В
предутренней дымке смутно темнели очертания окружавших нас перевернутых
повозок, за которыми расположились шулмусы ("Наши шулмусы," -- невесело
подумал Я-Чэн), и у многих была та вещь, которая звалась луком, а на боку
висели большие ножны со стрелами.
Ножны назывались "колчанами".
Подготовились, значит... о Творец, если бы нас было хоть раз в пять больше!..
Светало довольно быстро -- вот уже из зябкой пелены родились пологие склоны
ближних холмов; туман отступал, почти как во сне, но не уходил до конца, и
лишь вокруг священного водоема тумана, на удивление, не было вообще...
Я вновь глянул на северные холмы -- и увидел, как их вершины внезапно
ощетинились колышущейся гривой конного строя.
-- Сейчас начнется,-- очень спокойно и как-то бесцветно сказали в один голос
Но-дачи и Асахиро.
И шулмусы за повозками зашевелились, доставая из колчанов стрелы и
накладывая их на тетиву.
Грива на холмах выросла, уплотнилась, вздыбилась -- и замерла.
Они почему-то медлили. Вокруг посветлело, туман уже практически рассеялся,
и в конном строю на вершинах холмов стало заметно некоторое
замешательство. Местами пряди этой живой гривы перепутались, переплелись,
несколько крохотных всадников отделились от строя и поскакали влево и
назад, скрывшись из виду.
"Кончали бы скорее..." -- отстраненно подумал я.
Скорее не получалось. Тем более, что у северо-западных и северо-восточных
холмов тоже стала прорастать грива. Только грива эта была гораздо более
неровной, нечесанной и всклокоченной.
Зато она была гуще. Куда гуще первоначальной!
Туда-сюда замельтешили гонцы-муравьи.
-- А вон наши,-- неожиданно заметил один из шулмусов.
Чэн шагнул к говорившему и увидел, что это -- молодой маалей.
-- Кто -- ваши?
-- Ну, бывшие наши,-- поправился шулмус.-- Дети Маала. Да вон же бунчук
наш! -- И он указал рукой в сторону одного из холмов.
Шулмус явно не жаловался на зрение -- различить на таком расстоянии, кто
есть кто...
-- Ясное дело,-- продолжил остроглазый,-- в ставку приехали, а гурхана-то и
нет. Где гурхан -- спроси у ветра. Назад повернули -- так и обоза нет! А степь-
то слухами полнится... Куда скакать? К священному водоему. Вот и
прискакали...
-- Небось ваши маалеи не умнее других,-- перебил его шулмус постарше, из
ориджитов.-- Вон сколько понаехало... слева локры в лисьих малахаях, справа
не разобрать кто, но похоже на хурулов...
"Маалеи,-- подумал я.-- Те, которых ограбили Гвениль с Махайрой. Ну что ж,
долго думать, на чьей они стороне, не приходится. Да и не одни они. Теперь и
боя не будет -- просто затопчут нас -- и дело с концом."
Однако шулмусы почему-то заметно повеселели и ожили. Я еще мог с трудом
понять маалеев, но ориджиты?!. А Диким Лезвиям, похоже, было все равно, с
кем драться, несмотря на мудрые заповеди Пресветлого Меча и пророка
Ковыряги -- лишь бы драться! Тем более, что сам Пресветлый с Ближними и
пророком был с ними.
Наши сомнения частично рассеяла подошедшая Фариза.
-- Священный водоем,-- рассмеялась она в ответ на наше недоумение,--
единственная святыня Шулмы. Здесь никогда не проливалась кровь. И если для
тургаудов нет ничего превыше приказа гурхана -- первого в воинской доблести
-- то для остальных это будет осквернением святыни -- на чьей бы стороне они
ни были. Не думаю, что Восьмирукий осмелится штурмовать нас на глазах у
своих подданных...
Холмы кишели людьми и лошадьми, метались юркие гонцы, и с каждым
мгновением правота Фаризы становилась все более очевидной. Я понял, что
судьба, расщедрившись, дарит Мне-Чэну давно припасенный подарок.
Поединок.
Поединок Асмохат-та и Джамухи Восьмирукого; поединок Чинкуэды, Змеи
Шэн, и Мэйланьского Единорога.
Решайся, Пресветлый Меч!
Если мы при всех вызовем их на бой -- мерило воинской доблести -- они не
смогут отказаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142