-- отозвался я.
И рука над миром-младенцем сжалась в кулак.
Глава двадцать первая
1
... Я-Чэн вышел вперед и замер перед напряженно ожидавшей Шулмой.
Шулмусы-люди, десятка три с небольшим, половина из них серьезно ранена, но
руки связаны у всех, и лица нарочито бесстрастны, слишком бесстрастны,
чтобы это было правдой, а в темно-карих глазах -- и вовсе не черных, и не
таких узких, как показалось вначале -- проступало сперва любопытство, после
стояли гордость и стремление, что называется, сохранить лицо, а уже потом из-
за плеча гордости стыдливо выглядывал страх.
Злоба? Ненависть?
Нет. Этого, как ни странно, не было.
И Дикие Лезвия Шулмы -- добрая сотня ножей, сабель, копий, коротких
угрюмых топоров и булав, два прямых меча, отчетливо узких и обоюдоострых (
"Родня!" -- усмешливо подумал я), и все они еле слышно перешептывались
между собой, искоса разглядывая меня и других Блистающих.
-- Кто ж этакое добро-то ковал? -- послышался сзади приглушенный рык
Железнолапого.-- Руки б тому умельцу повыдергать... а потом вставить куда
надо, да не туда, где было!..
Гердан Шипастый Молчун только гулко ударил оземь, показывая, что сделал
бы он с тем незадачливым Повитухой, попадись он ему.
Лишь сейчас я со всей ясностью увидел, что разница между Чэном и рыжеусым
пленником-шулмусом невелика, но разница между любым Блистающим и
Диким Лезвием, порождением степных кузниц...
Это даже трудно было назвать разницей. Да, они неплохо годились для того,
чтобы портить Придатков, но за Блистающими стоял многовековой опыт
мастеров-Повитух эмирата, их отточенное кузнечное мастерство, и в этом
гордый Масуд и мудрый Мунир были едины.
Любой Блистающий, невесть какими путями попавший в Шулму, должен был
казаться тамошним Диким Лезвиям чуть ли не божеством, родным сыном
Небесного Молота, питомцем Нюринги или как там они это называли! Не его
Придаток, чудом выбравшийся из Кулхана -- несчастное, изможденное
существо, еле держащееся на ногах и умоляющее о глотке воды -- а именно
Блистающий, которому нипочем переход через любые, пусть даже очень плохие
пески!
А ведь так оно, пожалуй, и было, Единорог... так оно и было, и заблудший
Блистающий был ожившим стихом аль-Мутанабби, и восхищенные Дикие
Лезвия помещали пришельца в племенной шатер, их гордость и славу, клали
его на почетную кошму в обществе себе подобных, как святыню на алтарь... и
выпускали в круг не когда-нибудь, а во время большого тоя! Что равнозначно
турниру в Кабире! Ну а когда божественный гость неожиданно для всех
демонстрировал свое неумение пролить кровь...
"Чэн,-- беззвучно воззвал я,-- как назовут люди кого-то, кто выдает себя за
божество... ну, к примеру, за божество Грома, не умея при этом вызвать грозу?"
"Лжецом,-- пришел неслышный ответ.-- Самозванцем."
"А если этот кто-то во всем остальном подобен божеству, и люди не бывают
столь могучими и прекрасными?!"
"Тогда -- демоном-лжецом. Демоном, принявшим облик божества."
"Ты понял, что я хочу сказать?"
"Да. Я понял."
... Да. Он понял. Чэн-Я понял, что для Диких Лезвий Шулмы любой
Блистающий, не умеющий убивать -- как для людей человек, не умеющий
дышать, но тем не менее живой -- был демоном-лжецом, оборотнем, Тусклым,
кошмаром, неестественной нежитью... Сломать его! Утопить его! В священный
водоем его, под опеку Желтого бога Мо!..
А вот если пришлое божество пусть не с первой попытки, но все-таки
доказывало свою божественность, и, надо полагать, доказывало с успехом --
небось, Но-дачи снимал головы так, как опытным Диким Лезвиям и не снилось!
-- то возлагали его на пунцовую кошму, и ночью напролет "выли над ним по-
праздничному", и в круг выносили редко, м вообще старались лишний раз не
докучать посланцу небес! Молились на него, должно быть, жертвы приносили,
гимны посвящали... в набегах старались из чужих шатров выкрасть живые
святыни, пускай даже ценой жизней шулмусских! Что ценней для Дикого
Лезвия -- жизнь шулмуса, не ставшего еще даже Придатком, или приход в племя
нового божества?!.
Ах, Шулма, Шулма... Кабир, Мэйлань, Харза, Оразм, Хаффа -- почти
тысячелетие назад!
-- Эй, Но,-- через гарду бросил я,-- ты их речь понимаешь?
-- Какая там речь,-- брякнул Но-дачи.-- Разве это речь...
-- Понимаешь или нет?!
-- Плохо,-- помолчав, ответил он.-- почти что нет.
-- Асахиро,-- спросил Чэн-Я,-- ты их язык знаешь?
-- Конечно,-- удивился Асахиро.-- Я ж тебе говорил, это ориджиты, они всегда
неподалеку от нас, хурулов, кочевали... в смысле от того племени, куда я с
Фаризой принят был. У ориджитов речь шипит, как змея в траве, а так все то
же...
Вот вам и Придаток! Пока божество с другими собратьями по божественному
несчастью в шатре валялось... ладно, не время сейчас шутки шутить.
А время понимать, что в каждом Диком Лезвии до поры скрыт зародыш
Блистающего, что дети они -- буйные, жестокие, неразумные, любопытные, но
дети, чего не понял оскорбленный Но-Дачи и отлично поняли взрослые
Чинкуэда, Змея Шэн, и Джамуха Восьмирукий!..
Поняли, что надо детей просто надо прикрикнуть!
-- Переводи,-- приказал Чэн-Я Асахиро, а Я-Чэн подумал: "Будем надеяться,
что Дикие Лезвия поймут и без перевода... есть такие доводы, что всем
понятны"
Были у нас такие доводы?
А Желтый бог Мо их знает!
Главное -- не забывать, что дети долго и связно Беседовать не умеют, почти
сразу сбиваясь на спор и крик.
Да, Наставник?.. ах, до чего ж обидно, больно и обидно,что ты -- это уже
прошлое!
-- Спроси у них, кто послал их в эти земли?!
Асахиро спросил. Чэн восхищенно прицокнул языком и подумал, что чем такое
говорить -- лучше рой пчел во рту поселить. Пчелы хоть мед дают...
Шулмусы некоторое время переглядывались, пока все взгляды не сошлисль на
рыжеусом -- не зря мы его ловили, нет, не зря! -- и тот с некоторым трудом
встал, вызывающе повернувшись в нашу сторону.
-- Он говорит,-- Асахиро без труда успевал переводить неторопливо-
высокомерную речь знатного шулмуса,-- что он -- нойон вольного племени
детей Ориджа, отважный и мудрый Джелмэ-багатур, убивший врагов больше,
чем... так, это можно опустить... короче, больше, чем мы все, вместе взятые, и
что скрывать ему нечего.
-- Вот пусть и не скрывает,-- кивнул Чэн-Я.
-- Он говорит,-- продолжал Асахиро,-- что дети Шулмы неисчислимы, как
звезды в небе, как волоски в хвостах коней его табунов, как... короче, много их
и... и очень много.
-- Понял,-- поспешно согласился Чэн-Я.
-- ... и их послал великий гурхан Джамуха Восьмирукий, любимый внук
Желтого бога Мо...
-- Пересчитавший все волоски в хвостах коней его табунов,-- не удержался Чэн-
Я.
Добросовестный Асахиро немедленно перевел, часть шулмусов помоложе, не
удержавшись, хмыкнула и сразу же замолчала, а рыжеусый Джелмэ закусил
губу и рявкнул что-то сперва своим ориджитам, а после.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
И рука над миром-младенцем сжалась в кулак.
Глава двадцать первая
1
... Я-Чэн вышел вперед и замер перед напряженно ожидавшей Шулмой.
Шулмусы-люди, десятка три с небольшим, половина из них серьезно ранена, но
руки связаны у всех, и лица нарочито бесстрастны, слишком бесстрастны,
чтобы это было правдой, а в темно-карих глазах -- и вовсе не черных, и не
таких узких, как показалось вначале -- проступало сперва любопытство, после
стояли гордость и стремление, что называется, сохранить лицо, а уже потом из-
за плеча гордости стыдливо выглядывал страх.
Злоба? Ненависть?
Нет. Этого, как ни странно, не было.
И Дикие Лезвия Шулмы -- добрая сотня ножей, сабель, копий, коротких
угрюмых топоров и булав, два прямых меча, отчетливо узких и обоюдоострых (
"Родня!" -- усмешливо подумал я), и все они еле слышно перешептывались
между собой, искоса разглядывая меня и других Блистающих.
-- Кто ж этакое добро-то ковал? -- послышался сзади приглушенный рык
Железнолапого.-- Руки б тому умельцу повыдергать... а потом вставить куда
надо, да не туда, где было!..
Гердан Шипастый Молчун только гулко ударил оземь, показывая, что сделал
бы он с тем незадачливым Повитухой, попадись он ему.
Лишь сейчас я со всей ясностью увидел, что разница между Чэном и рыжеусым
пленником-шулмусом невелика, но разница между любым Блистающим и
Диким Лезвием, порождением степных кузниц...
Это даже трудно было назвать разницей. Да, они неплохо годились для того,
чтобы портить Придатков, но за Блистающими стоял многовековой опыт
мастеров-Повитух эмирата, их отточенное кузнечное мастерство, и в этом
гордый Масуд и мудрый Мунир были едины.
Любой Блистающий, невесть какими путями попавший в Шулму, должен был
казаться тамошним Диким Лезвиям чуть ли не божеством, родным сыном
Небесного Молота, питомцем Нюринги или как там они это называли! Не его
Придаток, чудом выбравшийся из Кулхана -- несчастное, изможденное
существо, еле держащееся на ногах и умоляющее о глотке воды -- а именно
Блистающий, которому нипочем переход через любые, пусть даже очень плохие
пески!
А ведь так оно, пожалуй, и было, Единорог... так оно и было, и заблудший
Блистающий был ожившим стихом аль-Мутанабби, и восхищенные Дикие
Лезвия помещали пришельца в племенной шатер, их гордость и славу, клали
его на почетную кошму в обществе себе подобных, как святыню на алтарь... и
выпускали в круг не когда-нибудь, а во время большого тоя! Что равнозначно
турниру в Кабире! Ну а когда божественный гость неожиданно для всех
демонстрировал свое неумение пролить кровь...
"Чэн,-- беззвучно воззвал я,-- как назовут люди кого-то, кто выдает себя за
божество... ну, к примеру, за божество Грома, не умея при этом вызвать грозу?"
"Лжецом,-- пришел неслышный ответ.-- Самозванцем."
"А если этот кто-то во всем остальном подобен божеству, и люди не бывают
столь могучими и прекрасными?!"
"Тогда -- демоном-лжецом. Демоном, принявшим облик божества."
"Ты понял, что я хочу сказать?"
"Да. Я понял."
... Да. Он понял. Чэн-Я понял, что для Диких Лезвий Шулмы любой
Блистающий, не умеющий убивать -- как для людей человек, не умеющий
дышать, но тем не менее живой -- был демоном-лжецом, оборотнем, Тусклым,
кошмаром, неестественной нежитью... Сломать его! Утопить его! В священный
водоем его, под опеку Желтого бога Мо!..
А вот если пришлое божество пусть не с первой попытки, но все-таки
доказывало свою божественность, и, надо полагать, доказывало с успехом --
небось, Но-дачи снимал головы так, как опытным Диким Лезвиям и не снилось!
-- то возлагали его на пунцовую кошму, и ночью напролет "выли над ним по-
праздничному", и в круг выносили редко, м вообще старались лишний раз не
докучать посланцу небес! Молились на него, должно быть, жертвы приносили,
гимны посвящали... в набегах старались из чужих шатров выкрасть живые
святыни, пускай даже ценой жизней шулмусских! Что ценней для Дикого
Лезвия -- жизнь шулмуса, не ставшего еще даже Придатком, или приход в племя
нового божества?!.
Ах, Шулма, Шулма... Кабир, Мэйлань, Харза, Оразм, Хаффа -- почти
тысячелетие назад!
-- Эй, Но,-- через гарду бросил я,-- ты их речь понимаешь?
-- Какая там речь,-- брякнул Но-дачи.-- Разве это речь...
-- Понимаешь или нет?!
-- Плохо,-- помолчав, ответил он.-- почти что нет.
-- Асахиро,-- спросил Чэн-Я,-- ты их язык знаешь?
-- Конечно,-- удивился Асахиро.-- Я ж тебе говорил, это ориджиты, они всегда
неподалеку от нас, хурулов, кочевали... в смысле от того племени, куда я с
Фаризой принят был. У ориджитов речь шипит, как змея в траве, а так все то
же...
Вот вам и Придаток! Пока божество с другими собратьями по божественному
несчастью в шатре валялось... ладно, не время сейчас шутки шутить.
А время понимать, что в каждом Диком Лезвии до поры скрыт зародыш
Блистающего, что дети они -- буйные, жестокие, неразумные, любопытные, но
дети, чего не понял оскорбленный Но-Дачи и отлично поняли взрослые
Чинкуэда, Змея Шэн, и Джамуха Восьмирукий!..
Поняли, что надо детей просто надо прикрикнуть!
-- Переводи,-- приказал Чэн-Я Асахиро, а Я-Чэн подумал: "Будем надеяться,
что Дикие Лезвия поймут и без перевода... есть такие доводы, что всем
понятны"
Были у нас такие доводы?
А Желтый бог Мо их знает!
Главное -- не забывать, что дети долго и связно Беседовать не умеют, почти
сразу сбиваясь на спор и крик.
Да, Наставник?.. ах, до чего ж обидно, больно и обидно,что ты -- это уже
прошлое!
-- Спроси у них, кто послал их в эти земли?!
Асахиро спросил. Чэн восхищенно прицокнул языком и подумал, что чем такое
говорить -- лучше рой пчел во рту поселить. Пчелы хоть мед дают...
Шулмусы некоторое время переглядывались, пока все взгляды не сошлисль на
рыжеусом -- не зря мы его ловили, нет, не зря! -- и тот с некоторым трудом
встал, вызывающе повернувшись в нашу сторону.
-- Он говорит,-- Асахиро без труда успевал переводить неторопливо-
высокомерную речь знатного шулмуса,-- что он -- нойон вольного племени
детей Ориджа, отважный и мудрый Джелмэ-багатур, убивший врагов больше,
чем... так, это можно опустить... короче, больше, чем мы все, вместе взятые, и
что скрывать ему нечего.
-- Вот пусть и не скрывает,-- кивнул Чэн-Я.
-- Он говорит,-- продолжал Асахиро,-- что дети Шулмы неисчислимы, как
звезды в небе, как волоски в хвостах коней его табунов, как... короче, много их
и... и очень много.
-- Понял,-- поспешно согласился Чэн-Я.
-- ... и их послал великий гурхан Джамуха Восьмирукий, любимый внук
Желтого бога Мо...
-- Пересчитавший все волоски в хвостах коней его табунов,-- не удержался Чэн-
Я.
Добросовестный Асахиро немедленно перевел, часть шулмусов помоложе, не
удержавшись, хмыкнула и сразу же замолчала, а рыжеусый Джелмэ закусил
губу и рявкнул что-то сперва своим ориджитам, а после.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142