Ради будущей мести Маскин стал Тусклым, а Эмрах ит-Башшар
примкнул к батинитам. Ради будущих побед ориджиты во главе с Джелмэ-
нойоном сожгли деревню Сунь-Цзя, а я ради будущего убил несговорчивого
Джелмэ. Ради будущего, в котором должна была восторжествовать истина
Батин, Джамуха подмял под себя Шулму. И мы видели будущее, в котором я
убью Джамуху -- потому что мы заранее знали, что ради будущего...
Я-Чэн помолчал.
-- Нет такого будущего,-- твердо закончил Я-Чэн,-- ради которого я убью
Джамуху и сломаю Чинкуэду, Змею Шэн. Я не хочу такого будущего.
-- Ты не станешь их убивать? -- изумился шаман.-- А как же...
-- Ради будущего -- нет. А если и убью -- то только ради настоящего. Как
убивал в ночном переулке Кабира, над Друдлом и Детским Учителем. Не зная,
что убью. Не думая об этом заранее. Потому что нельзя заранее делать выбор
между жизнью и смертью. Этот выбор делается лишь тогда...
Чэн-Я оглядел всех и закончил:
-- Когда один меч стоит спокойно против неба. Один -- против неба. И только
так.
Снова зашевелился полог, и в шатер вошел Асахиро с Но-дачи на плече. Оба
были хмурыми и сосредоточенными, очень напоминая самих себя в тот
мэйланьский вечер, когда они заступили дорогу Мне-Чэну.
-- У нас гости,-- бросил Но-дачи, большой меч.
-- Чэн, одень доспех,-- сказал Асахиро Ли.
В шатер протиснулся Кос ан-Танья с доспехом аль-Мутанабби в руках.
* * *
9
Гость ждал нас у священного водоема.
Это был высокийй, прекрасно сложенный воин с волчьими чертами лица.
Причем волк был матерый, опытный, прекрасно знавший себе цену. Дикого
Лезвия при нем не оказалось -- то ли не пристало послу быть вооруженным, то
ли еще что...
Неподалеку от воина расположились Фальгрим с Гвенилем и ан-Танья с
Заррахидом и Саем. Больше никого не было -- ни наших, ни шулмусов. Это не
удивило Меня-Чэна -- еще по дороге Но-дачи с Асахиро рассказали нам, как
они разогнали всех любопытных, не дав им толпиться вокруг посла Джамухи; и
Я-Чэн счел этот поступок совершенно правильным.
При виде нас воин нахмурился, с показным равнодушием оглялел Чэна с
головы до ног, и сделал шаг навстречу. Всего один шаг. Надо отдать должное --
посол или действительно ничего не боялся, или умело скрывал свои чувства.
-- Я -- тысячник Джангар-багатур,-- негромко и властно сказал он,-- глава
тумена телохранителей-тургаудов гурхана Джамухи Восьмирукого.
Затем он неожиданно приложил ладони ко рту и пронзительно завыл.
Я-Чэн даже не успел удивиться, как в ответ с северных холмов донесся такой же
вой, только многократно усиленный; и я услышал ржание испуганных коней.
-- Мои люди не хотят тревожить покой священного места,продолжил Джангар,
когда наступила тишина.-- Пускай даже и оскверненного нечистым
пребыванием. Я повторяю слова гурхана Джамухи: пусть тот, кто называет
себя Асмохат-та, поднимется к гурхану и посмотрит ему в глаза. После чего он
сам выберет время и место своей смерти. Я все сказал.
Пришедший вместе с нами Куш-тэнгри передал Чыду Косу, после чего низко
склонился перед Чэном-Мной и повернулся к Джангар-багатуру.
-- Не пристало Асмохат-та уподобляться послу самого себя,произнес
Неправильный Шаман, и Я-Чэн заметил, что невозмутимый Джангар все же
старается не смотреть шаману в лицо.
-- Джамуха ведь тоже не сам явился -- тебя прислал, Джангар... Я пойду с тобой,
я, слуга Ур-калахая Безликого, я встану перед Джамухой, как посланец
Асмохат-та, и мы определим время и место. А чья смерть наступит тогда -- это
еще у Безликого за пазухой...
-- Хорошо,-- равнодушно согласился Джангар.-- Иди ты, шаманотступник...
Шаман кивнул и отошел на десять выпадов, остановившись у статуи Мо.
Чэн-Я подумал и двинулся к нему.
-- Тебе нельзя туда ходить,-- одними губами выдохнул шаман.Ты не вернешься.
А по степи пойдет гулять легенда, как демонлжец не устоял перед взглядом
гурхана...
-- А ты? -- спросил Чэн-Я.
-- А я попробую задеть гордость Джамухи в присутствиии его телохранителей.
Тургауды -- отчаянные бойцы, они не побоятся напасть и на священное место --
но если их вождь преступит закон воинской доблести...
Я-Чэн не мог об яснить шаману, что Джамуха-батинит и Тусклая Чинкуэда,
Змея Шэн, по-своему понимают законы воинской доблести, и святость места уж
наверняка не остановит их; и еще Я-Чэн понимал, что не могу, не должен идти
сам на северные холмы, и не имею права останавливать Куш-тэнгри.
Я-Чэн только вспомнил слова Неправильного Шамана, когда мы прозревали
неизменную гибель Джамухи.
"Наверное, я умру до того..."
-- Меня зовут Чэн,-- сказал Чэн, глядя в черные глаза Неправильного Шамана.-
- Чэн Анкор.
-- Спасибо,-- невпопад ответил Куш-тэнгри.
И крикнул послу, тряхнув серебряной гривой:
-- Эй, Джангар!.. Пошли, что ли?!
Джангар шагнул было вперед, но Асахиро придержал его за плечо.
-- Ты помнишь меня, тысячник Джангар? -- спросил Асахиро.
-- Да,-- кивнул Джангар, стряхивая его руку (что оказалось не так-то просто).--
Я помню тебя, бывший раб, пасынок хурулов.
-- Это хорошо, что ты помнишь меня... И запомни, что я скажу тебе сейчас: если
с шаманом что-нибудь случится... я убью тебя, даже если для этого мне придется
пройти насквозь твой тумен.
Джангар радостно оскалился.
-- Тебе не придется трудиться, бывший раб. В бою я обычно нахожусь впереди
своей тысячи.
Сверху на них взирал Желтый Мо.
Полагаю, он был доволен.
* * *
10
Весь оставшийся день я не находил себе места.
Вот оно, пришло, наступило, постучалось в дверь, звякнуло о клинок -- и все-
таки, в глубине души, я надеялся, надеялся слепо, глупо, наивно, прячась в
ножны от неизбежного, надеялся, что все как-то обойдется само собой, и боялся
признаться в этом самому себе.
Не обошлось.
И учить некого -- ушел Куш-тэнгри, и скучает заново осиротевшая Чыда, а я
поминутно гляжу на северные холмы, постепенно тонущие в вечерней мгле.
Ждем.
И я остужаю рукоять о руку аль-Мутанабби.
В подготовке нашего лагеря к обороне мы не участвовали. И правильно делали
-- Но-дачи и Асахиро мигом взяли власть в свои руки (смешно -- Но-дачи -- и "в
свои руки"...), и весьма скоро каждый нашел свое место и знал, что ему делать в
случае...
Что делать?
Ах, выбор небогат... У деревни Сунь-Цзя два десятка с небольшим Придатков и
чуть большее количество Блистающих остановили двенадцать дюжин детей
Ориджа, и то все наши люди оказались раненными, а пятеро батинитов
навсегда окунулись в Сокровенную Тайну. Сейчас же нас, кабирцев, на
четверть меньше, чем тогда, с нами две-три дюжины шулмусов (хорошо,
пожалуй, что Кулай с частью своих пропал -- глядишь, выживут...);
ориджитские и маалейские дети, женщины и старики не в счет; -- а против нас
на северных холмах воет отборная стая Джамухи, тысяча воинов-людей, и
вдвое-втрое Диких Лезвий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
примкнул к батинитам. Ради будущих побед ориджиты во главе с Джелмэ-
нойоном сожгли деревню Сунь-Цзя, а я ради будущего убил несговорчивого
Джелмэ. Ради будущего, в котором должна была восторжествовать истина
Батин, Джамуха подмял под себя Шулму. И мы видели будущее, в котором я
убью Джамуху -- потому что мы заранее знали, что ради будущего...
Я-Чэн помолчал.
-- Нет такого будущего,-- твердо закончил Я-Чэн,-- ради которого я убью
Джамуху и сломаю Чинкуэду, Змею Шэн. Я не хочу такого будущего.
-- Ты не станешь их убивать? -- изумился шаман.-- А как же...
-- Ради будущего -- нет. А если и убью -- то только ради настоящего. Как
убивал в ночном переулке Кабира, над Друдлом и Детским Учителем. Не зная,
что убью. Не думая об этом заранее. Потому что нельзя заранее делать выбор
между жизнью и смертью. Этот выбор делается лишь тогда...
Чэн-Я оглядел всех и закончил:
-- Когда один меч стоит спокойно против неба. Один -- против неба. И только
так.
Снова зашевелился полог, и в шатер вошел Асахиро с Но-дачи на плече. Оба
были хмурыми и сосредоточенными, очень напоминая самих себя в тот
мэйланьский вечер, когда они заступили дорогу Мне-Чэну.
-- У нас гости,-- бросил Но-дачи, большой меч.
-- Чэн, одень доспех,-- сказал Асахиро Ли.
В шатер протиснулся Кос ан-Танья с доспехом аль-Мутанабби в руках.
* * *
9
Гость ждал нас у священного водоема.
Это был высокийй, прекрасно сложенный воин с волчьими чертами лица.
Причем волк был матерый, опытный, прекрасно знавший себе цену. Дикого
Лезвия при нем не оказалось -- то ли не пристало послу быть вооруженным, то
ли еще что...
Неподалеку от воина расположились Фальгрим с Гвенилем и ан-Танья с
Заррахидом и Саем. Больше никого не было -- ни наших, ни шулмусов. Это не
удивило Меня-Чэна -- еще по дороге Но-дачи с Асахиро рассказали нам, как
они разогнали всех любопытных, не дав им толпиться вокруг посла Джамухи; и
Я-Чэн счел этот поступок совершенно правильным.
При виде нас воин нахмурился, с показным равнодушием оглялел Чэна с
головы до ног, и сделал шаг навстречу. Всего один шаг. Надо отдать должное --
посол или действительно ничего не боялся, или умело скрывал свои чувства.
-- Я -- тысячник Джангар-багатур,-- негромко и властно сказал он,-- глава
тумена телохранителей-тургаудов гурхана Джамухи Восьмирукого.
Затем он неожиданно приложил ладони ко рту и пронзительно завыл.
Я-Чэн даже не успел удивиться, как в ответ с северных холмов донесся такой же
вой, только многократно усиленный; и я услышал ржание испуганных коней.
-- Мои люди не хотят тревожить покой священного места,продолжил Джангар,
когда наступила тишина.-- Пускай даже и оскверненного нечистым
пребыванием. Я повторяю слова гурхана Джамухи: пусть тот, кто называет
себя Асмохат-та, поднимется к гурхану и посмотрит ему в глаза. После чего он
сам выберет время и место своей смерти. Я все сказал.
Пришедший вместе с нами Куш-тэнгри передал Чыду Косу, после чего низко
склонился перед Чэном-Мной и повернулся к Джангар-багатуру.
-- Не пристало Асмохат-та уподобляться послу самого себя,произнес
Неправильный Шаман, и Я-Чэн заметил, что невозмутимый Джангар все же
старается не смотреть шаману в лицо.
-- Джамуха ведь тоже не сам явился -- тебя прислал, Джангар... Я пойду с тобой,
я, слуга Ур-калахая Безликого, я встану перед Джамухой, как посланец
Асмохат-та, и мы определим время и место. А чья смерть наступит тогда -- это
еще у Безликого за пазухой...
-- Хорошо,-- равнодушно согласился Джангар.-- Иди ты, шаманотступник...
Шаман кивнул и отошел на десять выпадов, остановившись у статуи Мо.
Чэн-Я подумал и двинулся к нему.
-- Тебе нельзя туда ходить,-- одними губами выдохнул шаман.Ты не вернешься.
А по степи пойдет гулять легенда, как демонлжец не устоял перед взглядом
гурхана...
-- А ты? -- спросил Чэн-Я.
-- А я попробую задеть гордость Джамухи в присутствиии его телохранителей.
Тургауды -- отчаянные бойцы, они не побоятся напасть и на священное место --
но если их вождь преступит закон воинской доблести...
Я-Чэн не мог об яснить шаману, что Джамуха-батинит и Тусклая Чинкуэда,
Змея Шэн, по-своему понимают законы воинской доблести, и святость места уж
наверняка не остановит их; и еще Я-Чэн понимал, что не могу, не должен идти
сам на северные холмы, и не имею права останавливать Куш-тэнгри.
Я-Чэн только вспомнил слова Неправильного Шамана, когда мы прозревали
неизменную гибель Джамухи.
"Наверное, я умру до того..."
-- Меня зовут Чэн,-- сказал Чэн, глядя в черные глаза Неправильного Шамана.-
- Чэн Анкор.
-- Спасибо,-- невпопад ответил Куш-тэнгри.
И крикнул послу, тряхнув серебряной гривой:
-- Эй, Джангар!.. Пошли, что ли?!
Джангар шагнул было вперед, но Асахиро придержал его за плечо.
-- Ты помнишь меня, тысячник Джангар? -- спросил Асахиро.
-- Да,-- кивнул Джангар, стряхивая его руку (что оказалось не так-то просто).--
Я помню тебя, бывший раб, пасынок хурулов.
-- Это хорошо, что ты помнишь меня... И запомни, что я скажу тебе сейчас: если
с шаманом что-нибудь случится... я убью тебя, даже если для этого мне придется
пройти насквозь твой тумен.
Джангар радостно оскалился.
-- Тебе не придется трудиться, бывший раб. В бою я обычно нахожусь впереди
своей тысячи.
Сверху на них взирал Желтый Мо.
Полагаю, он был доволен.
* * *
10
Весь оставшийся день я не находил себе места.
Вот оно, пришло, наступило, постучалось в дверь, звякнуло о клинок -- и все-
таки, в глубине души, я надеялся, надеялся слепо, глупо, наивно, прячась в
ножны от неизбежного, надеялся, что все как-то обойдется само собой, и боялся
признаться в этом самому себе.
Не обошлось.
И учить некого -- ушел Куш-тэнгри, и скучает заново осиротевшая Чыда, а я
поминутно гляжу на северные холмы, постепенно тонущие в вечерней мгле.
Ждем.
И я остужаю рукоять о руку аль-Мутанабби.
В подготовке нашего лагеря к обороне мы не участвовали. И правильно делали
-- Но-дачи и Асахиро мигом взяли власть в свои руки (смешно -- Но-дачи -- и "в
свои руки"...), и весьма скоро каждый нашел свое место и знал, что ему делать в
случае...
Что делать?
Ах, выбор небогат... У деревни Сунь-Цзя два десятка с небольшим Придатков и
чуть большее количество Блистающих остановили двенадцать дюжин детей
Ориджа, и то все наши люди оказались раненными, а пятеро батинитов
навсегда окунулись в Сокровенную Тайну. Сейчас же нас, кабирцев, на
четверть меньше, чем тогда, с нами две-три дюжины шулмусов (хорошо,
пожалуй, что Кулай с частью своих пропал -- глядишь, выживут...);
ориджитские и маалейские дети, женщины и старики не в счет; -- а против нас
на северных холмах воет отборная стая Джамухи, тысяча воинов-людей, и
вдвое-втрое Диких Лезвий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142