Койкелди решил больше его не беспокоить.
Днем, закрыв ставни наглухо, лежит в темноте, вечером не зажигает света, постелил себе на полу один на один два матраца. Днем глаза закрыты, ночью — открыты. Вот и теперь Омар лежит на своих матрацах и вдруг слышит, как открылась дверь веранды и вошел человек. Он обут в сапоги со шпорами, подошел, постучал в дверь комнаты, в которой валялся Омар:
— Можно войти, товарищ Берденов?
— Войдите.
— О-о-о! Да у вас темень непроглядная!
— Слева от вас на стене выключатель.
Щелкнуло — и зажегся свет, в комнате стало весело, как при блеске зарницы; на пороге стоял, вытянувшись, длинный худой человек в форме лесника, на голове фуражка из синего сукна с кокардой. Он по-военному приложил руку к виску.
— Разрешите представиться,— сказал он,— главный лесничий Тасжарганского участка, гвардии старший лейтенант Гаврил Гаврилович Гаврилов! Казахи называют меня по-своему— Гакку!
Появление этого человека, то, как он, щелкнув каблуками, взял под козырек, то, что вместе с занимаемой должностью назвал и воинское звание, к своему имени и фамилии прибавил еще и прозвище, которое дали ему местные казахи,— все это показалось Омару забавным и немного развлекло его. Поднявшись со своей подстилки, он с улыбкой взглянул на гостя. Скуластое, без лишних наростов мяса лицо, прищуренные щелочки-глаза выдавали в нем больше казаха, чем русского, но его безукоризненная русская речь, интонация не вызывали сомнения в его национальности.
— Садитесь, Гаврил Гаврилович! — сказал Омар, он тоже как-то сразу настроился на шутливую волну.— А по-казахски говорите, Гаврил Гаврилович?
— А как же не говорить, Омар Балапанович, ведь у
меня сват казах, живет в Ортасе, вы, наверно, знаете Сарсенбаевых?
Омар не знал Сарсенбаевых, но ему показалось чудовищным кощунством испортить настроение этому славному человеку, поэтому он коротко ответил:
— Знаю.
— Ну, тогда вы знаете, что за старшего сына этого Сарсенбаева я и отдал свою дочку Надюшу. Слава богу, живут молодые неплохо, уже двух внуков нянчу, вот так-то.
Ближе к двери, у стены, стоял большой стол, вокруг него были расставлены стулья, на одном из них и расположился Гаврил Гаврилович. Из уважения к гостю Омар накинул на майку пиджак и тоже присел к столу.
— Представьте, я только сегодня услышал, что вы гостите в Тасжаргане, если б я знал об этом раньше!.. Но и теперь не поздно. Я понаслышке хорошо знаком с вами. Все говорят — Берденов, Берденов... Да и кто вас не знает? Но особенно вас расхваливает мой закадычный друг с озера Самар, разбойник Терентий. Заслышав ваше имя, есть перестает. Ваш меткий охотничий глаз не устает нахваливать. Рановато вы этого лесника отправили на пенсию, рановато. Недавно ездил к нему, он от горя постарел, сломался даже. Нелегко остаться в стороне от любимого дела, когда еще есть силы, не приведи бог!
Этот громкоголосый Гаврил Гаврилович с первого взгляда понравился Омару. Как к очень душевному человеку, как к близкому родственнику потянуло его к нему. Беседовали они почти два часа. Омар не знал, что Терентия проводили на пенсию, и посожалел об этом, с интересом выслушал подробную биографию гостя, которую он изложил не без охоты, узнал, сколько гектаров леса в его ведении, какие в нем растут деревья, какие травы, какие звери водятся. Лесничий все ухитрился рассказать в сравнительно короткий срок.
— Знаю, в каком лесу сколько медведей водится! — прихвастнул он.
— Ну, а теперь, Гаврил Гаврилович, скажите, почему вас казахи прозвали Гакку? — с улыбкой спросил Омар.
— На это есть две причины. Во-первых, меня, моего отца и моего деда зовут Гаврил, значит — Га, Га, Га, замечаете? Похоже на крик лебедя. Во-вторых, как чуть выпью, принимаюсь петь казахскую песню «Гакку», ну будто бес в ребрб толкает. Помните, эту песню исполняла Куляш Байсеитова? А уж если я начну петь, остановить меня невозможно. Вот казахи и прозвали меня Гакку.
Или он почувствовал, что понравился Омару, или еще по какой причине, но вскоре Гакку повел себя довольно свободно.
— Омаржан! — сказал он, переходя на «ты».— Пойдем к нам, отведай пищи в моем доме, у меня есть пять ружей различных марок, я тебе все покажу. Есть две-три медвежьи шкуры, и их покажу — засмотришься!
Омар сразу согласился, он даже и сам не предполагал, что так быстро согласится.
Дом Гакку находился на другом конце «аула», за ним открывалось ровное поле, тянувшееся с километр до Большого Ирелена. Омар смотрел, как дети играли в футбол, и думал: вот здесь бы, на просторе, срубить дом и прожить до конца дней в этой благодати...
Дом Гакку — настоящий дом лесника, срублен из елей, вместе с чуланом всего три комнаты; тесаные скамейки, стол, топчан, на стене висят оленьи рога, медвежья шкура, в переднем углу красуются пять ружей, все пять разных марок, они целиком захватили Омара, на душе посветлело, он заговорил горячо, захлебываясь, как мальчишка, с осведомленностью знатока оценивал ружья, загорелся, забылся, заспорил. Особенно ему понравилось одно. Сделано в ГДР, три ствола, под двустволкой есть еще один ствол для стрельбы боевыми патронами. Омар громко восхищался этим ружьем, тщательно его рассматривал, и тут же Гакку сказал:
— Омаржан, мне известен рыцарский обычай казахов — приторачивать к седлу гостя то, что ему понравилось. Это ружье тебе понравилось, я дарю его!
Омар чуть с ума не сошел от радости:
— Неужели и вправду дарите?!
— Я не твой ровесник, чтобы шутить. Бери и владей им в свое удовольствие! Я уж почти прожил жизнь. Пусть теперь молодые охотятся с этим ружьем!
Омар крепко обнял Гакку и несколько раз поцеловал: , -— Спасибо, агатай!
— Бог отблагодарит! Ты взял то, что тебе понравилось в моем доме, а вот это прими от меня на память о нашем знакомстве! — сказал Гакку и вытащил из-под стола свернутую медвежью шкуру —Бери, не стесняйся! Мы с тобой охотники, нам дорого не барахло, а душа человека!
— Ну-у-у! Вы обогатили меня совсем!
— Ничего, ничего, бери! Над твоей головой, кажется, неприятность нависла, не горюй, все придет в норму, а ты еще победителем выйдешь, дорогой!
Омар чуть не заплакал.
Насколько был худым и длинным сам Гакку, настолько низенькой и толстенькой, даже яйцевидной, была его жена. Когда они пришли, она показалась и тут же скрылась в дальней комнате. Больше и не выходила. Впрочем, охотникам было не до нее, но когда интерес к ружьям и шкуре стал иссякать, Гакку предложил:
— Омаржан, в честь нашей дружбы не мешало бы дернуть грамм по сто.
Омар сейчас был настроен так, что предложи ему яд — он бы выпил.
-— Воля ваша, агатай.
Гакку обрадовался: . — Эй, старуха, давай «Экстру»!
Жена не отозвалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
Днем, закрыв ставни наглухо, лежит в темноте, вечером не зажигает света, постелил себе на полу один на один два матраца. Днем глаза закрыты, ночью — открыты. Вот и теперь Омар лежит на своих матрацах и вдруг слышит, как открылась дверь веранды и вошел человек. Он обут в сапоги со шпорами, подошел, постучал в дверь комнаты, в которой валялся Омар:
— Можно войти, товарищ Берденов?
— Войдите.
— О-о-о! Да у вас темень непроглядная!
— Слева от вас на стене выключатель.
Щелкнуло — и зажегся свет, в комнате стало весело, как при блеске зарницы; на пороге стоял, вытянувшись, длинный худой человек в форме лесника, на голове фуражка из синего сукна с кокардой. Он по-военному приложил руку к виску.
— Разрешите представиться,— сказал он,— главный лесничий Тасжарганского участка, гвардии старший лейтенант Гаврил Гаврилович Гаврилов! Казахи называют меня по-своему— Гакку!
Появление этого человека, то, как он, щелкнув каблуками, взял под козырек, то, что вместе с занимаемой должностью назвал и воинское звание, к своему имени и фамилии прибавил еще и прозвище, которое дали ему местные казахи,— все это показалось Омару забавным и немного развлекло его. Поднявшись со своей подстилки, он с улыбкой взглянул на гостя. Скуластое, без лишних наростов мяса лицо, прищуренные щелочки-глаза выдавали в нем больше казаха, чем русского, но его безукоризненная русская речь, интонация не вызывали сомнения в его национальности.
— Садитесь, Гаврил Гаврилович! — сказал Омар, он тоже как-то сразу настроился на шутливую волну.— А по-казахски говорите, Гаврил Гаврилович?
— А как же не говорить, Омар Балапанович, ведь у
меня сват казах, живет в Ортасе, вы, наверно, знаете Сарсенбаевых?
Омар не знал Сарсенбаевых, но ему показалось чудовищным кощунством испортить настроение этому славному человеку, поэтому он коротко ответил:
— Знаю.
— Ну, тогда вы знаете, что за старшего сына этого Сарсенбаева я и отдал свою дочку Надюшу. Слава богу, живут молодые неплохо, уже двух внуков нянчу, вот так-то.
Ближе к двери, у стены, стоял большой стол, вокруг него были расставлены стулья, на одном из них и расположился Гаврил Гаврилович. Из уважения к гостю Омар накинул на майку пиджак и тоже присел к столу.
— Представьте, я только сегодня услышал, что вы гостите в Тасжаргане, если б я знал об этом раньше!.. Но и теперь не поздно. Я понаслышке хорошо знаком с вами. Все говорят — Берденов, Берденов... Да и кто вас не знает? Но особенно вас расхваливает мой закадычный друг с озера Самар, разбойник Терентий. Заслышав ваше имя, есть перестает. Ваш меткий охотничий глаз не устает нахваливать. Рановато вы этого лесника отправили на пенсию, рановато. Недавно ездил к нему, он от горя постарел, сломался даже. Нелегко остаться в стороне от любимого дела, когда еще есть силы, не приведи бог!
Этот громкоголосый Гаврил Гаврилович с первого взгляда понравился Омару. Как к очень душевному человеку, как к близкому родственнику потянуло его к нему. Беседовали они почти два часа. Омар не знал, что Терентия проводили на пенсию, и посожалел об этом, с интересом выслушал подробную биографию гостя, которую он изложил не без охоты, узнал, сколько гектаров леса в его ведении, какие в нем растут деревья, какие травы, какие звери водятся. Лесничий все ухитрился рассказать в сравнительно короткий срок.
— Знаю, в каком лесу сколько медведей водится! — прихвастнул он.
— Ну, а теперь, Гаврил Гаврилович, скажите, почему вас казахи прозвали Гакку? — с улыбкой спросил Омар.
— На это есть две причины. Во-первых, меня, моего отца и моего деда зовут Гаврил, значит — Га, Га, Га, замечаете? Похоже на крик лебедя. Во-вторых, как чуть выпью, принимаюсь петь казахскую песню «Гакку», ну будто бес в ребрб толкает. Помните, эту песню исполняла Куляш Байсеитова? А уж если я начну петь, остановить меня невозможно. Вот казахи и прозвали меня Гакку.
Или он почувствовал, что понравился Омару, или еще по какой причине, но вскоре Гакку повел себя довольно свободно.
— Омаржан! — сказал он, переходя на «ты».— Пойдем к нам, отведай пищи в моем доме, у меня есть пять ружей различных марок, я тебе все покажу. Есть две-три медвежьи шкуры, и их покажу — засмотришься!
Омар сразу согласился, он даже и сам не предполагал, что так быстро согласится.
Дом Гакку находился на другом конце «аула», за ним открывалось ровное поле, тянувшееся с километр до Большого Ирелена. Омар смотрел, как дети играли в футбол, и думал: вот здесь бы, на просторе, срубить дом и прожить до конца дней в этой благодати...
Дом Гакку — настоящий дом лесника, срублен из елей, вместе с чуланом всего три комнаты; тесаные скамейки, стол, топчан, на стене висят оленьи рога, медвежья шкура, в переднем углу красуются пять ружей, все пять разных марок, они целиком захватили Омара, на душе посветлело, он заговорил горячо, захлебываясь, как мальчишка, с осведомленностью знатока оценивал ружья, загорелся, забылся, заспорил. Особенно ему понравилось одно. Сделано в ГДР, три ствола, под двустволкой есть еще один ствол для стрельбы боевыми патронами. Омар громко восхищался этим ружьем, тщательно его рассматривал, и тут же Гакку сказал:
— Омаржан, мне известен рыцарский обычай казахов — приторачивать к седлу гостя то, что ему понравилось. Это ружье тебе понравилось, я дарю его!
Омар чуть с ума не сошел от радости:
— Неужели и вправду дарите?!
— Я не твой ровесник, чтобы шутить. Бери и владей им в свое удовольствие! Я уж почти прожил жизнь. Пусть теперь молодые охотятся с этим ружьем!
Омар крепко обнял Гакку и несколько раз поцеловал: , -— Спасибо, агатай!
— Бог отблагодарит! Ты взял то, что тебе понравилось в моем доме, а вот это прими от меня на память о нашем знакомстве! — сказал Гакку и вытащил из-под стола свернутую медвежью шкуру —Бери, не стесняйся! Мы с тобой охотники, нам дорого не барахло, а душа человека!
— Ну-у-у! Вы обогатили меня совсем!
— Ничего, ничего, бери! Над твоей головой, кажется, неприятность нависла, не горюй, все придет в норму, а ты еще победителем выйдешь, дорогой!
Омар чуть не заплакал.
Насколько был худым и длинным сам Гакку, настолько низенькой и толстенькой, даже яйцевидной, была его жена. Когда они пришли, она показалась и тут же скрылась в дальней комнате. Больше и не выходила. Впрочем, охотникам было не до нее, но когда интерес к ружьям и шкуре стал иссякать, Гакку предложил:
— Омаржан, в честь нашей дружбы не мешало бы дернуть грамм по сто.
Омар сейчас был настроен так, что предложи ему яд — он бы выпил.
-— Воля ваша, агатай.
Гакку обрадовался: . — Эй, старуха, давай «Экстру»!
Жена не отозвалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137