сидящие за столом, подобно всадникам, встретившим на своем пути препятствие, с полчаса говорили о том о сем, разбившись на групки, но пришло время для второй, главной темы — темы любви,— и все снова объединились, беседа стала общей.
Тему любви открыла Разия. Она решила привлечь к разговору Али, который сидел одиноко, словно жеребенок, потерявший в степи мать.
— Писатели обычно много пишут о любви,— сказала она, обращаясь к нему,— а вы много пишете о любви?
Али отрицательно покачал головой, прищелкнул языком.
— О так называемой любви я не пишу, поскольку в жизни ее нет, она бывает только в книгах.
Здесь-то и начался спор.
Али и Улмекен утверждали, что любви нет, Разия и Омар отстаивали обратную точку зрения.
Гости разошлись во втором часу. Омар вызвал из гаража машину, Мамыржан и Кадиша уехали с ним. Удалившись от дома на некоторое расстояние, Омар как бы между прочим бросил реплику:
— Зажиточно живут!
Мамыржан ответил туманно:
— Почему же не жить...— «Как хочешь, так и понимай мой ответ, но я-то знаю, на что ты намекнул».
Интересный человек, заключил Омар. Вспомнил, как Мамыржан -таращил глаза тогда, у него на даче, вспомнил его слова: «На глубине трехсот метров трупы не гниют»; вспомнил, как угрожал ему, Омару: «Хоть ты и начальник, а от смерти не спасешься», и улыбнулся. Забавный человек, присмотрюсь к нему, можно и поближе его держать...
— Посуду утром уберешь, давай ложиться,— сказал Досым, когда Улмекен перенесла посуду на кухню и вошла в спальню. Досым погасил свет и уже был в постели.
Улмекен разделась в темноте и тихонько улеглась на свое место. Натянув на себя приятную прохладную простыню, она с удовольствием закрыла глаза, ощущая жар своего обнаженного тела, его гибкость и притягательность. В это время она почувствовала, как, сопя, над ней нависает муж. В таких случаях она обычно представляла
себе кого-нибудь из понравившихся ей молодых мужчин, сейчас этим мужчиной был Мирас. Но облик Мираса расплывался, не проявлялся четко, вместо него вставал Омар...
Али ушел один. Разия со словами: «Что-то колотится сердце, пойду пройдусь»,— выбежала за ним. Догнала, пошла рядом.
— В какой гостинице остановились?
— «Восток».
— А-а, по пути, значит.
— Сами-то где живете?
— На Дикой улице, о которой весь вечер говорили.
— Далеко, наверное?
— Далеко!
— Провожу вас и вернусь, мне все равно надо пройтись.
— Как хотите.
Известие о том, что Али бросила жена, дошло от Мамыржана до Кадиши, от Кадиши до Улмекен и Разин, поэтому женщины смотрели на него с жалостью весь вечер. Разия и сейчас, идя рядом, болеет за него душой. Стуча каблучками по асфальту, она краем глаза посматривает на идущего рядом молодого мужчину. Красивый! Плечи широкие, как ворота, ладони как лопаты, похоже, очень сильный. Баба, убежавшая от этого мужчины, или несравнимая красавица, или неуправляемая, глупая женщина. Если бы такой попался в мои руки, я бы держала его дома, как жар-птицу, на шелковом поводке.
Болтая о том о сем, они дошли до Дикой улицы. По дороге Разия успела овсе рассказать о себе. Вышла замуж по любви, а он стал пить, потом трудный развод, сейчас снимает комнату у одного казаха, надежды на получение квартиры почти нет. Разия показала на дом, белеющий за высоким забором.
— Вот за этим домом времянка, там мы с дочкой и живем... Хоть у нас мало места, но в тесноте, да не в обиде. Зайдите, попейте чаю, уже ночь глубокая на дворе, что ни говорите, а одному ходить сейчас довольно опасно. Переночуйте, слава богу, людей не едим!
Раздражение, копившееся целый день, наконец нашло выход. Его понесло.
— Как это так? —сказал Али.— Сами же говорили,
что живете одна с маленьким ребенком. Как в таком случае я могу войти в дом? Как же вы можете приглашать ночью мужчину? Нет, родная, это не годится. Ваша выходка не к лицу женщине-казашке.
Разия готова была провалиться сквозь землю.
— Вы меня неправильно поняли, неправильно поняли...— твердила она.
Когда Али уходил от Досыма, он дернул на посошок целый бокал коньяка; видно, ударило в голову, так решила Разия. Что же делать, пусть идет своей дорогой, если не понимает нормального гостеприимства. И нечего тут учить меня казахским обычаям. Пригласили его по- доброму, с чистой совестью. Обыкновенные человеческие побуждения понял шиворот-навыворот и отчитывает, совсем с землей смешал.
— Агай не хотите, так и не заходите в дом, только не ругайтесь! — сказала Разия чуть не плача.
Жалобный голос женщины отрезвил Али, он сразу умолк, затем прикурил сигарету и уже мягко сказал:
— Прости меня, родная. Я не тебе говорил эти обидные слова,— стал он выкручиваться,— но в последнее время много стало таких женщин, на них и вылилась моя злость. Не принимай это на свой счет.
Разия повеселела, сразу поверив в то, что сказанное было направлено против тех, других женщин, которые сами желают этого. Конечно, есть такие женщины! Но Разия не такая, Разия отличается от них.
— Вот и хорошо, а то я уж испугалась, что вы меня ругаете. Входите, чаю попьем...
Али уже не смог отступить.
Он долго не засыпал. Убогая жизнь Разин перевернула всю его душу. Одна комната, в ней еле помещаются печь, стол, две кровати. На одной постели спит ее дочь, на другой Али, сама Разия на полу. Разве она виновата, что ее муж спился? Конечно, не виновата! Кажется, она еще говорила, что дрался, пропивал все деньги, продавал ее одежду, дело дошло даже до детской коляски. Пьяный ввалился в дом, грозил: «Убью!» — она мучилась, звала соседей, вызывала милицию. Маленькая Сауле при виде
Уважительное обращение к мужчине, старшему по возрасту отца убегала от него с ревом, в таких условиях формировался характер ребенка. При чем тут бедняжка Разия? Зря он на нее набросился!
Думая об этом, Али задремал, или ему так показалось. В комнату уже пробивался ранний серый свет. Вдруг почудилось, что кто-то украдкой всхлипывает, он открыл глаза и посмотрел по сторонам; лежащая на полу Разия плакала, сотрясаясь всем телом, она старалась удержать рыдания, но не могла. Плач усиливался, нарастал. Растерянный Али встал с постели, присел на корточки рядом с женщиной, которая лежала, укрывшись одеялом с головой.
Разия резко сбросила с лица одеяло, слезы, обильно льющиеся из глаз, проложили дорожки на ее обескровленном сером лице.
— Родной мой! — громко всхлипнула она, обвила руками его шею и, расплавляя горячим дыханием, потянула к себе.
В глубинах моря водятся животные, похожие на безобидные растения. Они на вид как цветы подсолнуха и покрыты множеством волосинок, зовутся актиниями. Около актиний резвятся всякие глупые рыбки, заглядывают в ее глубокую пасть, ничего не подозревая, плавают среди густых щупалец, но вот безобидное растение сплетает свои щупальца, захлопывает, а уж дальнейшая судьба глупой рыбки известна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
Тему любви открыла Разия. Она решила привлечь к разговору Али, который сидел одиноко, словно жеребенок, потерявший в степи мать.
— Писатели обычно много пишут о любви,— сказала она, обращаясь к нему,— а вы много пишете о любви?
Али отрицательно покачал головой, прищелкнул языком.
— О так называемой любви я не пишу, поскольку в жизни ее нет, она бывает только в книгах.
Здесь-то и начался спор.
Али и Улмекен утверждали, что любви нет, Разия и Омар отстаивали обратную точку зрения.
Гости разошлись во втором часу. Омар вызвал из гаража машину, Мамыржан и Кадиша уехали с ним. Удалившись от дома на некоторое расстояние, Омар как бы между прочим бросил реплику:
— Зажиточно живут!
Мамыржан ответил туманно:
— Почему же не жить...— «Как хочешь, так и понимай мой ответ, но я-то знаю, на что ты намекнул».
Интересный человек, заключил Омар. Вспомнил, как Мамыржан -таращил глаза тогда, у него на даче, вспомнил его слова: «На глубине трехсот метров трупы не гниют»; вспомнил, как угрожал ему, Омару: «Хоть ты и начальник, а от смерти не спасешься», и улыбнулся. Забавный человек, присмотрюсь к нему, можно и поближе его держать...
— Посуду утром уберешь, давай ложиться,— сказал Досым, когда Улмекен перенесла посуду на кухню и вошла в спальню. Досым погасил свет и уже был в постели.
Улмекен разделась в темноте и тихонько улеглась на свое место. Натянув на себя приятную прохладную простыню, она с удовольствием закрыла глаза, ощущая жар своего обнаженного тела, его гибкость и притягательность. В это время она почувствовала, как, сопя, над ней нависает муж. В таких случаях она обычно представляла
себе кого-нибудь из понравившихся ей молодых мужчин, сейчас этим мужчиной был Мирас. Но облик Мираса расплывался, не проявлялся четко, вместо него вставал Омар...
Али ушел один. Разия со словами: «Что-то колотится сердце, пойду пройдусь»,— выбежала за ним. Догнала, пошла рядом.
— В какой гостинице остановились?
— «Восток».
— А-а, по пути, значит.
— Сами-то где живете?
— На Дикой улице, о которой весь вечер говорили.
— Далеко, наверное?
— Далеко!
— Провожу вас и вернусь, мне все равно надо пройтись.
— Как хотите.
Известие о том, что Али бросила жена, дошло от Мамыржана до Кадиши, от Кадиши до Улмекен и Разин, поэтому женщины смотрели на него с жалостью весь вечер. Разия и сейчас, идя рядом, болеет за него душой. Стуча каблучками по асфальту, она краем глаза посматривает на идущего рядом молодого мужчину. Красивый! Плечи широкие, как ворота, ладони как лопаты, похоже, очень сильный. Баба, убежавшая от этого мужчины, или несравнимая красавица, или неуправляемая, глупая женщина. Если бы такой попался в мои руки, я бы держала его дома, как жар-птицу, на шелковом поводке.
Болтая о том о сем, они дошли до Дикой улицы. По дороге Разия успела овсе рассказать о себе. Вышла замуж по любви, а он стал пить, потом трудный развод, сейчас снимает комнату у одного казаха, надежды на получение квартиры почти нет. Разия показала на дом, белеющий за высоким забором.
— Вот за этим домом времянка, там мы с дочкой и живем... Хоть у нас мало места, но в тесноте, да не в обиде. Зайдите, попейте чаю, уже ночь глубокая на дворе, что ни говорите, а одному ходить сейчас довольно опасно. Переночуйте, слава богу, людей не едим!
Раздражение, копившееся целый день, наконец нашло выход. Его понесло.
— Как это так? —сказал Али.— Сами же говорили,
что живете одна с маленьким ребенком. Как в таком случае я могу войти в дом? Как же вы можете приглашать ночью мужчину? Нет, родная, это не годится. Ваша выходка не к лицу женщине-казашке.
Разия готова была провалиться сквозь землю.
— Вы меня неправильно поняли, неправильно поняли...— твердила она.
Когда Али уходил от Досыма, он дернул на посошок целый бокал коньяка; видно, ударило в голову, так решила Разия. Что же делать, пусть идет своей дорогой, если не понимает нормального гостеприимства. И нечего тут учить меня казахским обычаям. Пригласили его по- доброму, с чистой совестью. Обыкновенные человеческие побуждения понял шиворот-навыворот и отчитывает, совсем с землей смешал.
— Агай не хотите, так и не заходите в дом, только не ругайтесь! — сказала Разия чуть не плача.
Жалобный голос женщины отрезвил Али, он сразу умолк, затем прикурил сигарету и уже мягко сказал:
— Прости меня, родная. Я не тебе говорил эти обидные слова,— стал он выкручиваться,— но в последнее время много стало таких женщин, на них и вылилась моя злость. Не принимай это на свой счет.
Разия повеселела, сразу поверив в то, что сказанное было направлено против тех, других женщин, которые сами желают этого. Конечно, есть такие женщины! Но Разия не такая, Разия отличается от них.
— Вот и хорошо, а то я уж испугалась, что вы меня ругаете. Входите, чаю попьем...
Али уже не смог отступить.
Он долго не засыпал. Убогая жизнь Разин перевернула всю его душу. Одна комната, в ней еле помещаются печь, стол, две кровати. На одной постели спит ее дочь, на другой Али, сама Разия на полу. Разве она виновата, что ее муж спился? Конечно, не виновата! Кажется, она еще говорила, что дрался, пропивал все деньги, продавал ее одежду, дело дошло даже до детской коляски. Пьяный ввалился в дом, грозил: «Убью!» — она мучилась, звала соседей, вызывала милицию. Маленькая Сауле при виде
Уважительное обращение к мужчине, старшему по возрасту отца убегала от него с ревом, в таких условиях формировался характер ребенка. При чем тут бедняжка Разия? Зря он на нее набросился!
Думая об этом, Али задремал, или ему так показалось. В комнату уже пробивался ранний серый свет. Вдруг почудилось, что кто-то украдкой всхлипывает, он открыл глаза и посмотрел по сторонам; лежащая на полу Разия плакала, сотрясаясь всем телом, она старалась удержать рыдания, но не могла. Плач усиливался, нарастал. Растерянный Али встал с постели, присел на корточки рядом с женщиной, которая лежала, укрывшись одеялом с головой.
Разия резко сбросила с лица одеяло, слезы, обильно льющиеся из глаз, проложили дорожки на ее обескровленном сером лице.
— Родной мой! — громко всхлипнула она, обвила руками его шею и, расплавляя горячим дыханием, потянула к себе.
В глубинах моря водятся животные, похожие на безобидные растения. Они на вид как цветы подсолнуха и покрыты множеством волосинок, зовутся актиниями. Около актиний резвятся всякие глупые рыбки, заглядывают в ее глубокую пасть, ничего не подозревая, плавают среди густых щупалец, но вот безобидное растение сплетает свои щупальца, захлопывает, а уж дальнейшая судьба глупой рыбки известна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137