Он с трудом оторвал голову от подушки и огляделся: в доме стоял полумрак, часы показывали половину шестого; тогда он понял: звонили в дверь. Кто, зачем в такую рань? Еще никогда так бесцеремонно не являлись... Омар поднялся, нашел халат, накинул на голое тело и отправил
ся открывать. Он брел по темному еще коридору и изо всех сил ругал нетерпеливый наглый звонок; кто бы ты ни был, зачем это хамство, спрашивал Омар. Он повернул ключ в замке, широко распахнул дверь, качнулся вперед, готовый обрушить свое недовольство на прибывшего в неурочный час гостя, но увидел перед собой... нарядно одетую шестилетнюю девочку, соседскую дочку. На голове у Марины был пышный бант, в руках она держала рыжеволосую куклу.
— Здравствуйте,— пропищала Марина, и Омар подумал; что голосок у нее очень забавный, вот-вот сорвется.
— А-а, Марина,— забыв свою злость, сказал Омар,— что не спишь, малышка?
— А Зауре дома?
— Где ж ей быть? Еще спит.
— А я хотела с ней попрощаться... Вот,— Марина протянула Омару куклу.
Зауре крепко спала; Омару было жаль будить дочку, он в нерешительности постоял немного перед ее кроватью. Нет, наконец решил он, надо ее поднимать, все же подруга пришла, пусть попрощаются.
Она обычно тяжело просыпалась и на этот раз тоже с трудом разлепила глаза; надела платье, подошла к двери. Через минуту Зауре уже смеялась на всю квартиру, разговаривая с подружкой. Ну, девчонка! — подумал Омар. Сейчас мать проснется, ворчать будет. Омар, направляясь в ванную, прошел мимо дочери, которая успела распрощаться с Мариной.
— Далеко твоя Марина уезжает? — спросил Омар девочку.
— К бабушке.
— А надолго?
— До вечера!
— Что? — Омар рассмеялся.— До вечера?
Из дальней комнаты послышалось недовольное ворчание жены Омара, Сауле. «Разве когда-нибудь бывает покой в этом доме?» Сауле в ночной рубашке, громко шлепая тапочками, прошла по коридору. Ее коротенькие волосы, стриженные «под мальчика», стояли дыбом, открывая гладкий затылок и толстую шею. Это ей не шло, было грубо и некрасиво. «Ох, женщины! — вздохнул Омар.— Почему они слепо идут за любой модой, не считаясь, что им к лицу, а что — нет: ведь для того чтобы
так стричься, надо иметь точеную длинную шею и, конечно, быть чуть моложе. Ну ладно, меня-то это с какой стороны должно волновать!»
В последние дни все время кажется, будто что-то забыл. Но что, что?..— спрашивает себя Омар, однако вспомнить не может; он стал даже прислушиваться к разговору идущих мимо людей: вдруг подскажут? Но тщетно, что-то ускользает, главное забыто...
Сейчас, вытираясь большим махровым полотенцем, он снова и снова думает об этом. Что?.. Ну что?.. Странные вещи творятся со мной.
Омар спал в кабинете, теперь он вернулся туда: прохладно, обе створки окна распахнуты настежь, с гор несется прохладный свежий ветерок; пролетая через яблоневый сад, ветерок наполняется его ароматом. Омар садится за полированный коричневый письменный стол, своими длинными руками обнимает его за края, потом открывает запертый на ключ средний ящик, достает общую тетрадь в желтом кожаном переплете, касается ею лба. Затем внимательно смотрит на листы с теснящимися на них цифрами, линиями, скобками; их язык, их смысл, их тайну понимает только сам Омар. Он несколько раз перечитывает цифры, потом, словно дикий конь вдруг понес седока, начинает быстро что-то писать. Время это пролетает незаметно, как одно мгновение, как легкая дремота после сильной усталости, как предутренний приятный сон; потом остаются только сладкое чувство и легкое сожаление о прошлом; все это длится всего два часа, в восемь в кабинет, шлепая тапочками, входит Сауле. Она несет на подносе чашку чая и бутерброды с сервелатом.
Омар прячет толстую тетрадь в желтом переплете обратно в стол, закрывает его на ключ, ключ засовывает в шкаф между книгами, среди молчаливых переплетов он укрыт надежно — тайник известен только одному Омару. В восемь тридцать Омар выходит из дому, у ворот уже дожидается голубая «Волга».
Он заставил машину немного подождать, что случается довольно редко; сегодня он несколько минут стоял перед платяным шкафом, выбирая костюм; Омару предстоит наконец заняться Дикой улицей, это основное дело нынешнего дня. Вопрос сложный: во-первых, придется унижаться перед Койшеке, думал он, во-вторых, опять сцепится с Аблезом, и Омар, чтобы выглядеть как можно более внушительно, надел свой лучший костном со значком депутата.
Омар жил на втором этаже двухэтажного четырехквар-тирного дома, который прятался от любопытных глаз за высоким забором в старом яблоневом саду; он прошел через сад, наполненный утренней свежестью, открыл калитку и, выйдя на улицу, увидел, как какой-то длинный точно жердь казах, по виду из аула, спорил с милиционером; Омар окинул эту сцену рассеянным взглядом и уж хотел было пройти мимо, но тут услышал, как длинный казах упомянул его имя.
— Омар Берденов— мой лучший друг, мой близкий родственник,— клялся он, пытаясь оттолкнуть милиционера и пройти в дом.— Знаешь ли ты об этом, почему не пускаешь меня?
— Может, вы и родственник, но родственник, находящийся в состоянии опьянения,— строго внушал ему милиционер.— Идите-ка своей дорогой.
«О, так это же Каракутан,— приглядевшись, Омар узнал бывшего односельчанина,— интересно, что он здесь делает?»
Каракутан при виде Омара осекся, сильно наклонился, рискуя потерять равновесие, выбросил вперед длинные руки и воскликнул:
— Омиш, Омиш, ассаламагалейкум! Омиш, ты узнал меня? Это же я! Помнишь Сомжурека?
— Какой Сомжурек? — весело спросил Омар, снимая с лица ледяное выражение.— Каракутан, что ли?
— Во-во! — радостно закивал тот, чуть не прослезившись от умиления, что Омар вспомнил его прозвище.
Каракутан презрительным взглядом смерил милиционера с головы до ног, как бы желая сказать: ну что, победил я тебя?! А потом, видно, чтобы окончательно уничтожить беднягу милиционера, обнял Омара и крепко прижался к нему.
— Здравствуй, брат мой! Наконец-то нам выпало счастье встретиться!
Омар невольно вздохнул.
— Ну что ж, проходи в дом.
Каракутан был пьян, маленькие глазки совсем потерялись на опухшем лице, крючковатый нос почти касался полного гнилых зубов рта; запах перегара, смешавшись с запахом горького пота, вызывал у стоящего рядом Омара тошноту. Придется вести его в ванную, дать во что-нибудь переодеться. Сауле, принимая Каракутана, скорчила гримасу, а Зауре испуганно спросила:
— Папа, почему ты говоришь, что вы вместе учились? Разве ты такой старик, как этот дядя?
Омар грустно улыбнулся в ответ. Видно, не будет пути, не повезет сегодня. А если не повезет Омару, то не повезет и Дикой улице.
Омар всегда держит в голове сотни неразрешенных проблем;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
ся открывать. Он брел по темному еще коридору и изо всех сил ругал нетерпеливый наглый звонок; кто бы ты ни был, зачем это хамство, спрашивал Омар. Он повернул ключ в замке, широко распахнул дверь, качнулся вперед, готовый обрушить свое недовольство на прибывшего в неурочный час гостя, но увидел перед собой... нарядно одетую шестилетнюю девочку, соседскую дочку. На голове у Марины был пышный бант, в руках она держала рыжеволосую куклу.
— Здравствуйте,— пропищала Марина, и Омар подумал; что голосок у нее очень забавный, вот-вот сорвется.
— А-а, Марина,— забыв свою злость, сказал Омар,— что не спишь, малышка?
— А Зауре дома?
— Где ж ей быть? Еще спит.
— А я хотела с ней попрощаться... Вот,— Марина протянула Омару куклу.
Зауре крепко спала; Омару было жаль будить дочку, он в нерешительности постоял немного перед ее кроватью. Нет, наконец решил он, надо ее поднимать, все же подруга пришла, пусть попрощаются.
Она обычно тяжело просыпалась и на этот раз тоже с трудом разлепила глаза; надела платье, подошла к двери. Через минуту Зауре уже смеялась на всю квартиру, разговаривая с подружкой. Ну, девчонка! — подумал Омар. Сейчас мать проснется, ворчать будет. Омар, направляясь в ванную, прошел мимо дочери, которая успела распрощаться с Мариной.
— Далеко твоя Марина уезжает? — спросил Омар девочку.
— К бабушке.
— А надолго?
— До вечера!
— Что? — Омар рассмеялся.— До вечера?
Из дальней комнаты послышалось недовольное ворчание жены Омара, Сауле. «Разве когда-нибудь бывает покой в этом доме?» Сауле в ночной рубашке, громко шлепая тапочками, прошла по коридору. Ее коротенькие волосы, стриженные «под мальчика», стояли дыбом, открывая гладкий затылок и толстую шею. Это ей не шло, было грубо и некрасиво. «Ох, женщины! — вздохнул Омар.— Почему они слепо идут за любой модой, не считаясь, что им к лицу, а что — нет: ведь для того чтобы
так стричься, надо иметь точеную длинную шею и, конечно, быть чуть моложе. Ну ладно, меня-то это с какой стороны должно волновать!»
В последние дни все время кажется, будто что-то забыл. Но что, что?..— спрашивает себя Омар, однако вспомнить не может; он стал даже прислушиваться к разговору идущих мимо людей: вдруг подскажут? Но тщетно, что-то ускользает, главное забыто...
Сейчас, вытираясь большим махровым полотенцем, он снова и снова думает об этом. Что?.. Ну что?.. Странные вещи творятся со мной.
Омар спал в кабинете, теперь он вернулся туда: прохладно, обе створки окна распахнуты настежь, с гор несется прохладный свежий ветерок; пролетая через яблоневый сад, ветерок наполняется его ароматом. Омар садится за полированный коричневый письменный стол, своими длинными руками обнимает его за края, потом открывает запертый на ключ средний ящик, достает общую тетрадь в желтом кожаном переплете, касается ею лба. Затем внимательно смотрит на листы с теснящимися на них цифрами, линиями, скобками; их язык, их смысл, их тайну понимает только сам Омар. Он несколько раз перечитывает цифры, потом, словно дикий конь вдруг понес седока, начинает быстро что-то писать. Время это пролетает незаметно, как одно мгновение, как легкая дремота после сильной усталости, как предутренний приятный сон; потом остаются только сладкое чувство и легкое сожаление о прошлом; все это длится всего два часа, в восемь в кабинет, шлепая тапочками, входит Сауле. Она несет на подносе чашку чая и бутерброды с сервелатом.
Омар прячет толстую тетрадь в желтом переплете обратно в стол, закрывает его на ключ, ключ засовывает в шкаф между книгами, среди молчаливых переплетов он укрыт надежно — тайник известен только одному Омару. В восемь тридцать Омар выходит из дому, у ворот уже дожидается голубая «Волга».
Он заставил машину немного подождать, что случается довольно редко; сегодня он несколько минут стоял перед платяным шкафом, выбирая костюм; Омару предстоит наконец заняться Дикой улицей, это основное дело нынешнего дня. Вопрос сложный: во-первых, придется унижаться перед Койшеке, думал он, во-вторых, опять сцепится с Аблезом, и Омар, чтобы выглядеть как можно более внушительно, надел свой лучший костном со значком депутата.
Омар жил на втором этаже двухэтажного четырехквар-тирного дома, который прятался от любопытных глаз за высоким забором в старом яблоневом саду; он прошел через сад, наполненный утренней свежестью, открыл калитку и, выйдя на улицу, увидел, как какой-то длинный точно жердь казах, по виду из аула, спорил с милиционером; Омар окинул эту сцену рассеянным взглядом и уж хотел было пройти мимо, но тут услышал, как длинный казах упомянул его имя.
— Омар Берденов— мой лучший друг, мой близкий родственник,— клялся он, пытаясь оттолкнуть милиционера и пройти в дом.— Знаешь ли ты об этом, почему не пускаешь меня?
— Может, вы и родственник, но родственник, находящийся в состоянии опьянения,— строго внушал ему милиционер.— Идите-ка своей дорогой.
«О, так это же Каракутан,— приглядевшись, Омар узнал бывшего односельчанина,— интересно, что он здесь делает?»
Каракутан при виде Омара осекся, сильно наклонился, рискуя потерять равновесие, выбросил вперед длинные руки и воскликнул:
— Омиш, Омиш, ассаламагалейкум! Омиш, ты узнал меня? Это же я! Помнишь Сомжурека?
— Какой Сомжурек? — весело спросил Омар, снимая с лица ледяное выражение.— Каракутан, что ли?
— Во-во! — радостно закивал тот, чуть не прослезившись от умиления, что Омар вспомнил его прозвище.
Каракутан презрительным взглядом смерил милиционера с головы до ног, как бы желая сказать: ну что, победил я тебя?! А потом, видно, чтобы окончательно уничтожить беднягу милиционера, обнял Омара и крепко прижался к нему.
— Здравствуй, брат мой! Наконец-то нам выпало счастье встретиться!
Омар невольно вздохнул.
— Ну что ж, проходи в дом.
Каракутан был пьян, маленькие глазки совсем потерялись на опухшем лице, крючковатый нос почти касался полного гнилых зубов рта; запах перегара, смешавшись с запахом горького пота, вызывал у стоящего рядом Омара тошноту. Придется вести его в ванную, дать во что-нибудь переодеться. Сауле, принимая Каракутана, скорчила гримасу, а Зауре испуганно спросила:
— Папа, почему ты говоришь, что вы вместе учились? Разве ты такой старик, как этот дядя?
Омар грустно улыбнулся в ответ. Видно, не будет пути, не повезет сегодня. А если не повезет Омару, то не повезет и Дикой улице.
Омар всегда держит в голове сотни неразрешенных проблем;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137