Она поглядела на его затылок,
где непослушные волосы встали торчком. Он провел по ним одной рукой, и она
увидела, что его плечи чуть-чуть ссутулились. - Они ничего не означают,
Эван, - тихо и спокойно сказала она. - Просто, может быть, ты положил
слишком много горчицы и маринада на свой мясной сэндвич. Давай, ложись
опять. Кстати который час? - Она повернулась, чтобы взглянуть на часы на
ночном столике. - Боже мой! Почти пять. - Она зевнула, все еще моргая от
беловатого свечения лампы.
- Они кое-что означают, - сказал он скучным пустым голосом. - Тот сон
о грузовике кое-что значил, не так ли? И другие до него.
- Эван, - сказала Кэй. - Пожалуйста... - сказала она утомленно и
несколько раздраженно, может быть, также немного испуганно. Да. Признай
это, сказала она себе. Холодный скептицизм все эти годы служил ей как бы
защитой от вещей, которые она не могла понять. Приступ неловкости,
беспричинного страха так часто преследовал ее. В этот раз она поддалась
ему только на мгновение, вскоре она снова обрела контроль над своими
эмоциями и сказала: нет, нет, нет, это всего лишь совпадение, здесь нет
такой вещи как...
- Сожалею, что испугал тебя, - сказал Эван. - Господи, я собираюсь
теперь ложится спать с полоской ленты поперек рта, чтобы Лори и ты могли
хоть немного хорошо отдохнуть для разнообразия.
- Как они называли это...
- Я думал, что оставил их позади, - сказал он ей, не глядя на нее. -
Я думал, что они все еще в Ла-Грейндже. Может быть, прячутся под кроватью,
или что-то вроде этого. Последний был о Гарлине, и спустя месяц я потерял
свою работу в журнале. Второе зрение?
- Я помню, - сказала Кэй, на этот раз без горечи, потому что, в конце
концов, дела повернулись хорошо. Совпадение, конечно же это было
совпадение. - Я хочу выключить свет, - сказала она. - Хорошо?
- Хорошо, - ответил он. - Конечно.
Она потянулась и выключила свет. Темнота снова вернулась в комнату,
только единственное пятнышко ясного лунного света просачивалось сквозь
занавески. Она лежала на спине, сомкнув уставшие веки, но не смогла сразу
заснуть. Вместо этого она вслушивалась в его дыхание. Оно странным образом
напомнило ей дыхание испуганного животного, за которым она наблюдала в
клетке зоопарка, когда была маленькой девочкой. Она подняла свою руку и
дотронулась до его плеча.
- Ты не собираешься попробовать уснуть?
- Через несколько минут, - ответил ей Эван. Он еще не был готов.
Старые страхи снова выплыли на поверхность, натягивая нервы, словно шрамы
на здоровую плоть. Все это было нереально, словно сон внутри сна по Эдгару
По. Почему они не оставят меня в покое? - спросил он себя. Это начало
новой жизни. Я хочу, чтобы все было по-старому. Я больше не хочу снов! С
дистанции времени до него донесся голос Джернигана: "Старина Рейд может
предвидеть! Этот ублюдок может видеть! Сказал, что он видел во сне ту
проволоку, протянутую поперек дороги, видел, как она светится, словно в
огне, или еще что-то. И Букман на месте нашел эту проклятую штуку, крепко
натянутую, испачканную грязью, поджидающую нас, только потому, что старина
Рейд велел ему искать ее! И Букман прослеживает ее среди деревьев, и там
оказывается этот вонючий Клеймор. После того как все угомонились, мы
перерезаем эту проволоку, и тут она взрывается, словно шутиха: бум! Когда
вьетконговцы приходят, чтобы ограбить мертвецов, они получают свинцовый
заряд в зубы".
Разумеется. Эван поглядел на голую стену, ощущая темноту и безмолвие
дома, словно инородный костный мозг в своих костях. Этот сон, который он
сегодня видел, очень отличается от тех, что были раньше. Сдвигающиеся
контуры, бесформенные вещи, затаившиеся в темном водовороте: что это было?
Что это означало? Означало ли это что-нибудь вообще? Как и другие, он тоже
видел сны, состоящие из бессмысленных фрагментов, иногда комедийных,
иногда пугающих. Сны, как сказала Кэй, навеянные слишком большим
количеством горчицы или острым соусом, или тем, что запомнилось из
полуночных телевизионных киношек. Но по своему опыту Эван научился их
различать. Если они рисовали в его воображении кинокартины, которые
отпечатывались в памяти, то в этом была цель. Чертовски серьезная цель. И
он научился запоминать те образы, которые они позволяли ему видеть. Эти
видения раньше уже несколько раз спасали их жизни. Конечно, он знал, что
Кэй поворачивалась к этому спиной; она рассматривала эти случаи как
совпадения, потому что не могла их понять и боялась их. Он не говорил ей
об этом до того, как они поженились, потому что все еще пытался
противостоять этому, понять, почему отягощен странным
полупросветлением-полунесчастьем. Голос его матери говорил ему: "Это дар".
Более жесткий голос отца утверждал: "Это проклятие". Да, это и то, и
другое.
Он решил, что ему нужен стакан холодной воды, поэтому поднялся с
кровати, включил свет в ванной, отделанной голубым кафелем, и набрал воды
из-под крана в пластиковую чашечку. В зеркале ванной его лицо выглядело
словно одержимое теми вещами, которые жили внутри него: под
серовато-зелеными глазами темные круги; на лбу и вокруг рта углубились
линии; на висках поблескивали преждевременные пятнышки седины. На его
левой щеке, прямо над скулой, выделялся небольшой искривленный шрам,
другой шрам был над левой бровью. Однажды он пренебрег своим сном, в
джунглях, в аду однодневной битвы за выживание. В этом сне ему показали
алое небо, наполненное пламенеющими осами. Утром была атака снарядами из
мортир. Он находился на открытом воздухе, и шрапнель пронзила его левый
бок, один кусок вонзился опасно близко к сердцу. Запомнить это было
трудно: это была путаница из шумов, лиц, запахов крови и вопящих людей.
Как удалось врачу, молодому человеку по имени Доуэс, спасти его от смерти,
он так и не понял. Он помнил, смутно, вращающиеся лопасти вертолета и
кричащих людей. Затем была темнота. Пока ослепительный белый свет не упал
на его лицо в полевом госпитале. Он услышал стоны, и, неделями позже,
осознал, что это, должно быть, был он сам. Сейчас, стоя перед зеркалом, он
понимал, что тонкие линии шрамом через его грудь и ребра выглядят, словно
дорожная карта. До войны он спал с Кэй обнаженным. Теперь нет, хотя Кэй
сказала, что не имеет ничего против, и он знал, что это на самом деле так,
но этот участок изрезанного тела оживлял в его сознании образы, словно
пламенеющие капли крови.
Четыре года назад, когда он все еще находился внутри кокона холодного
ужаса из колючей проволоки, в который заключила его война, он попытался
отрастить бороду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
где непослушные волосы встали торчком. Он провел по ним одной рукой, и она
увидела, что его плечи чуть-чуть ссутулились. - Они ничего не означают,
Эван, - тихо и спокойно сказала она. - Просто, может быть, ты положил
слишком много горчицы и маринада на свой мясной сэндвич. Давай, ложись
опять. Кстати который час? - Она повернулась, чтобы взглянуть на часы на
ночном столике. - Боже мой! Почти пять. - Она зевнула, все еще моргая от
беловатого свечения лампы.
- Они кое-что означают, - сказал он скучным пустым голосом. - Тот сон
о грузовике кое-что значил, не так ли? И другие до него.
- Эван, - сказала Кэй. - Пожалуйста... - сказала она утомленно и
несколько раздраженно, может быть, также немного испуганно. Да. Признай
это, сказала она себе. Холодный скептицизм все эти годы служил ей как бы
защитой от вещей, которые она не могла понять. Приступ неловкости,
беспричинного страха так часто преследовал ее. В этот раз она поддалась
ему только на мгновение, вскоре она снова обрела контроль над своими
эмоциями и сказала: нет, нет, нет, это всего лишь совпадение, здесь нет
такой вещи как...
- Сожалею, что испугал тебя, - сказал Эван. - Господи, я собираюсь
теперь ложится спать с полоской ленты поперек рта, чтобы Лори и ты могли
хоть немного хорошо отдохнуть для разнообразия.
- Как они называли это...
- Я думал, что оставил их позади, - сказал он ей, не глядя на нее. -
Я думал, что они все еще в Ла-Грейндже. Может быть, прячутся под кроватью,
или что-то вроде этого. Последний был о Гарлине, и спустя месяц я потерял
свою работу в журнале. Второе зрение?
- Я помню, - сказала Кэй, на этот раз без горечи, потому что, в конце
концов, дела повернулись хорошо. Совпадение, конечно же это было
совпадение. - Я хочу выключить свет, - сказала она. - Хорошо?
- Хорошо, - ответил он. - Конечно.
Она потянулась и выключила свет. Темнота снова вернулась в комнату,
только единственное пятнышко ясного лунного света просачивалось сквозь
занавески. Она лежала на спине, сомкнув уставшие веки, но не смогла сразу
заснуть. Вместо этого она вслушивалась в его дыхание. Оно странным образом
напомнило ей дыхание испуганного животного, за которым она наблюдала в
клетке зоопарка, когда была маленькой девочкой. Она подняла свою руку и
дотронулась до его плеча.
- Ты не собираешься попробовать уснуть?
- Через несколько минут, - ответил ей Эван. Он еще не был готов.
Старые страхи снова выплыли на поверхность, натягивая нервы, словно шрамы
на здоровую плоть. Все это было нереально, словно сон внутри сна по Эдгару
По. Почему они не оставят меня в покое? - спросил он себя. Это начало
новой жизни. Я хочу, чтобы все было по-старому. Я больше не хочу снов! С
дистанции времени до него донесся голос Джернигана: "Старина Рейд может
предвидеть! Этот ублюдок может видеть! Сказал, что он видел во сне ту
проволоку, протянутую поперек дороги, видел, как она светится, словно в
огне, или еще что-то. И Букман на месте нашел эту проклятую штуку, крепко
натянутую, испачканную грязью, поджидающую нас, только потому, что старина
Рейд велел ему искать ее! И Букман прослеживает ее среди деревьев, и там
оказывается этот вонючий Клеймор. После того как все угомонились, мы
перерезаем эту проволоку, и тут она взрывается, словно шутиха: бум! Когда
вьетконговцы приходят, чтобы ограбить мертвецов, они получают свинцовый
заряд в зубы".
Разумеется. Эван поглядел на голую стену, ощущая темноту и безмолвие
дома, словно инородный костный мозг в своих костях. Этот сон, который он
сегодня видел, очень отличается от тех, что были раньше. Сдвигающиеся
контуры, бесформенные вещи, затаившиеся в темном водовороте: что это было?
Что это означало? Означало ли это что-нибудь вообще? Как и другие, он тоже
видел сны, состоящие из бессмысленных фрагментов, иногда комедийных,
иногда пугающих. Сны, как сказала Кэй, навеянные слишком большим
количеством горчицы или острым соусом, или тем, что запомнилось из
полуночных телевизионных киношек. Но по своему опыту Эван научился их
различать. Если они рисовали в его воображении кинокартины, которые
отпечатывались в памяти, то в этом была цель. Чертовски серьезная цель. И
он научился запоминать те образы, которые они позволяли ему видеть. Эти
видения раньше уже несколько раз спасали их жизни. Конечно, он знал, что
Кэй поворачивалась к этому спиной; она рассматривала эти случаи как
совпадения, потому что не могла их понять и боялась их. Он не говорил ей
об этом до того, как они поженились, потому что все еще пытался
противостоять этому, понять, почему отягощен странным
полупросветлением-полунесчастьем. Голос его матери говорил ему: "Это дар".
Более жесткий голос отца утверждал: "Это проклятие". Да, это и то, и
другое.
Он решил, что ему нужен стакан холодной воды, поэтому поднялся с
кровати, включил свет в ванной, отделанной голубым кафелем, и набрал воды
из-под крана в пластиковую чашечку. В зеркале ванной его лицо выглядело
словно одержимое теми вещами, которые жили внутри него: под
серовато-зелеными глазами темные круги; на лбу и вокруг рта углубились
линии; на висках поблескивали преждевременные пятнышки седины. На его
левой щеке, прямо над скулой, выделялся небольшой искривленный шрам,
другой шрам был над левой бровью. Однажды он пренебрег своим сном, в
джунглях, в аду однодневной битвы за выживание. В этом сне ему показали
алое небо, наполненное пламенеющими осами. Утром была атака снарядами из
мортир. Он находился на открытом воздухе, и шрапнель пронзила его левый
бок, один кусок вонзился опасно близко к сердцу. Запомнить это было
трудно: это была путаница из шумов, лиц, запахов крови и вопящих людей.
Как удалось врачу, молодому человеку по имени Доуэс, спасти его от смерти,
он так и не понял. Он помнил, смутно, вращающиеся лопасти вертолета и
кричащих людей. Затем была темнота. Пока ослепительный белый свет не упал
на его лицо в полевом госпитале. Он услышал стоны, и, неделями позже,
осознал, что это, должно быть, был он сам. Сейчас, стоя перед зеркалом, он
понимал, что тонкие линии шрамом через его грудь и ребра выглядят, словно
дорожная карта. До войны он спал с Кэй обнаженным. Теперь нет, хотя Кэй
сказала, что не имеет ничего против, и он знал, что это на самом деле так,
но этот участок изрезанного тела оживлял в его сознании образы, словно
пламенеющие капли крови.
Четыре года назад, когда он все еще находился внутри кокона холодного
ужаса из колючей проволоки, в который заключила его война, он попытался
отрастить бороду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103