— А вам, Викентий Захарович, разве не улыбается Москва, кафедра? — спросил Высотин.
— Вы бы согласились?
— Ну, я человек корабельный.
— А я, значит, нет. Вот так, наверно, думает и Меркулов, — горькая обида прозвучала в голосе Порядова.
— И потом такие вещи нельзя предлагать словно в наказание, — заметил Маратов. — Нет, не подавай рапорта, Викентий Захарович.
— Так-то так... — задумчиво сказал Порядов, будто соглашаясь с Маратовым, и неожиданно добавил: — А вдруг Меркулов прав?
Высотин, понимая сложность всего происходящего, молчал.Маратов принялся ходить по каюте. Ему вспомнился день, когда Меркулов впервые вызвал своего заместителя Порядова и его, секретаря партийной организации штаба, для обстоятельного разговора. Начальник политотдела предложил им высказать свое мнение о положении дел в соединении. Порядов раскрыл папку и, склоняясь по временам над бумажками, стал подробно рассказывать о партийных и комсомольских собраниях на кораблях, о стенных газетах и листовках-молниях, о политзанятиях и лекциях в университете марксизма-ленинизма — одним словом, обо всем, что, по его мнению, составляло сущность партийно-политической работы в соединении. Порядов был убежден в том, что все находится в полном порядке. Доподлинность и даже образцовость этого порядка подтверждалась не только формально бумажками или «галочками», отмечавшими в планах проведенные мероприятия, но и, что гораздо важнее, общим вполне благополучным ходом дел. По давнему опыту Порядов знал, что самая .строгая инспекция от добра добра не ищет. Случись в соединении чрезвычайные происшествия, неудачи в боевой учебе — и вся политработа была бы оценена неудовлетворительно. Но раз соединение было на хорошем счету, то отыскивать и пропагандировать следовало золотые крупицы положительного опыта. Таков был принятый стиль.
Маратов полностью разделял мнение Порядова, к тому же он был человек снисходительный. Маратов любил находить высокие достоинства в людях, и поэтому люди всегда считали, что он их глубоко понимает, и охотно раскрывались перед ним. Дополняя Порядова, секретарь партбюро главным образом говорил
об отличных служебных и личных качествах политотдельских, штабных работников и некоторых командиров кораблей и их заместителей.
Наблюдая за лицом начальника политотдела, Маратов, однако, вскоре почувствовал неуверенность. Меркулов, хотя не перебивал, слушал рассеянно и равнодушно. Может быть, такова была его манера слушать, но, может быть?..
— Только не подумайте, товарищ капитан первого ранга, что мы хотим нарисовать картину парадного благополучия, — закончил Маратов. — Нет, мы лишь хотим показать, что коллектив у нас крепкий и здоровый, главное направление взято правильно, и к преодолению новых трудностей и решению новых задач, которые вы перед нами поставите, мы готовы.
Тут Меркулов впервые усмехнулся. Ни Маратов, ни Порядов, обидевшиеся на эту ироническую усмешку и усмотревшие в ней недоверие к их словам, не могли, однако, знать мыслей Меркулова. Он нисколько не сомневался в искренности своих новых подчиненных, просто все, что они говорили, было ему ни к чему. Более того, он убедился, что по крайней мере у этих двоих нет знания каких-то коренных недостатков, которые он, Меркулов, должен преодолеть. А в том, что такие недостатки должны обнаружиться, он был убежден уже хотя бы потому, что верил, что его, меркуловская, требовательность стоит выше любой другой. И хотя Меркулов еще не знал и не мог знать, какие именно недостатки он вскроет, он уже с порога отвергал любую попытку настроить его на мирный лад.
Меркулов достал из сейфа и разложил на столе каргу морского театра и попросил Порядова дать характеристику бухт, маяков и морских течений у побережья. Порядов заметил, что это гораздо лучше его могли бы сделать штабные специалисты, но Меркулов сказал, что хотел бы беседовать со штабистами, чувствуя себя уже подготовленным. Тут Меркулов несколько отступил от истины, так как в первые же дни Серов основательно ознакомил его с морским театром. Словом, далее последовал разговор, который точнее всего, пожалуй, может быть определен как экзамен по военно-морскому делу. Меркулов интересовался не только характеристикой морского театра, но и боевыми качествами кораблей со-
единения, состоянием их машин и оружия, знаниями офицеров.Порядов привык практически обходиться лишь минимумом общих сведений, необходимых при анализе политической работы по обеспечению боевой подготовки. В тех редких (так, по крайней мере, казалось ему) случаях, когда этих сведений не хватало, всегда можно было проконсультироваться со специалистами. Сегодня Порядов был впервые поставлен в положение экзаменующегося ученика и, конечно, провалился. Положение Маратова было несравненно лучше. У него за плечами был запас знаний, полученных в Военно-политической академии, кроме того, обязанности секретаря штабной парторганизации заставляли его находиться в курсе того, чем занимались офицеры самых различных специальностей. Впрочем,' и для него разговор закончился далеко не благополучно.
— Я человек прямой, судите, как хотите, — подвел итог беседе Меркулов, — и должен сказать, что верить вашей оценке положения дел не могу. Мой заместитель,— тут он покосился на Порядова,— в военно-морском деле, простите за резкость, профан, секретарь партбюро, по первому впечатлению, прекраснодушный либерал, который о всех людях судит приятельски-снисходительно. Так это или не так?
Порядов и Маратов молчали.
— Выводы, надеюсь, сумеете сделать сами? — спросил Меркулов.
— Но, товарищ капитан первого ранга, мои личные недостатки все же не дают основания для переоценки положения в соединении, — попробовал возразить Порядов.
— Только преодолев свою военно-морскую малограмотность, вы сможете и об этом судить, — грубовато ответил Меркулов.
На Маратова весь этот разговор произвел гнетущее впечатление. Сколько раз он думал о нем!
Сейчас, взглянув на молчавшего Высотина, он вдруг сказал:
— Вспомнился мне бывший начпо Звенигоров. Разве при нем плохо мы работали — и Порядов, и я, и другие. Покойник на сильные стороны человека умел опираться, а слабые — сам нейтрализовал. А Мерку-
лов — все я, все приказ... Одних хочет списать, а других с песочком драит.
Высотин покачал головой.
— Характеров одинаковых не бывает.
— Не бывает, верно, — сказал Маратов, — но честно скажу, я в каждом начальнике хочу уважать не только погоны, которые он носит, и не одну должность его и права, а человека.
— Нельзя противопоставлять одно другому, Савва Артемьевич. Скажи мне лучше, как же завоевывается любовь и уважение?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145