— Решать будет командующий,— ответил Светов. — Но я бы еще взялся сделать из вас человека.
Фраза эта в другое время, наверное, оскорбила бы Батырева. Сейчас она обрадовала его. Он искал вопроса, который помог бы продолжить разговор, но Светов уже зашагал к выходу.
Батырев удержал за руку Донцова. Ему хотелось как-то по-особому выразить свои чувства, чтобы Донцов понял, что он, лейтенант Батырев, совсем не пропащий человек. Отрывки мыслей и воспоминаний бестолково наслаивались в его мозгу. Вдруг припомнилось, как он обнял Дусю и она оттолкнула его, стала собирать вещи, чтобы уйти из чужой комнаты, хоть на улицу. Пальцы, сжимавшие руку Донцова, ослабли. Батыреву вдруг стало стыдно и больно, и он выпалил неожиданно для самого себя:
— Послушайте, Донцов, квартиру-то мою я ведь вам отдаю насовсем. Не нужна она мне.
Донцов посмотрел на него удивленно. Потом, если и не понимая, о чем думал Батырев, то догадываясь о смятении чувств в его душе, махнув рукой, сказал грубовато и ласково:
— Какого черта сейчас об этом толковать... Непонятный вы парень...
Батырев проводил глазами Донцова и, уткнувшись лицом в подушку, не заплакал, а заскулил, мусоля ртом край наволочки.
На следующий день, после утреннего обхода врача, Батырева неожиданно навестила Меркулова. Она вошла в палату и оглянулась вокруг со спокойной самоуверенностью красивой и знающей себе цену женщины. Халат она небрежно набросила на плечи, и он не скрывал ее стройной фигуры в простом и изящном шерстяном платье. Увидев Батырева, она улыбнулась и решительно направилась к нему. Пожалуй, все, кто чувствовал себя лучше в палате, провожали ее восхищенными взглядами.
Елена Станиславовна села на край койки. Поздоровалась и деловито спросила:
— Почему такое мрачное лицо? Врач сказал, что вы почти здоровы. Или мне не рады?
Сосед Батырева по койке поднялся и, сунув книгу под мышку, вышел в коридор. Он оказался деликатным человеком.
— Что вы? Конечно, рад, — ответил Батырев. Но он не был вполне искренен. Не она сейчас ему нужна. Елена Станиславовна выглядела слишком красивой и самодовольной. Да и мысли его были заняты Канчуком. — Но как вы меня разыскали? — спросил он, помолчав.
— Я настоящий друг. Видите, как ларчик просто открывается.— Елена Станиславовна засмеялась. И смех ее показался Батыреву неприятным. Он оглянулся досадливо по сторонам.
— Давайте выйдем, — предложил он. — Врач прав, я совсем здоров. Могу ходить, плясать, вот только здесь, — он ткнул себя в грудь, — что-то нехорошо...
— Да, нам лучше поговорить с глазу на глаз, — согласилась Елена Станиславовна, окинув внимательным взглядом Батырева, и первая пошла к двери.
Они прошли молча длинный, со множеством высоких окон, весь залитый солнцем коридор и вышли в холл, уже свободный от коек и принявший вновь уютный комфортабельный вид.
Усевшись в кресло у круглого стола, на котором стояла огромная декоративная фаянсовая ваза с полузасохшей елочной веткой, Елена Станиславовна заговорила:
— Долго сидеть у вас я не могу, поэтому не будем терять времени. Вы порядочно набедокурили, Валентин Корнеевич. Борис Осипович говорил мне, что командующий может отдать вас под суд. — Она одернула юбку на колене, наклонилась к Батыреву и продолжала властно: — Вы напишете сегодня письмо отцу и матери, жалуйтесь на состояние здоровья и нервное потрясение, на все, что угодно. Я, в свою очередь, поговорю с Серовым. Из госпиталя ни в коем случае не выписывайтесь. Нужно добиться откомандирования по болезни...
В том настроении, в каком находился сейчас Ба-тырев, все, что говорила Елена Станиславовна, казалось неуместным. Только чтобы не обидеть ее, он сказал:
— Вы так волнуетесь за меня...
Сочувственная улыбка появилась на губах Елены Станиславовны:
— Я же отчасти невольная ваша соучастница... Он покачал головой, вздохнул:
— Нет, вы не при чем.
И вдруг высказал то, что его мучило неотрывно:
— Прошлым утром едва не погиб Канчук. Елена Станиславовна сдвинула брови.
— Какой Канчук?
— Старшина с «Дерзновенного». Он еще вчера сидел рядом со мной...
— Боже мой, мало ли кто когда-то и где-то был рядом с нами. — Елена Станиславовна пожала плечами.— Вернемся к делу.
Батырев снова покачал головой. Ему обязательно надо было кому-нибудь обо всем поведать, излить душу. Но, поглядев в холодные глаза Елены Станиславовны, он, подавив в себе это желание, сказал громко, с усмешкой:
— Что ж, к делу, так к делу. Я не могу последовать вашим советам, уважаемая Елена Станиславовна.
— Почему? — вырвалось у нее раздраженно.
— А потому, — ответил Батырев, — что сейчас мне очень тяжело и горько, и я даже хочу, чтобы меня наказали...
— Ничего не понимаю... — Елена Станиславовна от удивления всплеснула руками. — Ну, проявили вы лег-
комыслие, свойственное молодости, впредь будете осторожней.
— Легкомыслие? — Да, Батырев был хорошо знаком с этим как бы и осуждающим, а в то же время каким-то кокетливым, все снисходительно прощающим словом. Он и сам любил называть себя «легкомысленным», пока все, что он делал, не причиняло никому вреда. Но все это было до вчерашнего дня.—А как вы думаете, можно, например, ненароком по легкомыслию убить человека? — спросил он вдруг.
— Вы сумасшедший! — вырвалось у Елены Станиславовны. — Что за достоевщина — ничего не понимаю...
— Ага! —Батыреву вдруг до тошноты стала противна Елена Станиславовна: — Не понимаете? И не надо. Прощайте! — он встал и, шаркая, как старик, по полу госпитальными туфлями-шлепанцами, вышел из холла.
Солнце так резало глаза, что Батырев зажмурился; он долго стоял у одного из окон коридора, смотря на чистый под снегом двор госпиталя, на серое, похожее на часовню здание у самого конца госпитальной ограды.
...Елена Станиславовна растерялась: то ли обидеться, то ли рассердиться. Во всяком случае, разговор продолжать глупо. Она поднялась и быстро вышла из холла. «Плюнуть на все», — решила она поначалу. Но потом, шагая по улицам и дыша во всю грудь морозным воздухом, успокоилась и передумала: «У мальчишки заскок. Нет. Семья его мне нужна».
Неподалеку виднелась вывеска кафе, тихого в дневные часы. Меркулова вошла, заказала крепкий чай и пирожное. В углу у будки с телефоном-автоматом никого не было. «Пожалуй, отсюда даже удобней, чем из дому». Елена Станиславовна поднялась, нашла в сумочке пятнадцатикопеечную монету и набрала служебный номер Серова.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Где-то далеко, у Скалистого, океан еще бушевал. Ученые предсказывали, что подземные толчки могут повториться. Но в районе Белых Скал все было спокойно. Штаб и политотдел соединения вернулись к нормальной, размеренной жизни. Настал день, когда должно было состояться партийное отчетно-выборное собрание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145