— Товарищ лейтенант, — сказал он, — у вас, конечно, гораздо больше знаний и опыта, чем у меня, но не забыли ли вы, что все наши комсомольцы — отличники, и работа с ними — работа совсем нового качества.
— И что же, ваши отличники никогда не совершают ошибок?
Старшина задумался и ответил с видимой неохотой:
— Бывает, что совершают. Но мы стараемся создать такую обстановку, в которой ошибки были бы исключены. И, скажем, чрезвычайных происшествий у нас в этом году вообще не было.
Старшина говорил тоном, каким разговаривает в школе первый ученик с учителем, плохо подготовленным к уроку.
— Еще чего не хватало, — отрезал Донцов, но спорить не стал. «Может быть, я в самом деле не прав»,— подумал он.
На следующий день он побывал на политзанятиях, и тут его сомнения усилились. Политзанятие, как и собрание, шло гладко. Стоило руководителю задать вопрос, как подымались две—три руки, и каждый, кто отвечал, отвечал толково и основательно. Однако Донцов обратил внимание на сидевшего рядом с ним матроса. Тот вовсе и не слушал того, о чем говорили его товарищи, а, склонив голову над тетрадкой, что-то читал, перечитывал и повторял про себя. Донцов взглянул через плечо матроса и сразу все понял. Он готовил
только один маленький вопрос, будучи, видимо, уверец, что пока он этого сам не хочет, его не спросят.Это наблюдение испортило Донцову все впечатление как от дельных ответов всех слушателей, так и от превосходно сформулированных разъяснений руководителя.
В тот же день на «Державном» шла учебная зачетная артиллерийская стрельба. Результаты оказались отличными. Однако пристально наблюдавший за всем Донцов обратил внимание на то, что зачетная арт-стрельба происходила в самых благоприятных тактических условиях, без маневрирования, при ходе по прямой и почти штилевой погоде.
Донцов не выдержал и сказал об этом командиру боевой части.
Тот ответил небрежно:
— Вы правы, — потом подумал и добавил: — Кто же добровольно пойдет па то, чтобы рисковать оценкой зачетной стрельбы? Тактически сложная обстановка не предусматривается документами.
— Но ведь настоящий противник может и в шторм появиться и маневрировать вас заставит, только держись.
Командир боевой части посмотрел на Донцова с неудовольствием.
— Моя забота, товарищ лейтенант, выполнить план стрельб отлично, а об остальном должен думать командир корабля, — ответил он и занялся своим делом.
«Каждый матрос может стать отличником при соответствующих условиях», — теперь эта фраза, произнесенная Николаевым, снова припомнилась Донцову. Теперь ему уже хотелось поспорить о ней.
Вскоре Донцов перешел с «Державного» на «Дерзновенный».Дни, проведенные им на «Дерзновенном», отличались от дней, проведенных на «Державном», как отличается, скажем, пребывание в санатории от пребывания в горячем цехе завода.
Может быть, этому способствовало то, что «Дерзновенный» находился в походе, может быть, впечатление усиливалось от того, что на «Державном» Донцов некоторое время находился в состоянии восторженного умиления, а на «Дерзновенном» ничего подобного не
переживал. Однако все это могло только «способствовать» и «усиливать», но не определять его настроение и выводы. В этом Донцов был уверен.
Именно на «Дерзновенном» он нашел тот боевой дух, то постоянное недовольство собой, стремление к лучшему, которое ведет к неуклонному совершенствованию и которого не было на «Державном». Именно на «Дерзновенном» вспомнились ему по-настоящему кипучие дни его прежней корабельной службы, когда он сам был секретарем комсомольской организации.
Теперь Донцов удивлялся тому, что этого не видели ни в штабе, ни в политотделе. «Но как бы там ни было, ведь я прав?» Донцов откинулся на спинку стула, почесал лоб кончиком карандаша, потом склонился над столом и, упрямо закусив губу, вывел на чистом листе бумаги: «Об успехах подлинных и мнимых». Это должно было быть и докладной Меркулову и, может быть, статьей для флотской газеты.
...Статью Донцов закончил к утру. Включил вентилятор, сделал зарядку, побрился, вымылся до пояса холодной водой и почувствовал себя свежим и бодрым.
После церемонии подъема флага и завтрака в кают-компании он еще раз перечитал статью, остался ею доволен. Мысли его о «Дерзновенном», изложенные на-бумаге, казались теперь вполне убедительными, не оставляющими сомнений. «Можно показывать начальнику политотдела...»
Лучший ученик в школе, студент в институте, как бы ни был он уверен в своих знаниях и силах, испытывает вполне естественное волнение, отправляясь на экзамен к строгому и требовательному профессору. И каким бы ни было радостным их волнение, как радужно не окрашивало бы его предвкушение успеха, победы, частица тревоги и сомнений всегда остается в них. Донцов шел к Меркулову с отчетом о первых своих наблюдениях на эскадре, и это было не менее ответственно, чем любой экзамен.
Первым, кого встретил Донцов в офицерском коридоре «Морской державы», оказался Маратов. Лицо его,
широкое и загорелое, расплылось в улыбке. Подойдя к Донцову, он дружески похлопал его по плечу и пробасил:
— Где это ты, лапушка, пропадал, глаз в политотдел не показываешь. Жену, небось, месяц не видел? Забрала она свой чемоданы, да и собралась переезжать на батыревскую квартиру, помог я ей. Ненароком на берегу был. Ведь вот как у нас, моряков, получается...
— Не знаю, как и благодарить вас, Савва Артемьевич. А я и не знал, когда выберу время. Вчера вечером только, вернулся из похода на «Дерзновенном».
— Слышал, слышал, какие вы там чудеса творили! — перебил Маратов и рассмеялся.
Тон Маратова был добродушным, обращение «лапушка» (Донцов знал уже это) говорило о том, что у Маратова превосходное настроение, следовательно, и замечание о «чудесах» можно было не принимать всерьез. Однако едва приметная ирония, с которой было произнесено это слово, смутила Донцова, потому он спросил удивленно:
— В самом деле, Савва Артемьевич, так оцениваете поход «Дерзновенного»?
Маратов пожал плечом и, сделав неопределенный жест рукой, как бы отмахиваясь от чего-то, сказал доверительно:
— Ничего я не оцениваю. Это сделают в штабе. А разные разговоры ходят о Светоне... Ты куда сейчас идешь?
— К Меркулову, доложить, что я делал, видел и слышал на кораблях, конечно, по комсомольской линии. Фактов интересных у меня, Савва Артемьевич, много, но и сомнений всяческих хоть отбавляй. Вот вы вроде высказались отрицательно насчет Светова, а мне его хвалить хочется. Как тут не ломать голову?
Маратов сочувственно улыбнулся. Он прекрасно понимал, что молодому политработнику нелегко сразу разобраться во всем, что происходит па кораблях. Пропагандист, еще раз поглядев на озабоченное лицо Донцова, сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145