Она сняла шапочку и положила голову ему на плечо, а он, уже седеющий капитан 1 ранга, тихонько целовал шелковистые пряди ее волос.
Матрос-шофер, нечаянно взглянувший в зеркальце на жену начальника политотдела, которую он сразу назвал «кралей», так был удивлен идиллической картиной, что едва не въехал на тротуар. Машину дернуло. Пассажиров метнуло из стороны в сторону. Водитель склонился над рулем, ожидая нагоняя.
Однако Меркулову было, видимо, не до него. ...День уже клонился к закату, когда Елена Станиславовна начала тот разговор, который казался ей самым важным.
В теплом халате, с распущенными после купания волосами; она лежала на низкой, покрытой ковром тахте. Меркулов позаботился о том, чтобы комната была обставлена так, как она любила. Большое, в рост человека, зеркало в углу. Голубые тона новой обшивки мебели, пуфики, изящный книжный шкаф с секретером, круглый стал и на нем хрустальная ваза с букетом ярко-красных гвоздик. «Где он только все раздобыл?» Впрочем, спрашивать о том, как достаются подарки, Елена Станиславовна считала бестактным.
Меркулов в белоснежной рубахе сидел против нее и курил трубку. Елена Станиславовна с удовольствием вдыхала дым; с запахом табака у нее связано почему-то ощущение семейного уюта, мужской опоры и заботы.
— Ты как-то изменился, Борис, осунулся, похудел. Я это чувствовала, собираясь в Белые Скалы. Ты скажешь: старая история, работа есть работа, и для пользы дела нечего жалеть себя. — Елена Станиславовна оперлась локтем о подушку. Ее холеное лицо приняло озабоченное выражение. — Но все-таки расскажи, Борис, что волнует тебя.
Меркулов положил трубку в пепельницу и сказал:
— Понимаешь, Леночка, в том-то и беда, что рассказывать почти нечего. О первых своих шагах здесь я тебе уже писал, а нового ничего не прибавилось... Так что... — Он не договорил и стал выколачивать трубку.
Елена Станиславовна внимательно посмотрела на мужа.
— Странно... ты говоришь как-то нерешительно. Я таким тебя никогда еще не видела.
— Как тебе ответить, Лена? — Борис Осипович заколебался. — Понимаешь, глянешь на бумагу, на отчеты— все лучше год от года. — Он сунул трубку в карман.—Что хочешь говори, не верю в сплошное благополучие. И именно в таком подходе я всегда находил ключ к улучшению дела. Вот Светов (есть такой офицер) называет наш штаб главной канцелярией, а политотдел культурным департаментом. Резкие слова, в запальчивости произнесены. Да ведь дыма без огня не бывает. Но весомых фактов я не имею. — Он помолчал и закончил раздраженно: — Порой кажется, что я один против всех, а так недолго ошибиться, голову сломать.
В глазах Елены Станиславовны блеснул насмешливый огонек. Она поднялась с тахты, прошлась по комнате, возвратилась к мужу, потрогала его волосы.
— Нет, эту голову надо беречь. Она мне слишком дорога.
— Не о себе же я пекусь, ты неправильно истолковала мои слова, — возразил, морщась, Борис Осипович. Елена Станиславовна поняла, что едва не совершила ошибку, и поспешила ее исправить.
— Когда речь идет о коммунисте, — она сделала упор на слове «коммунист», — Борис, его интересы и интересы дела совпадают. Ты, мне кажется, всегда следовал этому правилу.
Борис Осипович задумался, потом с сомнением по жал плечами:
— Не вижу логики.
— Завоюй доверие людей, силой своей воли подними их на то высокое, к чему ты стремишься.
— Настоящее доверие завоевывается только твердостью и прямотой, — отрезал Борис Осипович.
Елена Станиславовна скептически посмотрела на мужа. Борис Осипович был, по ее определению, человеком, «одержимым принципиальностью». И порой без нужды лез на рожон.
— Послушай, Борис, — сказала она осторожно.— Ты мучаешься. Я это вижу. Понимаешь, можно быть твердым, как кремень, можно — как гибкий стальной клинок. Второе, право, лучше; подумай, взвесь.
— Что же ты советуешь? — Борис Осипович обжег жену взглядом.
— Возможно, те, кто говорят: «у нас все хорошо», по-своему правы. Ты должен их точку зрения оценить трезво, даже поддержать. Это окрылит людей.
— Чепуха! — Борис Осипович стал снова набивать трубку. — Хвалить хваленое? — Он с сомнением покачал головой. Но тут же вспомнил о недавних разговорах с Маратовым и Панкратовым. Да, мысль, которую только что высказала жена, уже приходила к нему, но до сих пор он ее отвергал.
— Почему же чепуха? — продолжала Елена Станиславовна. — Ты же лучше меня знаешь, что вожак, оторвавшийся от масс, ничто. Привлеки к себе людские сердца. — Она вдруг нежно обняла его.
Он поймал ее руку и поцеловал. «Пожалуй, в словах Елены есть свой смысл», — подумал он и сказал: — Ты умница, но я еще не знаю, права ли ты.
— А ты вспомни, была ли я хоть раз неправа. — Елена Станиславовна подошла к столу и стала поправлять цветы в вазе.
Борис Осипович окинул взглядом стройную фигуру жены и задумался: «Откуда у нее столько уверенности?».
...Они познакомились в последние недели войны. Потрепанный в жестоких боях полк морской пехоты вывели на отдых в маленький прибалтийский немецкий городок. В полку оставалась едва ли треть активных штыков. Велика была убыль и в офицерском составе. Сам майор Меркулов, по должности заместитель командира по политчасти, почти месяц командовал полком. Начальником штаба у него был офицер одного из батальонов. Пополнения не ожидалось. В полку поговари-вали о том, что война, видимо, кончится без них. Меркулов ничего бы против этого не имел. Родине опасность уже не грозила, а причин личного характера, которые толкали бы его на то, чтобы отличиться, тоже не было. Грудь увешана орденами.
Меркулов спокойно отдыхал, а высшее командование словно забыло о существовании полка.В том же городке, где стояла часть Меркулова, в особняке бывшего бургомистра находилась редакция фронтовой газеты, а рядом с ней в маленьком домике садовника располагалась другая военная редакция, вы-
пускавшая листовки на немецком языке. Листовки забрасывались и в тыл противника и распространялись среди военнопленных. В этой редакции работала Елена Станиславовна, закончившая в 1943 году институт иностранных языков и сама попросившаяся на фронт.
В большой гостиной в доме бывшего бургомистра по вечерам собиралась шумная компания: журналисты, выздоравливающие офицеры из расположенного неподалеку госпиталя, девушки из полевой почты. Здесь узнавали последние фронтовые новости, играли в шахматы и шашки и, конечно же, пели и плясали. Сюда стал заходить от скуки и Борис Осипович Меркулов.
Неизменно в центре всех собравшихся в гостиной оказывалась Елена Станиславовна. Она играла на рояле, обладала недурным голосом, умела, сменив лейтенантскую форму на шелковое со вкусом сшитое платье, блеснуть мастерством танца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
Матрос-шофер, нечаянно взглянувший в зеркальце на жену начальника политотдела, которую он сразу назвал «кралей», так был удивлен идиллической картиной, что едва не въехал на тротуар. Машину дернуло. Пассажиров метнуло из стороны в сторону. Водитель склонился над рулем, ожидая нагоняя.
Однако Меркулову было, видимо, не до него. ...День уже клонился к закату, когда Елена Станиславовна начала тот разговор, который казался ей самым важным.
В теплом халате, с распущенными после купания волосами; она лежала на низкой, покрытой ковром тахте. Меркулов позаботился о том, чтобы комната была обставлена так, как она любила. Большое, в рост человека, зеркало в углу. Голубые тона новой обшивки мебели, пуфики, изящный книжный шкаф с секретером, круглый стал и на нем хрустальная ваза с букетом ярко-красных гвоздик. «Где он только все раздобыл?» Впрочем, спрашивать о том, как достаются подарки, Елена Станиславовна считала бестактным.
Меркулов в белоснежной рубахе сидел против нее и курил трубку. Елена Станиславовна с удовольствием вдыхала дым; с запахом табака у нее связано почему-то ощущение семейного уюта, мужской опоры и заботы.
— Ты как-то изменился, Борис, осунулся, похудел. Я это чувствовала, собираясь в Белые Скалы. Ты скажешь: старая история, работа есть работа, и для пользы дела нечего жалеть себя. — Елена Станиславовна оперлась локтем о подушку. Ее холеное лицо приняло озабоченное выражение. — Но все-таки расскажи, Борис, что волнует тебя.
Меркулов положил трубку в пепельницу и сказал:
— Понимаешь, Леночка, в том-то и беда, что рассказывать почти нечего. О первых своих шагах здесь я тебе уже писал, а нового ничего не прибавилось... Так что... — Он не договорил и стал выколачивать трубку.
Елена Станиславовна внимательно посмотрела на мужа.
— Странно... ты говоришь как-то нерешительно. Я таким тебя никогда еще не видела.
— Как тебе ответить, Лена? — Борис Осипович заколебался. — Понимаешь, глянешь на бумагу, на отчеты— все лучше год от года. — Он сунул трубку в карман.—Что хочешь говори, не верю в сплошное благополучие. И именно в таком подходе я всегда находил ключ к улучшению дела. Вот Светов (есть такой офицер) называет наш штаб главной канцелярией, а политотдел культурным департаментом. Резкие слова, в запальчивости произнесены. Да ведь дыма без огня не бывает. Но весомых фактов я не имею. — Он помолчал и закончил раздраженно: — Порой кажется, что я один против всех, а так недолго ошибиться, голову сломать.
В глазах Елены Станиславовны блеснул насмешливый огонек. Она поднялась с тахты, прошлась по комнате, возвратилась к мужу, потрогала его волосы.
— Нет, эту голову надо беречь. Она мне слишком дорога.
— Не о себе же я пекусь, ты неправильно истолковала мои слова, — возразил, морщась, Борис Осипович. Елена Станиславовна поняла, что едва не совершила ошибку, и поспешила ее исправить.
— Когда речь идет о коммунисте, — она сделала упор на слове «коммунист», — Борис, его интересы и интересы дела совпадают. Ты, мне кажется, всегда следовал этому правилу.
Борис Осипович задумался, потом с сомнением по жал плечами:
— Не вижу логики.
— Завоюй доверие людей, силой своей воли подними их на то высокое, к чему ты стремишься.
— Настоящее доверие завоевывается только твердостью и прямотой, — отрезал Борис Осипович.
Елена Станиславовна скептически посмотрела на мужа. Борис Осипович был, по ее определению, человеком, «одержимым принципиальностью». И порой без нужды лез на рожон.
— Послушай, Борис, — сказала она осторожно.— Ты мучаешься. Я это вижу. Понимаешь, можно быть твердым, как кремень, можно — как гибкий стальной клинок. Второе, право, лучше; подумай, взвесь.
— Что же ты советуешь? — Борис Осипович обжег жену взглядом.
— Возможно, те, кто говорят: «у нас все хорошо», по-своему правы. Ты должен их точку зрения оценить трезво, даже поддержать. Это окрылит людей.
— Чепуха! — Борис Осипович стал снова набивать трубку. — Хвалить хваленое? — Он с сомнением покачал головой. Но тут же вспомнил о недавних разговорах с Маратовым и Панкратовым. Да, мысль, которую только что высказала жена, уже приходила к нему, но до сих пор он ее отвергал.
— Почему же чепуха? — продолжала Елена Станиславовна. — Ты же лучше меня знаешь, что вожак, оторвавшийся от масс, ничто. Привлеки к себе людские сердца. — Она вдруг нежно обняла его.
Он поймал ее руку и поцеловал. «Пожалуй, в словах Елены есть свой смысл», — подумал он и сказал: — Ты умница, но я еще не знаю, права ли ты.
— А ты вспомни, была ли я хоть раз неправа. — Елена Станиславовна подошла к столу и стала поправлять цветы в вазе.
Борис Осипович окинул взглядом стройную фигуру жены и задумался: «Откуда у нее столько уверенности?».
...Они познакомились в последние недели войны. Потрепанный в жестоких боях полк морской пехоты вывели на отдых в маленький прибалтийский немецкий городок. В полку оставалась едва ли треть активных штыков. Велика была убыль и в офицерском составе. Сам майор Меркулов, по должности заместитель командира по политчасти, почти месяц командовал полком. Начальником штаба у него был офицер одного из батальонов. Пополнения не ожидалось. В полку поговари-вали о том, что война, видимо, кончится без них. Меркулов ничего бы против этого не имел. Родине опасность уже не грозила, а причин личного характера, которые толкали бы его на то, чтобы отличиться, тоже не было. Грудь увешана орденами.
Меркулов спокойно отдыхал, а высшее командование словно забыло о существовании полка.В том же городке, где стояла часть Меркулова, в особняке бывшего бургомистра находилась редакция фронтовой газеты, а рядом с ней в маленьком домике садовника располагалась другая военная редакция, вы-
пускавшая листовки на немецком языке. Листовки забрасывались и в тыл противника и распространялись среди военнопленных. В этой редакции работала Елена Станиславовна, закончившая в 1943 году институт иностранных языков и сама попросившаяся на фронт.
В большой гостиной в доме бывшего бургомистра по вечерам собиралась шумная компания: журналисты, выздоравливающие офицеры из расположенного неподалеку госпиталя, девушки из полевой почты. Здесь узнавали последние фронтовые новости, играли в шахматы и шашки и, конечно же, пели и плясали. Сюда стал заходить от скуки и Борис Осипович Меркулов.
Неизменно в центре всех собравшихся в гостиной оказывалась Елена Станиславовна. Она играла на рояле, обладала недурным голосом, умела, сменив лейтенантскую форму на шелковое со вкусом сшитое платье, блеснуть мастерством танца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145