Лежала в темноте с широко открытыми глазами и слушала, как тикает будильник.
Накануне Анна возвратилась с заседания завкома поздним вечером. Шла домой с твердым намерением не раздражаться и не нервничать. В конце концов ничего страшного не произошло. С Андреем надо помириться. Они ведь любят друг друга, а все остальное — пустяки. Сережа — мальчик добрый и способный. Озорство — невелика беда. Если спокойно и" хорошо подумать, умело распределить время, найдется возможность и сыном заняться, и друг другу помочь. «А за то, что обвинила Андрея в равнодушии к Сереже, надо честно просить прощения».
Анна вошла в дом подобранная и спокойная, как человек, хорошо соразмеривший свои силы с трудностями, которые ему предстоит преодолеть, и уверившийся в себе. Однако с первой же минуты все полетело кувырком. Бабушка Анфуся в теплом шушуне, валенках, укутанная шерстяным платком, стояла посреди столовой, вид у нее был самый растерянный. Ниночка заливалась в детской горючими слезами.
— Ой, Анна Ивановна, не знаю, что и делать, где наш голубок пропал! — запричитала Анфуся.
— Что случилось? Говорите толком!..—Анна схватила бабушку Анфусю за плечи и встряхнула ее. — Ну же, ну...
— Сереженька...
— Что с Сережей?
— Ушел гулять — еще и девяти не было... А я пойти искать его не могу, на кого Ниночку оставлю?
Анна взглянула на часы — начало двенадцатого, так поздно Сережа еще никогда не гулял. Она бросилась к двери, до слуха ее донесся надрывный крик Ниночки. «Голодна дочка. Опоздала с кормлением, какая же я мать?»
Анна побежала во двор. Но там уже никого не было. Выбежала на улицу, свернула за угол, в конце квартала жил литограф Булкин, его сын Петя и Сережа были закадычными дружками. В квартире литографа уже все спали. Хозяин долго не открывал, потом появился перед Анной в нижней рубахе и брюках с болтающимися под-
тяжками. Увидев Анну, он смущенно полуприкрыл дверь.
— Простите... я спал...
— Сережи у вас нет?—перебила Анна. — Нет, да и не было... Вы бы зашли...
— А Петя дома?
— Третий сон видит.
Анна решительно вошла в прихожую вслед за шлепающим босыми ногами хозяином.
— Разбудите его, пожалуйста.
Булкины жили в одной комнате. Проснулась хозяйка и недоуменно спросонья таращилась на Анну. Отец долго тормошил Петю, пока он не сел на постели.
— Где Сережа?
— Сережка... — сын помотал головой, не открывая глаз.
— Где Сережа? — спросила Анна как можно спокойнее и ласковее.
— Сережка на последний сеанс пошел, у пего мама все равно сегодня поздно задержится. — Так и не раскрыв глаз, Петька бухнулся на подушку и тут же заснул.
Анна, ни с кем не прощаясь, выбежала из квартиры. Задыхаясь, она добежала до кинотеатра, как раз когда оттуда выходила публика. Это были все взрослые люди. Вдруг она увидела две крошечные фигурки, шарахнувшиеся от нее в сторону.
— Сережа!
Но мальчишки уже исчезли во тьме улицы. «Он это был или не он?»
В кинотеатре заперли выходную дверь на засов. Анна помчалась домой. Сердце у нее билось глухо и гулко. Бабушка Анфуся встретила ее в коридоре.
— Дома наш баловник... успокойтесь, Анна Ивановна, — а Ниночке я кашки дала... она и уснула.
Анна рывком сбросила с себя пальто. Оно упало па пол. Анфуся, кряхтя, нагнулась за ним....Сережа с головой залез под одеяло и притворился спящим.
Анна сорвала с него одеяло. Сережа смотрел на мать виноватыми, испуганными и все же лукавыми глазами.
— Ты как смел?.. И где деньги взял? И как тебя пустили?
— Мамочка, родная, миленькая, — быстро заговорил Сережа, — я не знал, что так поздно кончится, картина очень интересная, про войну... Мы вчера помогали рекламу клеить... директор обещал пустить, а раньше мест не было.
Анна слушала, бессильно опустив руки.
— Я больше не буду... никогда, никогда не буду, — повторял Сережа привычную формулу.
У Анны закружилась голова, ее охватила такая слабость — вот-вот свалится прямо на пол. Она вышла из детской, с трудом добралась до своей кровати, упала на нее ничком.
Она не видела уже, как испуганный Сережа пробрался к ней босиком на цыпочках, как бабушка Анфуся, схватив его за руку, увела в детскую...
Прошло более часа, пока Анна пришла в себя и разделась. Заснуть она не могла. «Какая же я мать?» Горько было на душе. Ниночку кормит через пятое на десятое. Сцеживает молоко. Злоупотребляет прикормом. Бабушку Анфусю заставляет возить Ниночку на работу и в кабинете, где только что курили мастера, сует ребенку грудь. С Сережей с каждым днем все хуже. «Может быть, я должна бросить службу?», — пришла к ней мысль, но Липа тотчас отвергла ее. Это казалось чудовищным и невозможным: там, на заводе, осуществлялись ее замыслы, рождались расчеты и чертежи, в которых она видела будущие могучие и стремительные корабли, там были люди, каждый день ждавшие ее слова, там ее мечты становились реальностью. Как же без этого жить... Нет... Нет!,. Просто надо не подчиняться целиком увлечению работой, надо установить такой график своего дня, чтобы ничто не страдало, ни семья, ни дело. И тут Андрей обязан помочь. Андрей?.. Она сжала губы. «На него ли надеяться?.. Не он ли устроил сцену из-за неподшитого воротничка? Не он ли не является домой неделями. Любит ли он меня?» Анна стерла рукавом ночной рубашки слезы со щек.
После совещания Кипарисов терпеливо дожидался, пока все уйдут из салона командующего. Он понимал, что вызвал своим выступлением недовольство началь-
ника штаба, его испугали слова Меркулова: «Такой политически незрелый человек, как Кипарисов...» Тревога охватила его. Хотелось убедиться, что все это, однако, не повлияет на подписание приказа о новом назначении. Панкратов взглянул на Кипарисова недовольно.
— Что вам?
— По вашему приказанию я был в отделении кадров, — начал Кипарисов, голос его дрогнул, — На «Гордом» вакансия...
— Вопрос еще не решен, — ответил Панкратов сухо.
Начальник штаба не считал, что выступление в поддержку Светова является достаточным основанием для того, чтобы отменить предполагавшееся назначение, но расположения к Кипарисову теперь, естественно, не чувствовал.
...Кипарисов был в отчаянии. Накануне свершения заветных планов и мечтаний все снова ставится под сомнение. «Кой черт дернул меня выступить, — думал он, шагая по пирсу. — ...Удар за ударом... Мария... Это все из-за тебя, Мария». Мысль эта, непроизвольно возникшая, показалась Кипарисову столь странной и нелепой, что он даже остановился. «Ну, причем тут Мария? Скорей, Порядов... собственное убеждение...»
И все-таки незримая связь между все сильнее разгоравшейся любовью к Марии и выступлением на совещании существовала. Мария ускользнула от него раньше, в последнюю минуту, как теперь ускользал корабль. Она почти выгнала его. Ее поведение казалось Кипарисову непостижимым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
Накануне Анна возвратилась с заседания завкома поздним вечером. Шла домой с твердым намерением не раздражаться и не нервничать. В конце концов ничего страшного не произошло. С Андреем надо помириться. Они ведь любят друг друга, а все остальное — пустяки. Сережа — мальчик добрый и способный. Озорство — невелика беда. Если спокойно и" хорошо подумать, умело распределить время, найдется возможность и сыном заняться, и друг другу помочь. «А за то, что обвинила Андрея в равнодушии к Сереже, надо честно просить прощения».
Анна вошла в дом подобранная и спокойная, как человек, хорошо соразмеривший свои силы с трудностями, которые ему предстоит преодолеть, и уверившийся в себе. Однако с первой же минуты все полетело кувырком. Бабушка Анфуся в теплом шушуне, валенках, укутанная шерстяным платком, стояла посреди столовой, вид у нее был самый растерянный. Ниночка заливалась в детской горючими слезами.
— Ой, Анна Ивановна, не знаю, что и делать, где наш голубок пропал! — запричитала Анфуся.
— Что случилось? Говорите толком!..—Анна схватила бабушку Анфусю за плечи и встряхнула ее. — Ну же, ну...
— Сереженька...
— Что с Сережей?
— Ушел гулять — еще и девяти не было... А я пойти искать его не могу, на кого Ниночку оставлю?
Анна взглянула на часы — начало двенадцатого, так поздно Сережа еще никогда не гулял. Она бросилась к двери, до слуха ее донесся надрывный крик Ниночки. «Голодна дочка. Опоздала с кормлением, какая же я мать?»
Анна побежала во двор. Но там уже никого не было. Выбежала на улицу, свернула за угол, в конце квартала жил литограф Булкин, его сын Петя и Сережа были закадычными дружками. В квартире литографа уже все спали. Хозяин долго не открывал, потом появился перед Анной в нижней рубахе и брюках с болтающимися под-
тяжками. Увидев Анну, он смущенно полуприкрыл дверь.
— Простите... я спал...
— Сережи у вас нет?—перебила Анна. — Нет, да и не было... Вы бы зашли...
— А Петя дома?
— Третий сон видит.
Анна решительно вошла в прихожую вслед за шлепающим босыми ногами хозяином.
— Разбудите его, пожалуйста.
Булкины жили в одной комнате. Проснулась хозяйка и недоуменно спросонья таращилась на Анну. Отец долго тормошил Петю, пока он не сел на постели.
— Где Сережа?
— Сережка... — сын помотал головой, не открывая глаз.
— Где Сережа? — спросила Анна как можно спокойнее и ласковее.
— Сережка на последний сеанс пошел, у пего мама все равно сегодня поздно задержится. — Так и не раскрыв глаз, Петька бухнулся на подушку и тут же заснул.
Анна, ни с кем не прощаясь, выбежала из квартиры. Задыхаясь, она добежала до кинотеатра, как раз когда оттуда выходила публика. Это были все взрослые люди. Вдруг она увидела две крошечные фигурки, шарахнувшиеся от нее в сторону.
— Сережа!
Но мальчишки уже исчезли во тьме улицы. «Он это был или не он?»
В кинотеатре заперли выходную дверь на засов. Анна помчалась домой. Сердце у нее билось глухо и гулко. Бабушка Анфуся встретила ее в коридоре.
— Дома наш баловник... успокойтесь, Анна Ивановна, — а Ниночке я кашки дала... она и уснула.
Анна рывком сбросила с себя пальто. Оно упало па пол. Анфуся, кряхтя, нагнулась за ним....Сережа с головой залез под одеяло и притворился спящим.
Анна сорвала с него одеяло. Сережа смотрел на мать виноватыми, испуганными и все же лукавыми глазами.
— Ты как смел?.. И где деньги взял? И как тебя пустили?
— Мамочка, родная, миленькая, — быстро заговорил Сережа, — я не знал, что так поздно кончится, картина очень интересная, про войну... Мы вчера помогали рекламу клеить... директор обещал пустить, а раньше мест не было.
Анна слушала, бессильно опустив руки.
— Я больше не буду... никогда, никогда не буду, — повторял Сережа привычную формулу.
У Анны закружилась голова, ее охватила такая слабость — вот-вот свалится прямо на пол. Она вышла из детской, с трудом добралась до своей кровати, упала на нее ничком.
Она не видела уже, как испуганный Сережа пробрался к ней босиком на цыпочках, как бабушка Анфуся, схватив его за руку, увела в детскую...
Прошло более часа, пока Анна пришла в себя и разделась. Заснуть она не могла. «Какая же я мать?» Горько было на душе. Ниночку кормит через пятое на десятое. Сцеживает молоко. Злоупотребляет прикормом. Бабушку Анфусю заставляет возить Ниночку на работу и в кабинете, где только что курили мастера, сует ребенку грудь. С Сережей с каждым днем все хуже. «Может быть, я должна бросить службу?», — пришла к ней мысль, но Липа тотчас отвергла ее. Это казалось чудовищным и невозможным: там, на заводе, осуществлялись ее замыслы, рождались расчеты и чертежи, в которых она видела будущие могучие и стремительные корабли, там были люди, каждый день ждавшие ее слова, там ее мечты становились реальностью. Как же без этого жить... Нет... Нет!,. Просто надо не подчиняться целиком увлечению работой, надо установить такой график своего дня, чтобы ничто не страдало, ни семья, ни дело. И тут Андрей обязан помочь. Андрей?.. Она сжала губы. «На него ли надеяться?.. Не он ли устроил сцену из-за неподшитого воротничка? Не он ли не является домой неделями. Любит ли он меня?» Анна стерла рукавом ночной рубашки слезы со щек.
После совещания Кипарисов терпеливо дожидался, пока все уйдут из салона командующего. Он понимал, что вызвал своим выступлением недовольство началь-
ника штаба, его испугали слова Меркулова: «Такой политически незрелый человек, как Кипарисов...» Тревога охватила его. Хотелось убедиться, что все это, однако, не повлияет на подписание приказа о новом назначении. Панкратов взглянул на Кипарисова недовольно.
— Что вам?
— По вашему приказанию я был в отделении кадров, — начал Кипарисов, голос его дрогнул, — На «Гордом» вакансия...
— Вопрос еще не решен, — ответил Панкратов сухо.
Начальник штаба не считал, что выступление в поддержку Светова является достаточным основанием для того, чтобы отменить предполагавшееся назначение, но расположения к Кипарисову теперь, естественно, не чувствовал.
...Кипарисов был в отчаянии. Накануне свершения заветных планов и мечтаний все снова ставится под сомнение. «Кой черт дернул меня выступить, — думал он, шагая по пирсу. — ...Удар за ударом... Мария... Это все из-за тебя, Мария». Мысль эта, непроизвольно возникшая, показалась Кипарисову столь странной и нелепой, что он даже остановился. «Ну, причем тут Мария? Скорей, Порядов... собственное убеждение...»
И все-таки незримая связь между все сильнее разгоравшейся любовью к Марии и выступлением на совещании существовала. Мария ускользнула от него раньше, в последнюю минуту, как теперь ускользал корабль. Она почти выгнала его. Ее поведение казалось Кипарисову непостижимым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145