— Ну, встряхнись же, — сказала она.
— Нет ли у тебя, Таня, люминала, я бы хотел заснуть...
Татьяна поднялась, вышла в столовую. В углу, у окна, стоял ее столик со стопками ученических тетрадей. К завтрашнему дню она обещала ученикам проверить сочинения. Она открыла ящик, там лежал люминал. Когда Татьяна работала поздно, она не могла-без него заснуть. Подержав таблетки в руке, она положила их на место, решительно задвинула ящик. Потом подошла к шкафу, налила полстакана коньяка, вернулась к мужу.
— Выпей!
— Что за лекарство? — Светов взял стакан, чуть приподнялся, выпил одним глотком. От коньяка стало жарко.
— Ты меня начинаешь спаивать, — проговорил он со слабой улыбкой.
— Вот так уже лучше, — сказала она. Светов обнял жену и сказал горько:
— Скоро, кажется, кроме тебя, ничего у меня не останется. Ну, и пропади все пропадом!
— Опять тебе досталось?— спросила она.
Светов закурил и вкратце рассказал о том, что можно было рассказать жене. Татьяна слушала, стараясь понять и даже больше чем понять — почувствовать, какие личные, световские стремления лежат за тем, что он говорит? Она тревожилась за мужа и в то же время верила в его правоту.
— Напрасно они обрушились на тебя, ведь ты прав, Игорь. — В голосе ее было не только утверждение, но и оттенок удивления.
— Ты удивляешься... — Светов горько усмехнулся.
— Я удивляюсь тому, что ты раскис. — Она поднялась и стала ходить по комнате. Привычка ходить взад и вперед, раздумывая, появилась у нее с тех пор, как она стала учительствовать. Вот так она часто в классе старалась понять огорчивший ее поступок кого-нибудь из учеников. Конечно, подобное сопоставление не приходило ей в голову, а приди — показалось бы нелепым. И все-таки это было так!
— Надоело мне лезть на рожон, Таня, — сказал Светов.— Сегодня вот зашалило сердце... Лягу в госпиталь, «комиссуюсь» — и в запас...
Татьяна остановилась:
— Если бы я думала, что ты искренне говоришь, я бы обругала тебя.
— Вот как?!
— Я люблю тебя за то, что ты такой задира... Светов подумал, смотря на жену: «Как она со мной разговаривает? Нет, пожалуй, это совсем не похоже на то, что было четыре года назад». Он вдруг нервно захохотал.
— Ты распекаешь меня, как ученика.
Татьяна, будто не слыша его смеха, продолжала убежденно:
— Ты добивайся, чтобы то, во что ты веришь, могло быть доказано неопровержимо.
— Этого нельзя добиться в одиночку, — с горечью ответил Светов. С топ минуты, когда кончилось совещание, ему уже казалось, что все отвернулись от него.
Татьяна покачала головой.
— В это я не верю.
— Да, конечно, ты со мной...
— Я не о себе...
Светов задумался. Мысли приходили невеселые. Снова щемило сердце.
— Лучше бы ты, Таня, дала мне люминалу или еще коньяка, —сказал он.
Татьяна вдруг рассердилась:
— Знаешь что, Игорь, иди на корабль!
— Не могу, и надоел он: мне порядком... — Светов опустил глаза, избегая взгляда жены.
— Пойми, тебе сейчас нужны товарищи и работа.
— Пожалуйста, не командуй мной, — отозвался Светов недовольно.
— Я хочу, чтобы ты командовал над всеми трудностями, над всеми горестями и над моими чувствами, Игорь. — Она положила ему руки на плечи. В эту минуту послышался звонок.
— Я пойду открою, — сказала Татьяна.
Но Светов прижал вдруг жену крепко к себе.
— Ничего, подождут. Дай я тебя поцелую...
За дверью на лестничной клетке стоял Высотин. Он не решался позвонить вторично. «Кто знает, может быть, уже спят». Высотин колебался. Ему очень хотелось сегодня же повидать Игоря. Нехорошо, что Игорь ушел один. Очень нехорошо. За себя Высотин не тревожился. Его не убедило выступление Панкратова, а выступление Меркулова попросту огорошило. Он готов был хоть сейчас продолжать спор о целесообразности высадки десанта в Безымянной бухте. А может быть, вопрос стоит гораздо шире? Ну, что же, и этого не надо бояться. Не надо! И раз так, он, Высотин, прежде чем спорить, глубже разберется во всем, что происходит на «Дерзновенном», в мыслях Игоря... Может быть, даже заново оценит для себя свою же работу в штабе. Как ни уважал Андрей Панкратова, как ни верил в Меркулова, он чувствовал, что они сегодня принципиально не правы.
...Дверь все не открывали. «Но в конце концов я видел свет в квартире», — подумал Высотин и решился еще раз позвонить. Тут же он услышал шаги и голос Татьяны:
— Кто там?
Дверь распахнулась, Татьяна, здороваясь, внимательно посмотрела в лицо Высотину и, видимо, прочитав в нем все, что ей хотелось, сказала:
— Очень хорошо, что вы у нас...
Но вот, пока Высотин раздевался, вышел в коридор и сам Светов.
— Ты, Андрей?! С чем пришел?
— Пришел сказать, что я с тобой! — Высотин протянул Светову руку. — И хочу, чтобы ты подробно рассказал мне и про поход, и про то, как ты отважился давать пар на холодные турбины... Словом, обо всем...
— Танечка, крепкого кофейку в кабинет, — бросил жене Светов. Она улыбнулась обрадованно и невольно чуть снисходительно.
...Часу в третьем ночи, когда весь воздух в кабинете, казалось, был вытеснен сизым табачным дымом, Светов, отхлебнув холодного кофе, сказал, прощаясь, Высотину:
— А ведь мы, Андрей, кажется, впервые заодно.
Высотин осторожно приоткрыл дверь и шагнул в столовую. За ним на цыпочках шел Светов. Оба боялись разбудить Татьяну, заснувшую в столовой на диване.
Однако когда они скрылись в коридоре, она подняла голову, вздохнула облегченно, потом свернулась калачиком и заснула по-настоящему.Высотин, выйдя от Светова, медленно пошел к своему дому. Он остановился у парадного и долго смотрел в темные окна. Улица была пустынной. Только ветер посвистывал в соседнем переулке, ведущем к гавани, да сторож у промтоварного магазина шаркал валенками, расхаживая взад и вперед.
Стыли ноги в тонких хромовых ботинках. Не очень грела и шинель. А за окнами — тепло родного дома. Высотин представил себе тихо посапывающую во сне Ниночку и сбросившего с. себя одеяло, разметавшегося в кровати Сережу, Анну, спавшую всегда так тихо, что едва можно было уловить ее дыхание. Хорошо бы сейчас войти, поправить одеяло на Сережиной постели, коснуться губами Ниночкиного лба, раздеться в темноте. Анна, еще не проснувшись, прижмется к нему инстинктивно, потом откроет глаза. И с ней можно будет поделиться своими тревогами и сомнениями.
Высотин взялся за ручку двери от парадного, машинально взглянул на часы. Начало четвертого. «М-да, а к шести — на корабль. Да и сложиться ведь все может иначе. Анна, наверно, устала, раздражение против меня в ней, конечно, не погасло. Так стоит ли будить, чтобы ссориться».
Он с сожалением вздохнул и медленно зашагал в гавань. Если бы Анна знала, что Андрей стоит у порога, если бы могла прочитать на расстоянии его мысли?! Она не спала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
— Нет ли у тебя, Таня, люминала, я бы хотел заснуть...
Татьяна поднялась, вышла в столовую. В углу, у окна, стоял ее столик со стопками ученических тетрадей. К завтрашнему дню она обещала ученикам проверить сочинения. Она открыла ящик, там лежал люминал. Когда Татьяна работала поздно, она не могла-без него заснуть. Подержав таблетки в руке, она положила их на место, решительно задвинула ящик. Потом подошла к шкафу, налила полстакана коньяка, вернулась к мужу.
— Выпей!
— Что за лекарство? — Светов взял стакан, чуть приподнялся, выпил одним глотком. От коньяка стало жарко.
— Ты меня начинаешь спаивать, — проговорил он со слабой улыбкой.
— Вот так уже лучше, — сказала она. Светов обнял жену и сказал горько:
— Скоро, кажется, кроме тебя, ничего у меня не останется. Ну, и пропади все пропадом!
— Опять тебе досталось?— спросила она.
Светов закурил и вкратце рассказал о том, что можно было рассказать жене. Татьяна слушала, стараясь понять и даже больше чем понять — почувствовать, какие личные, световские стремления лежат за тем, что он говорит? Она тревожилась за мужа и в то же время верила в его правоту.
— Напрасно они обрушились на тебя, ведь ты прав, Игорь. — В голосе ее было не только утверждение, но и оттенок удивления.
— Ты удивляешься... — Светов горько усмехнулся.
— Я удивляюсь тому, что ты раскис. — Она поднялась и стала ходить по комнате. Привычка ходить взад и вперед, раздумывая, появилась у нее с тех пор, как она стала учительствовать. Вот так она часто в классе старалась понять огорчивший ее поступок кого-нибудь из учеников. Конечно, подобное сопоставление не приходило ей в голову, а приди — показалось бы нелепым. И все-таки это было так!
— Надоело мне лезть на рожон, Таня, — сказал Светов.— Сегодня вот зашалило сердце... Лягу в госпиталь, «комиссуюсь» — и в запас...
Татьяна остановилась:
— Если бы я думала, что ты искренне говоришь, я бы обругала тебя.
— Вот как?!
— Я люблю тебя за то, что ты такой задира... Светов подумал, смотря на жену: «Как она со мной разговаривает? Нет, пожалуй, это совсем не похоже на то, что было четыре года назад». Он вдруг нервно захохотал.
— Ты распекаешь меня, как ученика.
Татьяна, будто не слыша его смеха, продолжала убежденно:
— Ты добивайся, чтобы то, во что ты веришь, могло быть доказано неопровержимо.
— Этого нельзя добиться в одиночку, — с горечью ответил Светов. С топ минуты, когда кончилось совещание, ему уже казалось, что все отвернулись от него.
Татьяна покачала головой.
— В это я не верю.
— Да, конечно, ты со мной...
— Я не о себе...
Светов задумался. Мысли приходили невеселые. Снова щемило сердце.
— Лучше бы ты, Таня, дала мне люминалу или еще коньяка, —сказал он.
Татьяна вдруг рассердилась:
— Знаешь что, Игорь, иди на корабль!
— Не могу, и надоел он: мне порядком... — Светов опустил глаза, избегая взгляда жены.
— Пойми, тебе сейчас нужны товарищи и работа.
— Пожалуйста, не командуй мной, — отозвался Светов недовольно.
— Я хочу, чтобы ты командовал над всеми трудностями, над всеми горестями и над моими чувствами, Игорь. — Она положила ему руки на плечи. В эту минуту послышался звонок.
— Я пойду открою, — сказала Татьяна.
Но Светов прижал вдруг жену крепко к себе.
— Ничего, подождут. Дай я тебя поцелую...
За дверью на лестничной клетке стоял Высотин. Он не решался позвонить вторично. «Кто знает, может быть, уже спят». Высотин колебался. Ему очень хотелось сегодня же повидать Игоря. Нехорошо, что Игорь ушел один. Очень нехорошо. За себя Высотин не тревожился. Его не убедило выступление Панкратова, а выступление Меркулова попросту огорошило. Он готов был хоть сейчас продолжать спор о целесообразности высадки десанта в Безымянной бухте. А может быть, вопрос стоит гораздо шире? Ну, что же, и этого не надо бояться. Не надо! И раз так, он, Высотин, прежде чем спорить, глубже разберется во всем, что происходит на «Дерзновенном», в мыслях Игоря... Может быть, даже заново оценит для себя свою же работу в штабе. Как ни уважал Андрей Панкратова, как ни верил в Меркулова, он чувствовал, что они сегодня принципиально не правы.
...Дверь все не открывали. «Но в конце концов я видел свет в квартире», — подумал Высотин и решился еще раз позвонить. Тут же он услышал шаги и голос Татьяны:
— Кто там?
Дверь распахнулась, Татьяна, здороваясь, внимательно посмотрела в лицо Высотину и, видимо, прочитав в нем все, что ей хотелось, сказала:
— Очень хорошо, что вы у нас...
Но вот, пока Высотин раздевался, вышел в коридор и сам Светов.
— Ты, Андрей?! С чем пришел?
— Пришел сказать, что я с тобой! — Высотин протянул Светову руку. — И хочу, чтобы ты подробно рассказал мне и про поход, и про то, как ты отважился давать пар на холодные турбины... Словом, обо всем...
— Танечка, крепкого кофейку в кабинет, — бросил жене Светов. Она улыбнулась обрадованно и невольно чуть снисходительно.
...Часу в третьем ночи, когда весь воздух в кабинете, казалось, был вытеснен сизым табачным дымом, Светов, отхлебнув холодного кофе, сказал, прощаясь, Высотину:
— А ведь мы, Андрей, кажется, впервые заодно.
Высотин осторожно приоткрыл дверь и шагнул в столовую. За ним на цыпочках шел Светов. Оба боялись разбудить Татьяну, заснувшую в столовой на диване.
Однако когда они скрылись в коридоре, она подняла голову, вздохнула облегченно, потом свернулась калачиком и заснула по-настоящему.Высотин, выйдя от Светова, медленно пошел к своему дому. Он остановился у парадного и долго смотрел в темные окна. Улица была пустынной. Только ветер посвистывал в соседнем переулке, ведущем к гавани, да сторож у промтоварного магазина шаркал валенками, расхаживая взад и вперед.
Стыли ноги в тонких хромовых ботинках. Не очень грела и шинель. А за окнами — тепло родного дома. Высотин представил себе тихо посапывающую во сне Ниночку и сбросившего с. себя одеяло, разметавшегося в кровати Сережу, Анну, спавшую всегда так тихо, что едва можно было уловить ее дыхание. Хорошо бы сейчас войти, поправить одеяло на Сережиной постели, коснуться губами Ниночкиного лба, раздеться в темноте. Анна, еще не проснувшись, прижмется к нему инстинктивно, потом откроет глаза. И с ней можно будет поделиться своими тревогами и сомнениями.
Высотин взялся за ручку двери от парадного, машинально взглянул на часы. Начало четвертого. «М-да, а к шести — на корабль. Да и сложиться ведь все может иначе. Анна, наверно, устала, раздражение против меня в ней, конечно, не погасло. Так стоит ли будить, чтобы ссориться».
Он с сожалением вздохнул и медленно зашагал в гавань. Если бы Анна знала, что Андрей стоит у порога, если бы могла прочитать на расстоянии его мысли?! Она не спала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145