», с обычной своей не то веселой, лихой, не то иронической, презрительной улыбкой старшина с разбегу преодолел десяток метров крутого подножья скалы и, цепляясь руками и ногами за расселины в граните, ящерицей пополз вверх.
Он поднялся до половины скалы, по тут движение замедлилось. Батырев видел, как все осторожнее и даже — так казалось со стороны — нерешительнее Канчук шарит ногами, отыскивая выступы в камне, как с опаской, медленно подтягивается он на руках. Оступившись, он едва не сорвался. Из-под его ноги отлетел увесистый кусок гранита и, таща за собой снежную осыпь, игольчатую и горящую радугой в солнечном свете, ухнул неподалеку от Батырева.
— Смелей, смелей, Канчук! — крикнул нетерпеливо Батырев.
Желание разузнать «тайну» железнодорожной ветки уже безраздельно овладело им. Издалека скала не казалась такой неприступной. Срезанная ее вершина, засыпанная плотно снегом, представлялась совсем близкой.
— Поторапливайтесь, старшина, поторапливайтесь! — повторил Батырев. Раскрыв планшет, он глядел на карту.
Но Канчук ничего не ответил. Он прополз еще немного, а затем стал медленно спускаться. Черным пятном двигался он в облаке снежной пыли, сыпавшейся вслед за ним. Подойдя к офицеру, он стряхнул снег с шинели и, тяжело дыша, доложил:
— На вершину не забраться, товарищ лейтенант. Там все обледенело...
— Осторожный чересчур вы человек, старшина! — в сердцах сказал Батырев. — Видно, придется мне самому лезть!..
Тотчас же он пожалел о сказанном. Слишком уж опрометчиво вырвалась у него последняя фраза. Лезть на скалу не было сил. А лицо Канчука побледнело от обиды. Избегая взгляда офицера, он сказал нарочито равнодушным голосом, принимая от Батырева свой автомат.
— Ваше дело, как хотите, так и судите.
Вокруг низко висящего диска солнца стоял соломенно-оранжевый круг. Мороз все крепчал. В стылом воздухе отчетливо был слышен каждый звук. Прямо на глазах индевели ветви сосен, прутья кустарника, высохшие стебли бурьяна, видневшиеся вокруг камней.
Отступаться от своих слов Батыреву было стыдно. Он положил на валун планшет и, волоча ноги, с трудом побрел по снегу. Неумело хватаясь за острые ребра гранита, засовывая пальцы в трещины, раздирая в клочья кожу на меховых перчатках, он стал карабкаться вверх. Канчук сострадательно и немного насмешливо следил за ним взглядом.
О, что это был за подъем! Батыреву все чудилось, что он вот-вот оступится и грохнется оземь. Он тысячу раз проклял свой характер, свой язык. И все же он лез и лез. Сверху сыпался снег, ноги скользили по граниту. Наконец, он добрался до небольшого выступа шириной не больше оконного карниза и остановился в изнеможении.
Отсюда, даже с небольшой относительно высоты, все внизу казалось иным. Сосны походили на кустарник, гололобые валуны напоминали грязные заплаты на ярком снегу, а Канчук, притоптывавший ногами от мо-
роза, выглядел необычно коренастым и большеголовым. Батырев поглядел на сопки, похожие на верблюжьи горбы. Узкая долина лежала прямо перед ним. Двумя нежными, аккуратными проволочками горели на серых шпалах рельсы. Было видно бревенчатое строение, похожее на склад, а за ним — передняя часть паровоза с трубой, окутанной дымом и паром.
Но стояли ли за паровозом платформы батареи или обычные вагоны, мешала видеть крыша складского навеса. Нужно было во что бы то ни стало подняться на вершину скалы, чтобы все детально рассмотреть. И Батырев снова поднял глаза на гранитную кручу, заснеженную и обледенелую, нависшую громадой над его головой.
Батырев уже хорошо понимал, что выше подняться он не сможет. Кружилась голова не то от слабости, не то от ощущения высоты. Знобило, и совсем одеревенели пальцы. «Но ведь Канчук и выносливей, и опытней, ему этот подъем должен быть по плечу», — подумал Батырев. Однако не хотелось высказывать своей мысли прямо, и потому он крикнул:
— Эй, старшина, мой бинокль остался у вас, подайте его...
Канчук быстро, в несколько минут, долез до Батырева. Теперь они оба стояли рядом на каменном карнизе, прижавшись спинами к скале.
Канчук сказал:
— Если полезете выше, вы сорветесь, как дважды два... товарищ лейтенант.
Батырев пожал плечами.
— Раз надо, значит, можно.
— Командир приказал мне оберегать вас, в случае чего...
— Ах, вот как, значит, Игорь Николаевич хочет все-таки обертывать меня в вату...
Канчук не понял последних слов Батырева.
— Я долез вот до той впадины — старшина повел глазами по покрытому изморозью граниту, — там есть второй такой же карниз, только похуже, а дальше уж ничего.
— Сознайтесь, что просто-напросто струсили. — Батырев нервно и зло рассмеялся. — А я вот доберусь... — добавил он.
Канчук помрачнел; он никогда не был трусом, но не был и сорви-головой. Если уж необходимо добираться, то надо как следует подготовиться. Хоть бы на подметки шипы набить. Но Батырев нетерпеливо поглядывал на старшину. «Чего доброго, в самом деле полезет, и тогда похуже, чем на мачте будет», — подумал Канчук.
— Я попробую еще раз.., — сказал он.
— Вот-вот, — обрадовался Батырев, — Я же знаю, ты моряк лихой... Посмотри, что там стоит за паровозом... может, платформы с орудиями?
Канчук вытащил из кармана фал, сделал из него петлю и, повернувшись лицом к скале, одной рукой держась за Батырева, другой ловко бросил веревку. Петля упала где-то среди камней и за что-то зацепилась. Но за что и насколько прочно, этого ни Батырев, ни Канчук не знали. Старшина подергал фал, затем, присев, повис на нем. Фал натянулся, как струна.
— Порядок... — сказал Батырев. — Можно подниматься, старшина.
И Канчук полез. Вот он добрался до второго карниза, вот снова бросил петлю вверх и снова полез. Батырев увидел покрасневшее от чрезмерного напряжения, обожжеппос морозом лицо старшины. На мгновение Батырев пожалел о том, что толкнул старшину на такое отчаянное дело. Он уже хотел приказать ему возвратиться. Но сверху струйками посыпался снег, и Канчук скрылся за выступом. Теперь уже останавливать его было бы глупо.
У Батырева голова кружилась все сильнее, и он решил, что ему лучше спуститься вниз. Осторожно перехватывая руками камни, животом прижавшись к граниту, срывая пуговицы па шинели, он сползал метр за метром, потом покатился в сугроб.
А Канчук в это время уже добирался до вершины. Здесь на высоте гулял жестокий ветер. От него перехватывало дыхание, обжигало, как огнем, щеки и губы. Вершина скалы была уже близка. Цепляясь за свесившиеся корни кустарника, Канчук медленно поднимался. Нашлась расселинка, куда он с трудом втиснул носок сапога. Рукой он сбил снеговую шапку, которую намел ветер над самым срезом скалы, и, вначале опершись подбородком о гранит, затем, подтянувшись, приподнялся на локтях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
Он поднялся до половины скалы, по тут движение замедлилось. Батырев видел, как все осторожнее и даже — так казалось со стороны — нерешительнее Канчук шарит ногами, отыскивая выступы в камне, как с опаской, медленно подтягивается он на руках. Оступившись, он едва не сорвался. Из-под его ноги отлетел увесистый кусок гранита и, таща за собой снежную осыпь, игольчатую и горящую радугой в солнечном свете, ухнул неподалеку от Батырева.
— Смелей, смелей, Канчук! — крикнул нетерпеливо Батырев.
Желание разузнать «тайну» железнодорожной ветки уже безраздельно овладело им. Издалека скала не казалась такой неприступной. Срезанная ее вершина, засыпанная плотно снегом, представлялась совсем близкой.
— Поторапливайтесь, старшина, поторапливайтесь! — повторил Батырев. Раскрыв планшет, он глядел на карту.
Но Канчук ничего не ответил. Он прополз еще немного, а затем стал медленно спускаться. Черным пятном двигался он в облаке снежной пыли, сыпавшейся вслед за ним. Подойдя к офицеру, он стряхнул снег с шинели и, тяжело дыша, доложил:
— На вершину не забраться, товарищ лейтенант. Там все обледенело...
— Осторожный чересчур вы человек, старшина! — в сердцах сказал Батырев. — Видно, придется мне самому лезть!..
Тотчас же он пожалел о сказанном. Слишком уж опрометчиво вырвалась у него последняя фраза. Лезть на скалу не было сил. А лицо Канчука побледнело от обиды. Избегая взгляда офицера, он сказал нарочито равнодушным голосом, принимая от Батырева свой автомат.
— Ваше дело, как хотите, так и судите.
Вокруг низко висящего диска солнца стоял соломенно-оранжевый круг. Мороз все крепчал. В стылом воздухе отчетливо был слышен каждый звук. Прямо на глазах индевели ветви сосен, прутья кустарника, высохшие стебли бурьяна, видневшиеся вокруг камней.
Отступаться от своих слов Батыреву было стыдно. Он положил на валун планшет и, волоча ноги, с трудом побрел по снегу. Неумело хватаясь за острые ребра гранита, засовывая пальцы в трещины, раздирая в клочья кожу на меховых перчатках, он стал карабкаться вверх. Канчук сострадательно и немного насмешливо следил за ним взглядом.
О, что это был за подъем! Батыреву все чудилось, что он вот-вот оступится и грохнется оземь. Он тысячу раз проклял свой характер, свой язык. И все же он лез и лез. Сверху сыпался снег, ноги скользили по граниту. Наконец, он добрался до небольшого выступа шириной не больше оконного карниза и остановился в изнеможении.
Отсюда, даже с небольшой относительно высоты, все внизу казалось иным. Сосны походили на кустарник, гололобые валуны напоминали грязные заплаты на ярком снегу, а Канчук, притоптывавший ногами от мо-
роза, выглядел необычно коренастым и большеголовым. Батырев поглядел на сопки, похожие на верблюжьи горбы. Узкая долина лежала прямо перед ним. Двумя нежными, аккуратными проволочками горели на серых шпалах рельсы. Было видно бревенчатое строение, похожее на склад, а за ним — передняя часть паровоза с трубой, окутанной дымом и паром.
Но стояли ли за паровозом платформы батареи или обычные вагоны, мешала видеть крыша складского навеса. Нужно было во что бы то ни стало подняться на вершину скалы, чтобы все детально рассмотреть. И Батырев снова поднял глаза на гранитную кручу, заснеженную и обледенелую, нависшую громадой над его головой.
Батырев уже хорошо понимал, что выше подняться он не сможет. Кружилась голова не то от слабости, не то от ощущения высоты. Знобило, и совсем одеревенели пальцы. «Но ведь Канчук и выносливей, и опытней, ему этот подъем должен быть по плечу», — подумал Батырев. Однако не хотелось высказывать своей мысли прямо, и потому он крикнул:
— Эй, старшина, мой бинокль остался у вас, подайте его...
Канчук быстро, в несколько минут, долез до Батырева. Теперь они оба стояли рядом на каменном карнизе, прижавшись спинами к скале.
Канчук сказал:
— Если полезете выше, вы сорветесь, как дважды два... товарищ лейтенант.
Батырев пожал плечами.
— Раз надо, значит, можно.
— Командир приказал мне оберегать вас, в случае чего...
— Ах, вот как, значит, Игорь Николаевич хочет все-таки обертывать меня в вату...
Канчук не понял последних слов Батырева.
— Я долез вот до той впадины — старшина повел глазами по покрытому изморозью граниту, — там есть второй такой же карниз, только похуже, а дальше уж ничего.
— Сознайтесь, что просто-напросто струсили. — Батырев нервно и зло рассмеялся. — А я вот доберусь... — добавил он.
Канчук помрачнел; он никогда не был трусом, но не был и сорви-головой. Если уж необходимо добираться, то надо как следует подготовиться. Хоть бы на подметки шипы набить. Но Батырев нетерпеливо поглядывал на старшину. «Чего доброго, в самом деле полезет, и тогда похуже, чем на мачте будет», — подумал Канчук.
— Я попробую еще раз.., — сказал он.
— Вот-вот, — обрадовался Батырев, — Я же знаю, ты моряк лихой... Посмотри, что там стоит за паровозом... может, платформы с орудиями?
Канчук вытащил из кармана фал, сделал из него петлю и, повернувшись лицом к скале, одной рукой держась за Батырева, другой ловко бросил веревку. Петля упала где-то среди камней и за что-то зацепилась. Но за что и насколько прочно, этого ни Батырев, ни Канчук не знали. Старшина подергал фал, затем, присев, повис на нем. Фал натянулся, как струна.
— Порядок... — сказал Батырев. — Можно подниматься, старшина.
И Канчук полез. Вот он добрался до второго карниза, вот снова бросил петлю вверх и снова полез. Батырев увидел покрасневшее от чрезмерного напряжения, обожжеппос морозом лицо старшины. На мгновение Батырев пожалел о том, что толкнул старшину на такое отчаянное дело. Он уже хотел приказать ему возвратиться. Но сверху струйками посыпался снег, и Канчук скрылся за выступом. Теперь уже останавливать его было бы глупо.
У Батырева голова кружилась все сильнее, и он решил, что ему лучше спуститься вниз. Осторожно перехватывая руками камни, животом прижавшись к граниту, срывая пуговицы па шинели, он сползал метр за метром, потом покатился в сугроб.
А Канчук в это время уже добирался до вершины. Здесь на высоте гулял жестокий ветер. От него перехватывало дыхание, обжигало, как огнем, щеки и губы. Вершина скалы была уже близка. Цепляясь за свесившиеся корни кустарника, Канчук медленно поднимался. Нашлась расселинка, куда он с трудом втиснул носок сапога. Рукой он сбил снеговую шапку, которую намел ветер над самым срезом скалы, и, вначале опершись подбородком о гранит, затем, подтянувшись, приподнялся на локтях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145