В человеке, медленно идущем поодаль, — вот он упал и снова упрямо зашагал, — Светов угадал Батырева. Скоро в бинокль стало ясно видно каждого,—один матрос нес с Донцовым носилки, у другого на груди висел, болтаясь, автомат. Фельдшер, увязая по колено в снег, спешил им навстречу. Автоматом был вооружен Канчук. Значит, это он на носилках. Что же с ним случилось?
Канчук был любимцем Светова. В его расторопность, физическую выносливость, исполнительность и деловую сметку Светов верил безгранично. И сейчас у него было такое ощущение, что он обманулся в самом себе.
Худо, когда на сердце камнем лежит вина за тяжелый проступок, но горше горького, когда эту вину приходится таить от людей. Растравляешь душу, казнишь себя, а какой от этого прок! С тяжелыми мыслями спускался с сопки Батырев. Планшет, висящий на ремне через плечо, бил по бедру. В планшете на карте был нанесен возможный путь через перевал, строения горнотаежной станции, стоянки геологоразведчиков и лесорубов и, наконец, позиции железнодорожной батареи противника. Что и говорить, поначалу все шло гладко. Как ни плохо чувствовал себя Батырев, но, подкрепившись плиткой шоколада из собственного запаса, хранившегося в чемодане, и выпив стакан круто заваренного чая, он энергично взялся за дело. С пристрастием осмотрел снаряжение, проверил оружие у матросов, идущих с ним в разведку. Может, почудилась, а может, нет в глазах Канчука насмешливая искорка, скрытая усмешка в уголках губ. Батырев строго посмотрел на него и начальственно бросил:
— На оружии густая смазка. Нет гарантии, что не откажет в бою, ведь зима!
Донцов, стоявший поодаль, одобрительно кивнул головой. Батырев нахмурился. «Ни к чему это одобрение... В разведке я командир».
...Разведчики углубились в горы, заволоченные снеговой дымкой метели. Канчук из кожи вон лез, стараясь загладить свою оплошность с оружием. У него словно собачье чутье в незнакомой местности. Он крутил головой по сторонам, присматриваясь к складкам горных отрогов, неожиданным падям, сквозь снежный покров наверняка угадывал, где обрывы, валуны, где прямее срезать подъем, пройти безопасно м.ежду скал. Время от времени он поглядывал на планшет в руках Батырева, где был прикреплен миниатюрный компас, старался помочь держаться строгого, а значит, и кратчайшего направления на запад. Донцов шел рядом с Баты-ревым, но ни во что не вмешивался.
Торной дороги не было, над кручами нависали снежные наметы, скрывая под завернувшимися гребнями глубокие расселины; над ними располагались каменистые площадки, голые, продуваемые ветром, с дымящейся над ними поземкой. В падях, по склонам сопок, безмолвно стояли дремучие леса, завороженные зимней стужей.
Долго пробирались с трудом через перевал, наконец, напали па просеку. Идти стало легче, но Батырев чувствовал, что его энергия иссякает. Он ощущал уже вес шинели, кобуры с пистолетом на боку, планшета. Ему хотелось все это бросить. В душе он проклинал каждый подъем, каким бы он ни был пологим, каждый камень, каждый обрыв, потому что их надо было обходить, тратить на это дополнительные усилия. Он не без зависти смотрел на быстро шагающих и, казалось, неутомимых Канчука, Донцова и матросов.
Перестал вьюжить снег. Батырев послал обоих матросов осмотреть местность справа (они-то и обнаружили горнотаежную станцию и стоянку геологов). Донцов высказал догадку, что за грядой сопок слева, возможно, проходит грунтовая дорога, ему послышался звук автомобильного сигнала. Догадка его имела основание, потому что и лесная просека тоже уходила
влево, на юг, куда, видимо, тащили бревна лесорубы. Батырев согласился с Донцовым и назначил местом сбора горячий источник под скалой, далеко различимый по столбу поднимающегося пара и по характерной стрелообразной скалистой вершине. Вместе с Канчуком они двинулись дальше на запад и, обогнув падь, вышли на горное плато.
Далеко синел океан—это было уже западное побережье; внизу среди чистых снегов виднелась шоссейная асфальтированная дорога, ведущая в поселок и военно-морскую базу «противника». Параллельно с шоссе двумя сине-черными нитками пролегали железнодорожные рельсы, уходящие в распадок между сопками.
Шоссе, проложенное в глубоком тылу, защищенное с моря флотом и береговыми укреплениями, а с суши неприступным горным хребтом восточного побережья — важная в стратегическом отношении асфальтированная магистраль, — в этом месте не охранялось. Автомашины, тяжелые тягачи с прицепами, укрытые брезентом бронетранспортеры с пехотой беспечно, без маскировки, неслись по ней, крутя за собой снежную пыль.
Да, шоссе было помочено на карте. Но железная дорога, откуда она? Судя по снежим, местами еще не запорошенным снегом земляным отвалам, ветка была проведена совсем недавно. Значит, ее построили в период подготовки к учениям. Зачем? На этот вопрос Батырев не мог ответить. Он ограничился тем, что сделал пометки на карте.
Уже около двух часов продолжалась разведка. На горном плато был конечный пункт пути. Батырев подумал об этом с величайшим облегчением, он знал, идти назад легче — прекратился снегопад, совсем рассвело,, значит, и путь в бухту можно будет выбрать прямей. Только давал знать о себе все больше мороз. Хрустел под ногами, как толченое стекло, снег. Густо заиндевели брови, ресницы, даже ствол автомата на груди Канчука побелел и покрылся узорной изморозью. Пора было возвращаться. Батырев сказал об этом Канчуку, тот кивнул головой.
Они шли теперь вдоль плато, забирая все время влево, продираясь через кустарник и мелколесье, с тем чтобы, срезав острый угол, возвратиться на прежнюю дорогу.
Над горным провалом торчала одинокая скала, похожая на усеченную пирамиду, возвышавшаяся на десятки метров над окрестностью, и Батыреву вдруг пришла мысль, что со скалы был бы прекрасно виден распадок—узкая долина между сопками, куда свернула железнодорожная ветка. Распадок должен был, по его расчету, находиться где-то совсем близко, но на этом участке плато густо росли приземистые горные сосны, и из-за них ничего не было видно.
Присев на один из валявшихся вокруг валунов, Батырев подозвал Канчука и, указывая глазами на вершину скалы, сказал:
— Форсируйте-ка, старшина, эту каменную вышку и просмотрите распадок между вот теми сопками, что похожи на верблюжьи горбы, — он указал рукой на сопки, видневшиеся сквозь ветви сосен. Затем Батырев отдал Канчуку свой бинокль и закончил: — Думается мне, что там, в распадке, дислоцируется... Впрочем, не будем гадать, посмотрим...
Канчук передал Батыреву автомат, накинул на шею ремень от бинокля, а сам бинокль засунул за борт шинели на груди, надвинул потуже шапку. Потом, выдохнув короткое морское «Есть!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
Канчук был любимцем Светова. В его расторопность, физическую выносливость, исполнительность и деловую сметку Светов верил безгранично. И сейчас у него было такое ощущение, что он обманулся в самом себе.
Худо, когда на сердце камнем лежит вина за тяжелый проступок, но горше горького, когда эту вину приходится таить от людей. Растравляешь душу, казнишь себя, а какой от этого прок! С тяжелыми мыслями спускался с сопки Батырев. Планшет, висящий на ремне через плечо, бил по бедру. В планшете на карте был нанесен возможный путь через перевал, строения горнотаежной станции, стоянки геологоразведчиков и лесорубов и, наконец, позиции железнодорожной батареи противника. Что и говорить, поначалу все шло гладко. Как ни плохо чувствовал себя Батырев, но, подкрепившись плиткой шоколада из собственного запаса, хранившегося в чемодане, и выпив стакан круто заваренного чая, он энергично взялся за дело. С пристрастием осмотрел снаряжение, проверил оружие у матросов, идущих с ним в разведку. Может, почудилась, а может, нет в глазах Канчука насмешливая искорка, скрытая усмешка в уголках губ. Батырев строго посмотрел на него и начальственно бросил:
— На оружии густая смазка. Нет гарантии, что не откажет в бою, ведь зима!
Донцов, стоявший поодаль, одобрительно кивнул головой. Батырев нахмурился. «Ни к чему это одобрение... В разведке я командир».
...Разведчики углубились в горы, заволоченные снеговой дымкой метели. Канчук из кожи вон лез, стараясь загладить свою оплошность с оружием. У него словно собачье чутье в незнакомой местности. Он крутил головой по сторонам, присматриваясь к складкам горных отрогов, неожиданным падям, сквозь снежный покров наверняка угадывал, где обрывы, валуны, где прямее срезать подъем, пройти безопасно м.ежду скал. Время от времени он поглядывал на планшет в руках Батырева, где был прикреплен миниатюрный компас, старался помочь держаться строгого, а значит, и кратчайшего направления на запад. Донцов шел рядом с Баты-ревым, но ни во что не вмешивался.
Торной дороги не было, над кручами нависали снежные наметы, скрывая под завернувшимися гребнями глубокие расселины; над ними располагались каменистые площадки, голые, продуваемые ветром, с дымящейся над ними поземкой. В падях, по склонам сопок, безмолвно стояли дремучие леса, завороженные зимней стужей.
Долго пробирались с трудом через перевал, наконец, напали па просеку. Идти стало легче, но Батырев чувствовал, что его энергия иссякает. Он ощущал уже вес шинели, кобуры с пистолетом на боку, планшета. Ему хотелось все это бросить. В душе он проклинал каждый подъем, каким бы он ни был пологим, каждый камень, каждый обрыв, потому что их надо было обходить, тратить на это дополнительные усилия. Он не без зависти смотрел на быстро шагающих и, казалось, неутомимых Канчука, Донцова и матросов.
Перестал вьюжить снег. Батырев послал обоих матросов осмотреть местность справа (они-то и обнаружили горнотаежную станцию и стоянку геологов). Донцов высказал догадку, что за грядой сопок слева, возможно, проходит грунтовая дорога, ему послышался звук автомобильного сигнала. Догадка его имела основание, потому что и лесная просека тоже уходила
влево, на юг, куда, видимо, тащили бревна лесорубы. Батырев согласился с Донцовым и назначил местом сбора горячий источник под скалой, далеко различимый по столбу поднимающегося пара и по характерной стрелообразной скалистой вершине. Вместе с Канчуком они двинулись дальше на запад и, обогнув падь, вышли на горное плато.
Далеко синел океан—это было уже западное побережье; внизу среди чистых снегов виднелась шоссейная асфальтированная дорога, ведущая в поселок и военно-морскую базу «противника». Параллельно с шоссе двумя сине-черными нитками пролегали железнодорожные рельсы, уходящие в распадок между сопками.
Шоссе, проложенное в глубоком тылу, защищенное с моря флотом и береговыми укреплениями, а с суши неприступным горным хребтом восточного побережья — важная в стратегическом отношении асфальтированная магистраль, — в этом месте не охранялось. Автомашины, тяжелые тягачи с прицепами, укрытые брезентом бронетранспортеры с пехотой беспечно, без маскировки, неслись по ней, крутя за собой снежную пыль.
Да, шоссе было помочено на карте. Но железная дорога, откуда она? Судя по снежим, местами еще не запорошенным снегом земляным отвалам, ветка была проведена совсем недавно. Значит, ее построили в период подготовки к учениям. Зачем? На этот вопрос Батырев не мог ответить. Он ограничился тем, что сделал пометки на карте.
Уже около двух часов продолжалась разведка. На горном плато был конечный пункт пути. Батырев подумал об этом с величайшим облегчением, он знал, идти назад легче — прекратился снегопад, совсем рассвело,, значит, и путь в бухту можно будет выбрать прямей. Только давал знать о себе все больше мороз. Хрустел под ногами, как толченое стекло, снег. Густо заиндевели брови, ресницы, даже ствол автомата на груди Канчука побелел и покрылся узорной изморозью. Пора было возвращаться. Батырев сказал об этом Канчуку, тот кивнул головой.
Они шли теперь вдоль плато, забирая все время влево, продираясь через кустарник и мелколесье, с тем чтобы, срезав острый угол, возвратиться на прежнюю дорогу.
Над горным провалом торчала одинокая скала, похожая на усеченную пирамиду, возвышавшаяся на десятки метров над окрестностью, и Батыреву вдруг пришла мысль, что со скалы был бы прекрасно виден распадок—узкая долина между сопками, куда свернула железнодорожная ветка. Распадок должен был, по его расчету, находиться где-то совсем близко, но на этом участке плато густо росли приземистые горные сосны, и из-за них ничего не было видно.
Присев на один из валявшихся вокруг валунов, Батырев подозвал Канчука и, указывая глазами на вершину скалы, сказал:
— Форсируйте-ка, старшина, эту каменную вышку и просмотрите распадок между вот теми сопками, что похожи на верблюжьи горбы, — он указал рукой на сопки, видневшиеся сквозь ветви сосен. Затем Батырев отдал Канчуку свой бинокль и закончил: — Думается мне, что там, в распадке, дислоцируется... Впрочем, не будем гадать, посмотрим...
Канчук передал Батыреву автомат, накинул на шею ремень от бинокля, а сам бинокль засунул за борт шинели на груди, надвинул потуже шапку. Потом, выдохнув короткое морское «Есть!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145