Потом мы добьемся того, что ты будешь нужен везде.
Она совмещала его и себя в коротком, «мы». И столько было уверенности в ее словах, что он охотно подчинился ей.Скрепя сердце, Борис Осипович принял назначение заместителем командира строительного батальона. Елена Станиславовна посмеивалась над его переживаниями. Демобилизовавшись, она поехала с ним и поселилась в палатке среди развалин разбитого снарядами поселка, где по плану должен быть создан военный городок.
«Учиться, упорно, настойчиво», — повторяла она. Не давая ему передохнуть, не досыпая вместе с ним ночами, Елена Станиславовна помогла Борису Осиповичу за три месяца подготовиться к экзаменам в академию. По ее совету он сразу подал на заочный факультет, куда попасть было не в пример легче, и, хотя сдал некоторые предметы только с грехом пополам, был из уважения к боевым заслугам зачислен.
Они отпраздновали эту первую победу вдвоем, распив бутылку вина.Отдохнуть она ему, однако, не позволила. Он работал, как вол, и учился, как одержимый. Елена Станиславовна сидела над учебниками вместе с ним и всеми способами подстегивала его самолюбие. В те часы, которые он отдавал службе, она успевала сделать все хозяйственные дела и, вопреки всему, тщательно следить за своей внешностью. Он ни разу не видел ее неопрятно одетой или небрежно причесанной. На ее столе всегда стояли баночки с кремом, флаконы с хорошими духами, но когда она пользовалась ими, он не знал.
Офицеры батальона были почтительно влюблены в нее. Она участвовала в работе женсовета, выступала в самодеятельном ансамбле, была организатором кружка иностранных языков...
С ее помощью он закончил пятилетний курс академии в три года. Похудел до того, что, казалось, в нем оставались одни кости и жилы. От переутомления у него началась неврастения.
— Ничего, это все пройдет, —говорила Елена Станиславовна.
Спустя год его назначили на Дальний Восток, в политотдел бригады кораблей. Он и здесь работал много и упорно, но теперь оставалось у него время для отдыха. Он снова окреп. Через два года он стал заместителем начальника политотдела базы. На флоте его ценили. Вскоре ему досрочно присвоили звание капитана
1 ранга. Затем Меркулова вызвали в Москву на должность заместителя начальника одного из отделов Главного политуправления. Это было солидное повышение. Однако новая работа не доставила Борису Осиповичу полного удовлетворения.
Привыкнув непосредственно общаться с матросами, находиться в самой гуще флотской жизни, принимать самостоятельные (порой чрезвычайно ответственные) решения, он, находясь в Москве, проводя большую часть служебного времени над разработкой директивных указаний и донесений, стал с досадой чувствовать, что словно теряет день за днем нить, связывающую его с морем.
Поэтому он был признателен жене, когда она сказала ему озабоченно:
— Таких, как ты, Борис, средних работников здесь немало, просись начальником политотдела куда-нибудь на трудное место, только там ты покажешь, на что способен. А потом, может быть, мы вернемся в Москву.
Борис Осипович привык доверяться интуиции жены. Ему казалось, что она предугадывает его малейшие желания, формулирует едва созревшие у него решения. «Как она тонко чувствует и понимает мой характер»,— часто думал он. Было приятно ему и то, что жена не цепляется за столичные удобства. Он знал, что Елена Станиславовна любила ходить в театры и на концерты, что она завела широкий круг знакомых, среди которых были семьи больших военачальников. Последним она откровенно гордилась. Меркулов посмеивался над тщеславием жены. Сам он к ее влиятельным приятелям в гости не ходил и к себе их не звал. Считал неудобным знакомиться с большими людьми через жену. Да и любил только то общество, в котором сам занимал центральное место.
— Почему ты сказала: «Потом, может быть, мы вернемся в Москву?» — переспросил он ее тогда.
Елена снисходительно пояснила:
— Потому что уверена: ты там, далеко отсюда, скоро заслужишь право на высокую должность здесь.
Он снисходительно пропустил мимо ушей ее слова, мечта жены была и ему приятна. Через несколько месяцев подвернулось назначение в Белые Скалы. Когда
Борис Осипович попросил о нем, один адмирал из генерального штаба сказал одобрительно:
— Меркулов крепкий моряк, не ищет легкого пути... О нем забывать не следует...
Фраза эта, брошенная, может быть, и вскользь, достигла ушей Елены Станиславовны. «Если у него все пойдет гладко, он не засидится на краю света».
— Ну, хватит витать в облаках, Борис! — Елена Станиславовна захлопнула журнал и поднялась. — В каких ты отношениях с Кириллом Георгиевичем? Все-таки ведь он мой дальний родственник. Знает он о моем приезде?
Борис Осипович отрицательно покачал головой. То, что покойная жена Серова была двоюродной сестрой матери Елены Станиславовны, на их отношения влиять не могло.
— Кирилл Георгиевич уважает и должен уважать меня только за то, что я умею делать.
— Ты прав! — согласилась Елена Станиславовна.— Но дай мне только телефон. Он меня должен помнить. Я хочу его видеть.
Меркулов записал на календаре телефон командующего, взглянул на часы и заколебался. День шел к концу, а расставаться с женой не хотелось.
— Иди на службу, Борис, — сказала Елена Станиславовна. Она подала ему китель и поцеловала в лоб. — Ведь я приехала помогать, а не мешать тебе.
Батырев потерял из виду Донцовых на перроне.В суматошной толпе пассажиров Дуся и Иван миновали станционные залы и вышли в город. Донцова охватило нетерпение — с первого же часа хотелось почувствовать себя не гостем, а работником в Белых Скалах, да и устраиваться с жильем он за долгие годы службы привык через начальство. «Явись, доложись как положено, а уж о тебе позаботятся».
Он стоял на призокзальной площади, держа в руках чемоданы и не ощущая их тяжести. Над океаном небо было высоким и ясным, словно чисто протертое зеркаль-
ное стекло, а над городом из тайги из-за мшистых сопок наползали снеговые пуховые облака. Они постепенно закрывали черные оголенные кроны деревьев, окутывали верхнюю часть подымающихся амфитеатром улиц, опускаясь и сгущаясь на глазах.
Ветер дул порывами и был резким и пронизывающим. Хлопала и скрипела оторвавшаяся доска на калитке станционной изгороди. Часть площади была в канавах, а вокруг чадили костры, спешили куда-то одетые в меховые дохи и полушубки люди.
Неустроенной, бивачной казалась здесь жизнь. Дуся поежилась и взяла за руку Ивана. В этом чужом, заснеженном, разбросанном среди сопок городе она почувствовала себя потерянной и одинокой даже с мужем. Впервые за всю свою недолгую жизнь она оказалась в таком месте, где у нее не было ни близких, ни даже просто знакомых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
Она совмещала его и себя в коротком, «мы». И столько было уверенности в ее словах, что он охотно подчинился ей.Скрепя сердце, Борис Осипович принял назначение заместителем командира строительного батальона. Елена Станиславовна посмеивалась над его переживаниями. Демобилизовавшись, она поехала с ним и поселилась в палатке среди развалин разбитого снарядами поселка, где по плану должен быть создан военный городок.
«Учиться, упорно, настойчиво», — повторяла она. Не давая ему передохнуть, не досыпая вместе с ним ночами, Елена Станиславовна помогла Борису Осиповичу за три месяца подготовиться к экзаменам в академию. По ее совету он сразу подал на заочный факультет, куда попасть было не в пример легче, и, хотя сдал некоторые предметы только с грехом пополам, был из уважения к боевым заслугам зачислен.
Они отпраздновали эту первую победу вдвоем, распив бутылку вина.Отдохнуть она ему, однако, не позволила. Он работал, как вол, и учился, как одержимый. Елена Станиславовна сидела над учебниками вместе с ним и всеми способами подстегивала его самолюбие. В те часы, которые он отдавал службе, она успевала сделать все хозяйственные дела и, вопреки всему, тщательно следить за своей внешностью. Он ни разу не видел ее неопрятно одетой или небрежно причесанной. На ее столе всегда стояли баночки с кремом, флаконы с хорошими духами, но когда она пользовалась ими, он не знал.
Офицеры батальона были почтительно влюблены в нее. Она участвовала в работе женсовета, выступала в самодеятельном ансамбле, была организатором кружка иностранных языков...
С ее помощью он закончил пятилетний курс академии в три года. Похудел до того, что, казалось, в нем оставались одни кости и жилы. От переутомления у него началась неврастения.
— Ничего, это все пройдет, —говорила Елена Станиславовна.
Спустя год его назначили на Дальний Восток, в политотдел бригады кораблей. Он и здесь работал много и упорно, но теперь оставалось у него время для отдыха. Он снова окреп. Через два года он стал заместителем начальника политотдела базы. На флоте его ценили. Вскоре ему досрочно присвоили звание капитана
1 ранга. Затем Меркулова вызвали в Москву на должность заместителя начальника одного из отделов Главного политуправления. Это было солидное повышение. Однако новая работа не доставила Борису Осиповичу полного удовлетворения.
Привыкнув непосредственно общаться с матросами, находиться в самой гуще флотской жизни, принимать самостоятельные (порой чрезвычайно ответственные) решения, он, находясь в Москве, проводя большую часть служебного времени над разработкой директивных указаний и донесений, стал с досадой чувствовать, что словно теряет день за днем нить, связывающую его с морем.
Поэтому он был признателен жене, когда она сказала ему озабоченно:
— Таких, как ты, Борис, средних работников здесь немало, просись начальником политотдела куда-нибудь на трудное место, только там ты покажешь, на что способен. А потом, может быть, мы вернемся в Москву.
Борис Осипович привык доверяться интуиции жены. Ему казалось, что она предугадывает его малейшие желания, формулирует едва созревшие у него решения. «Как она тонко чувствует и понимает мой характер»,— часто думал он. Было приятно ему и то, что жена не цепляется за столичные удобства. Он знал, что Елена Станиславовна любила ходить в театры и на концерты, что она завела широкий круг знакомых, среди которых были семьи больших военачальников. Последним она откровенно гордилась. Меркулов посмеивался над тщеславием жены. Сам он к ее влиятельным приятелям в гости не ходил и к себе их не звал. Считал неудобным знакомиться с большими людьми через жену. Да и любил только то общество, в котором сам занимал центральное место.
— Почему ты сказала: «Потом, может быть, мы вернемся в Москву?» — переспросил он ее тогда.
Елена снисходительно пояснила:
— Потому что уверена: ты там, далеко отсюда, скоро заслужишь право на высокую должность здесь.
Он снисходительно пропустил мимо ушей ее слова, мечта жены была и ему приятна. Через несколько месяцев подвернулось назначение в Белые Скалы. Когда
Борис Осипович попросил о нем, один адмирал из генерального штаба сказал одобрительно:
— Меркулов крепкий моряк, не ищет легкого пути... О нем забывать не следует...
Фраза эта, брошенная, может быть, и вскользь, достигла ушей Елены Станиславовны. «Если у него все пойдет гладко, он не засидится на краю света».
— Ну, хватит витать в облаках, Борис! — Елена Станиславовна захлопнула журнал и поднялась. — В каких ты отношениях с Кириллом Георгиевичем? Все-таки ведь он мой дальний родственник. Знает он о моем приезде?
Борис Осипович отрицательно покачал головой. То, что покойная жена Серова была двоюродной сестрой матери Елены Станиславовны, на их отношения влиять не могло.
— Кирилл Георгиевич уважает и должен уважать меня только за то, что я умею делать.
— Ты прав! — согласилась Елена Станиславовна.— Но дай мне только телефон. Он меня должен помнить. Я хочу его видеть.
Меркулов записал на календаре телефон командующего, взглянул на часы и заколебался. День шел к концу, а расставаться с женой не хотелось.
— Иди на службу, Борис, — сказала Елена Станиславовна. Она подала ему китель и поцеловала в лоб. — Ведь я приехала помогать, а не мешать тебе.
Батырев потерял из виду Донцовых на перроне.В суматошной толпе пассажиров Дуся и Иван миновали станционные залы и вышли в город. Донцова охватило нетерпение — с первого же часа хотелось почувствовать себя не гостем, а работником в Белых Скалах, да и устраиваться с жильем он за долгие годы службы привык через начальство. «Явись, доложись как положено, а уж о тебе позаботятся».
Он стоял на призокзальной площади, держа в руках чемоданы и не ощущая их тяжести. Над океаном небо было высоким и ясным, словно чисто протертое зеркаль-
ное стекло, а над городом из тайги из-за мшистых сопок наползали снеговые пуховые облака. Они постепенно закрывали черные оголенные кроны деревьев, окутывали верхнюю часть подымающихся амфитеатром улиц, опускаясь и сгущаясь на глазах.
Ветер дул порывами и был резким и пронизывающим. Хлопала и скрипела оторвавшаяся доска на калитке станционной изгороди. Часть площади была в канавах, а вокруг чадили костры, спешили куда-то одетые в меховые дохи и полушубки люди.
Неустроенной, бивачной казалась здесь жизнь. Дуся поежилась и взяла за руку Ивана. В этом чужом, заснеженном, разбросанном среди сопок городе она почувствовала себя потерянной и одинокой даже с мужем. Впервые за всю свою недолгую жизнь она оказалась в таком месте, где у нее не было ни близких, ни даже просто знакомых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145