Наконец, когда моим товарищам надоел мой искусствоведческий порыв, они по витой деревянной лестнице, сделанной из мореного дуба, направились на второй этаж.
Сторожиха зажгла мне вторую лампу, висевшую на стене, а сама пошла вслед за моими спутниками.
Я остался один.
Почувствовав себя свободным, я открыл резную, самую большую из имевшихся здесь дверей и вступил в довольно просторный зал.
На противоположной от двери стене расположены были два сводчатых окна, между которыми стояла широкая тахта. Подойдя ближе к тахте, я чуть было не вскрикнул: она была покрыта старым, в заплатах и пятнах грузинским ковром, так называемым еузани, а на тахте лежали две мутаки — продолговатые, сигарообразные подушки, в бархатных чехлах, характерные для грузинского жилья.
Я бросился к этим мутакам, схватил их и внимательно осмотрел. Они были в чехлах из красного, уже вытертого бархата с черными атласными манжетами на обоих концах, стянутыми и завязанными шнурком.
Над тахтой висели огромные турьи рога, а под ними отдельно красовался запыленный белый рог, окаймленный почерневшим серебряным кольцом,— традиционный грузинский сосуд для винопития.
Я опять начал жадно рассматривать стены комнаты. На двух боковых стенах висели картины. На одной был изображен седовласый мужчина красивой наружности с опущенными книзу, на грузинский манер, усами и печальным взором ласковых глаз. Одет он был в старинный грузинский наряд. Ело левая рука держала
высокую меховую шапку из серого каракуля, а пальцами правой он опирался на маленький столик.
Вторая картина изображала женщину с гордым и высокомерным выражением красивого лица. Она была в грузинском головном уборе — чихтикопи, шею и грудь украшали драгоценности.
Сомнений не оставалось: владельцы дома были грузины!..
Но кто они были? Остался ли кто-либо из их потомства в живых? И где сейчас находятся эти отпрыски когда-то блестящего рода?
Я стремительно бросился на второй этаж в надежде узнать что-либо от жены сторожа.
Малинина, майор и капитан сидели вокруг красного патефона и, углубившись в мечты, слушали, как приятный лирический тенор мягко пел.
Мне не хотелось, чтобы они заметили мое волнение, и я, насколько мог спокойно, обыкновенным тоном спросил, куда делась наша проводница сторожиха.
— Решили поухаживать? — осведомился Вяткин и громко расхохотался.
Оказалось, что жена сторожа уже ушла домой.
Я спустился по лестнице и помчался к их дому, благо запомнил дачу, в которой они жили.
К моему счастью, старик Вениамин уже вернулся домой. Он закладывал в печку дрова, а его жена сидела тут же, латала тулуп.
— Не знаете ли вы, кому принадлежала эта дача, на которую нас отвела сейчас ваша жена? — с ходу спросил я его.
— Которая? — не сразу сообразил старик.
— Да вот та, в подвале которой большие глиняные кувшины,— пояснила жена.
— Глиняные кувшины? — поразился я. Это было еще одним доказательством...
— Как же не знать, батюшка! Это ж дача княгини! Я ведь садовником у них служил...
— Фамилию помните?
— А как же! Багратиони их фамилия.
— Кто? Багратиони? Которая же? Как звали ее?
— Дочь грузинского принца, ее сиятельство Ольга Ильинична Багратиони-Грузинская... Царство ей небесное, милосердная была женщина. Я от нее много добра помню...
— И мебель тоже тех времен?
— А как же, все это их имущество и есть, Ольги Ильиничны.
— Дорогой Бенедикт Мефодьевич, поведите меня да покажите хорошенько этот дом, прошу вас!
— Что ж, пожалуйста, покажу. Отчего бы не показать. Только скажите, что это вас заинтересовало?
Я люблю старину. Я историк в душе.
Только поэтому?
А что же еще?
Вы, должно быть, грузин?
Угадали.
— Что ж, дело понятное. Вы ступайте, а я сейчас же вас догоню.
Он и вправду вскоре поравнялся со мной. В руках у него был керосиновый горняцкий фонарь «летучая мышь».
Несмотря на свой преклонный возраст, Вениамин оказался весьма бодрым и словоохотливым человеком. В какие-нибудь десять минут он рассказал мне всю свою биографию.
Когда мы вошли в сводчатую комнату, Вениамин оглянулся на правый угол, где находилась ниша, и украдкой перекрестился.
Про большую комнату с тахтой он сказал:
— Это у них гостиная была. Та первая комната служила малой гостиной, если кого-либо не желали принимать, дальше малой гостиной не впускали. А в той маленькой нише находилась икона святого Георгия Победоносца. А эта комната тоже была гостиная, только для почетных и желанных гостей.
Он вынул из кармана связку ключей и отпер боковую дверь.
— А здесь у Ольги Ильиничны была столовая. Вот этот стол, глядите, он раздвигается на восемьдесят персон.
Посреди комнаты стоял массивный обеденный стол орехового дерева. Округлые* ножки его напоминали по форме пузатые балясины деревянных перил грузинских балконов. С потолка спускалась ныне разграбленная люстра, на которой уже не было хрусталя. Ее оголенные подсвечники напоминали ветви дерева, с которого опала вся листва. Вокруг стола располагались несколько стульев с высокими спинками с ажурной резьбой. Кожа, которой они были обиты, потерлась, высохла, растрескалась, и из дыр пучками торчала пожелтевшая вата и какая-то сухая трава. Светло-коричневая краска, некогда покрывавшая пол, облезла и обнажила белые сосновые доски...
За этой комнатой были еще две. В одной из них когда-то помещалась кухня, в другой, по всей видимости, хранились посуда и продукты.
Кухонная плита поражала своими размерами. Поверх плиты лежал огромный чугунный лист с шестью круглыми отверстиями, закрытыми чугунными же кругами один одного меньше для разных кастрюль и сковородок.
— Эхе-хе, какие блюда здесь готовились! — качал головой Вениамин и, постучав рукой по решетке, с восхищением сказал: — Хлебосолы были хозяева, большие хлебосолы! Однажды, помню, старший сын Ольги Ильиничны Илья, кавалергард он был, ротмистр, пригласил сюда весь полк. На опушке леса разбили палатки... Веселье было!.. Я тогда молод был и полон сил, помню, носил дрова для кухни...
По витой лестнице мы взошли наверх.
В какой-то комнате раздавался громкий смех.
Вяткин, Нина Сергеевна и капитан сидели вокруг стола и оживленно беседовали. Вяткин рассказывал что-то забавное, и, как обычно, сам смеялся первым и громче всех.
— Товарищ майор,— окликнул он меня,— что вы там потеряли, что ищете? Чего зря человека мучаете? Подойдите-ка лучше к нам, потолкуем о том о сем...
— Сейчас обойду комнаты и приду.
Вениамин должен был показать теперь второй этаж.
Он с трудом открыл одну дверь, и мы вошли в комнату с огромным камином. У стены стояла двуспальная кровать из красного дерева, почти такая, какую затащил к себе Вяткин. Постели на ней не было, и прорванная, проржавевшая проволочная сетка производила удручающее впечатление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95