— А знаете, товарищ майор,— обратился ко мне Вяткин,— Нина Сергеевна не только театровед, но и отличная спортсменка. До войны она входила в состав сборной Ленинграда по волейболу.
— Очень приятно,— отозвался я, украдкой оглядывая Малинину сбоку. Лицо ее казалось выточенным из слоновой кости.
— Почему же вам это приятно? — спросила Малинина.
— Просто потому, что до войны и я играл в волейбол, хотя, правда, лишь в масштабах института.
Она внимательно поглядела на меня (так, как будто впервые увидела), но ничего не сказала.
— Давайте завтра в свободную минуту сыграем в волейбол! Пригласим Нину Сергеевну, посмотрим, на что она еще способна.— Вяткин вскинул глаза сперва на меня, потом на нее.
От предложения Вяткина у меня екнуло сердце.
— Если удастся, отчего же нет, сыграем! — ответил я как можно равнодушнее, стараясь ничем не выдать охватившей меня радости.
— В одной из наших батарей должны быть сетка и мяч, мне помнится, я видел их где-то мимоходом. Распоряжусь, чтобы их принесли в штаб, и сыграем, поразомнем мышцы, а то ведь совсем задеревенели.— Заметно было, что Вяткин не меньше, если не больше моего жаждал повода для встречи с Малининой.
Малинина снова пожала плечами.
— Если будет спокойно...— с грустью протянула она.
-- Да уж куда спокойнее! Мы иной раз даже на передовой вырывали минуту другую, а здесь тишь такая! — загорячился Вяткин.
— Ладно, сыграем. Возьмите организацию на себя, а мы готовы,— успокоил я его и обратился за поддержкой к Малининой: — Верно ведь, Нина Сергеевна?
Она опять пожала плечами, но промолчала,-— видно, такая у нее была привычка.
— Молчание — знак согласия! — воскликнул Вяткин.
Чем больше присматривался я к Вяткину, тем яснее я видел, что, находясь с Малининой, он становился более сдержанным, вежливым, сговорчивым, не суетился попусту. Представьте, он даже не проявлял той заносчивости, которая была свойственна ему в обращении с товарищами.
Было очевидно, что Малинина уже пообломала рога самоуверенному майору и сделала его проще, естественнее.
Но когда и в какой ситуации произошло его первое «преображение», я, разумеется, не знал.
И это меня как-то интриговало, вызывая безотчетную ревность.
Все мое существо охвачено было одним желанием: как можно быстрее узнать, какой ценой удалось Нине Сергеевне обуздать Вяткина, какие трудности пришлось ей преодолеть, чтобы приручить этого себялюбца...
С замиранием сердца ждал я, когда же склонится к вечеру необычайно долгий следующий за нашим уговором день.
Вяткин уже утром сообщил мне, что волейбольная площадка готова. Ее оборудовали возле дома, в котором он проживал. Там у прежних хозяев дачи была площадка для игры в крокет. Бывшим владельцем был какой-то украинский магнат, сахарозаводчик. Судя по даче, он и вправду должен был обладать нешуточным состоянием.
Дача была огромная, крытая красной марсельской черепицей, с мраморными внешними лестницами и верандами, с полами, выложенными мраморными плитками. Балконы украшали резные деревянные столбики и резные изящные перила. В нишах кое-где сохранились прелестные скульптуры. Фасадная стена была сплошь покрыта зеленым плющом. Это придавало даче особую прелесть.
Задний простенок лестничной клетки полностью занимал витраж. Правда, его разноцветные стекла в большинстве были выбиты, но тем не менее хорошо различалась картина: у родника стояла девушка с кувшином на плече, одной изящно изогнутой рукой она поддерживала кувшин, в другой руке держала ленту, которая обвязывала шейку беленького ягненка. Ягненок, наклонив головку, пил воду из ручья, стоя в нем передними ножками.
Удивительно было то, что по прошествии четверти века дачи в Пупышево, несмотря ни на что, все еще хранили дух бывших владельцев. Вы проходили по огромным комнатам с высокими потолками, с лепными карнизами, и вам казалось, будто вы попали в старинные времена, в эпоху изысканных фрейлин, припудренных лакеев, золоченых карет и кринолинов...
Вот и эта дача со своими очаровательными антресолями, изящной аркой, покоящейся на двух колоннах из черного Лабрадора с резным, в японском стиле, орнаментом, широкой парадной лестницей, мраморной колоннадой, поддерживающей кровлю из ромбообразных свинцовых пластин, вызывала у вас именно такое странное чувство.
К подъезду вела мощенная розовыми каменными плитами дорожка, в конце и начале которой установлены были большие гранитные шары. На шарах сидели гранитные же пантеры с раскрытыми в страшном оскале пастями...
Ныне на этой старинной даче квартировали Вяткин и два наших интенданта — начальник финчасти и начальник продовольственного снабжения полка. Майор умел подбирать себе и удобных товарищей, и полезных соседей. Эта троица занимала три комнаты второго этажа. На первом этаже проживали сержанты так называемой артиллерийско-технической службы. Здесь же помещались и склады.
Самая большая комната второго этажа была заперта. В нее, еще до расквартирования нашего полка в Пупышево, внесли все самое ценное из мебели и внутреннего убранства и навесили на двери большой замок.
Любопытный Вяткин все-таки умудрился забраться в эту комнату и выволок отттуда огромную двуспальную кровать красного дерева, маленький инкрустированный перламутром арабский столик и два мягких вольтеровских кресла. Теперь эти предметы украшали его комнату. На вытертых кожаных спинках этих кресел красовался тисненный золотом фамильный герб князей Нарышкиных и вензель владельцев дачи.
Хранителем дач в Пупышево в самом начале войны был поставлен некий старик. Он жил здесь же, на одной из близлежащих дач во флигеле, со своей сравнительно молодой женой. Как говорили, лет ему было что-то около ста. Именовался престарелый сторож Бенедиктом Мефодьевичем, но все его звали почему-то Вениамином.
Помню, когда я впервые увидел кресла с гербами и вензелями, у меня возникла мысль: кто знает, какие древности можно обнаружить в этих старинных дачах, кто знает, как дорого будут они цениться после войны и какое важное историческое значение могут иметь в дальнейшем... Во мне опять заговорила притуплённая войной страсть к старине и антиквариату.
К сожалению, во время войны конечно же никому до всего этого не было дела и никого не заботило, сохранятся эти уникальные вещи или нет.
Когда после обеда я отправился играть в волейбол, площадка и вправду оказалась уже готовой. Траву скосили, границы поля и среднюю линию отчертили известковым раствором, меж двух столбов натянули видавшую виды, почерневшую от дождя сетку. Словом, все было сделано честь по чести.
Вяткин отыскал и нескольких любителей волейбола. Большинство из них были командиры взводов, но человека три нашлось и среди сержантского состава.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95