Дербачев привез разрешение из главка на продолжение работ. На заводе только и говорили о комбайне. Капица, руководитель группы, забыл о сне. Худой, в заношенном синем берете, заросший редкой рыжей щетиной, с воспаленными круглыми глазами, он как-то пожаловался Дмитрию, что по ночам совсем не спит, мучают кошмары, жена сердится и даже прогнала его спать на диван..
Капица сидел у стола и жадно курил.
— Слишком упрощенное решение,— упорствовал Дмитрий над схемой подающей трансмиссии.
Последние дни ему казалось, что именно здесь просчет, и масса должна подаваться в приемник уже достаточно рыхлой, и разрыхление должно происходить именно на трансмиссиях, а не в самом приемнике. Капица часто заглядывал к нему через плечо и посмеивался, скребя подбородок. Дмитрий злился.
— Ты же понимаешь! Мы не ракету делаем, кецало, а машину, она с землей будет дело иметь, не со звездами.
— Если удастся решить проблему рыхления до барабана...
— Вы только послушайте его—он сказал новость! Бьюсь который день,— фыркнул Капица и взял Полякова за пуговицу.— Нет, ты, кецало, скажи лучше: из чего я должен конвейер сочинить? Где у меня автоматика? Где обещанный цех? — Он подергал пуговицу, пробуя ее прочность.— В этой лавочке только кастрюли лудить, а не конвейер запускать. Серийный выпуск! Сметы опять в главке — фьють! — Капица щелкнул пальцами.
— Утрясется, Яков Клавдиевич. Для крестьянина эта машина — золото.
— Ты же понимаешь, золото! Пока она золотом станет, с тебя семь шкур сойдет. На моем веку — не один такой «гробокопатель». Я, кецало, одно время,- эге, какие штучки делал...
Капица недоговаривал, какие именно он делал «штучки», но все знали, что до «Сельхозмаша» он работал в военной промышленности, и «Осторецкий Сельхозмаш» иронически называл «местечковой синагогой», в которую он попал за грехи «для очищения души». Дмитрий любил Капицу, быстрого, деятельного человека, грустно и едко подтрунивавшего над всем на свете, включая себя и пышную усатую Раечку, с которой он прожил без малого двадцать лет и которой побаивался. Конструктор Капица блестящий, нечего говорить. Даже он, Поляков, со своим небольшим опытом, не мог не чувствовать, с каким изяществом и остроумием Капица решил в целом конструкцию комбайна, прозванного с его легкой руки «гробокопателем».
Теперь Дмитрий убежден: приемный барабан и подающая трансмиссия — самые слабые звенья в агрегате. И Капица над этим бьется, но и он, и Капица не могут предложить пока ничего лучшего. Полякову очень хотелось нащупать свое, оригинальное решение, чтобы было целесообразно, просто и эффективно и чтобы Капица удивленно округлил свои птичьи глаза и похвалил его. Ничего
стоящего в голову не шло, вертелись какие-то пустяки, вроде треугольных, свободно укрепленных лопаточек по всей трансмиссии, и Дмитрий наконец со злостью встал и потянулся. Выдался денек...
Работа положительно не шла, и он, прежде чем идти домой, решил искупаться. Он ушел от городского пляжа подальше. На него сердито поглядывали одинокие рыбаки, рассевшиеся по всему берегу, и он подумал, что в черте города от людей все равно уйти не удастся, и, выбрав невысокий кустик, разделся. Лег, спрятал голову от солнца под куст, с наслаждением чувствуя кожей сухой, нагретый песок. Пахло остывающим зноем, водой — вода пахла приятно, не назойливо, словно размятая в пальцах зелень луговой травы. Он перевернулся на спину и увидел листочек, они кружились высоко над рекой. «К погоде»,— подумал он, стряхивая ладонью песок с волосатой груди и живота. В этом году обещают осень почти без осадков. Если опять не наврут. Надо же, лето выдалось из рук вон, люди по солнцу стосковались, на пляже ступить негде. Урожаю, правда, дожди на руку, только бы осень сухую. Иначе комбайн начнет барахлить...
Опять комбайн. Ушел сюда, чтобы не думать, забыть. И, как назло, Кати нет. Пора уж ей возвращаться, что ей у старика так понравилось?
Одолевала дремота. Дмитрий не пытался с нею бороться: все равно дом пустой, его никто не ждет. Васи, конечно, еще нет — гоняет с мальчишками где-нибудь на улице. Без матери мальчишка совсем от рук
отбился.Слепень, с желудь величиной, с налету твердо ударился и укусил Дмитрия за ногу; он пришлепнул его и выругался. Щедра природа, создает такую бесполезную тварь. ч
Почему-то вспомнился Малюгин, и Дмитрий сонно встряхнулся. Тоже может укусить исподтишка. Черт знает, человек в кои-то веки выбрался отдохнуть, а в голову гадости лезут.
Разгоняя дремоту, скомандовал себе: раз, два! — вскочил и бултыхнулся в воду. Рыбаки грозили с берега кулаками, он шутливо отругивался и все равно долго плавал, плескался и фыркал. Вылез на берег и опять лег на чистый песок: ему не хотелось возвращаться в пыльный, душный город.
В сумерках Дмитрий встретил приятелей, зашел с ними выпить по кружке пива в ближний павильон и засиделся.
На удивление, Вася был дома и спал. На столе стояла накрытая газетой еда: укутанный в теплый материнский платок борщ и чугунок с вареной картошкой. Аккуратно нарезанный хлеб успел подсохнуть. Ждал его мальчишка к ужину долго, так и лег ни с чем. На краю стола лежала записка: «Дядя Дима, в котелке раки вареные. Они вкусные. Ешьте». Дмитрий присел к столу, оторвал у рака шейку, очистил, пожевал и прошел в комнату. Вася спал поверх одеяла в одних трусах, поджав под себя худые мальчишеские ноги с грязными пятками и коленками. На одной из них свежая царапина. Дмитрий накрыл его простыней.
Утром, брызгаясь у рукомойника и отфыркиваясь, спросил:
— По-твоему, это раки? Сморчки. Я место знаю. Поедем к вечеру на Сожицу, я моторку возьму у Ти-мочкина.
— Моторку? — загорелся Вася и недоверчиво протянул: — Ну да... У вас работа ведь срочная.
— Отгул за два дня беру. Решено?
— Еще спрашиваете! Водки тоже купить?
— Нет, жарко. Купи лучше пива, хлебного квасу купи. Одним словом, еды на два дня.
— Ух, здорово! — сорвался Вася с места, хватая сумку.
— Подожди, подожди. Или у тебя свои деньги?
— Нет еще, скоро будут.
— Э-э, подожди! Откуда?
— Потом узнаете. Честные деньги. Мы договорились об одной работенке, я и Вовка Смирнов. Пока секрет.
— Ну идет!
Речушка Сожица, впадавшая в Острицу, обрывистая, светлая и тихая. Воды до пояса, Васе — до плеч. Километров за сорок от города они выбрали подходящее место — неподалеку стог сена, на другом берегу старый березовый лес, березы свесились до самой воды. От дождей Сожица располнела, хотя оставалась по-прежнему светла, и ветви берез полощутся в чистой теплой воде, и вечернее косое солнце еще довольно сильно припекает, и вокруг весело и безлюдно. Небо высокое, тоже светлое, в прибрежных кустах на лесистом берегу возятся птицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
Капица сидел у стола и жадно курил.
— Слишком упрощенное решение,— упорствовал Дмитрий над схемой подающей трансмиссии.
Последние дни ему казалось, что именно здесь просчет, и масса должна подаваться в приемник уже достаточно рыхлой, и разрыхление должно происходить именно на трансмиссиях, а не в самом приемнике. Капица часто заглядывал к нему через плечо и посмеивался, скребя подбородок. Дмитрий злился.
— Ты же понимаешь! Мы не ракету делаем, кецало, а машину, она с землей будет дело иметь, не со звездами.
— Если удастся решить проблему рыхления до барабана...
— Вы только послушайте его—он сказал новость! Бьюсь который день,— фыркнул Капица и взял Полякова за пуговицу.— Нет, ты, кецало, скажи лучше: из чего я должен конвейер сочинить? Где у меня автоматика? Где обещанный цех? — Он подергал пуговицу, пробуя ее прочность.— В этой лавочке только кастрюли лудить, а не конвейер запускать. Серийный выпуск! Сметы опять в главке — фьють! — Капица щелкнул пальцами.
— Утрясется, Яков Клавдиевич. Для крестьянина эта машина — золото.
— Ты же понимаешь, золото! Пока она золотом станет, с тебя семь шкур сойдет. На моем веку — не один такой «гробокопатель». Я, кецало, одно время,- эге, какие штучки делал...
Капица недоговаривал, какие именно он делал «штучки», но все знали, что до «Сельхозмаша» он работал в военной промышленности, и «Осторецкий Сельхозмаш» иронически называл «местечковой синагогой», в которую он попал за грехи «для очищения души». Дмитрий любил Капицу, быстрого, деятельного человека, грустно и едко подтрунивавшего над всем на свете, включая себя и пышную усатую Раечку, с которой он прожил без малого двадцать лет и которой побаивался. Конструктор Капица блестящий, нечего говорить. Даже он, Поляков, со своим небольшим опытом, не мог не чувствовать, с каким изяществом и остроумием Капица решил в целом конструкцию комбайна, прозванного с его легкой руки «гробокопателем».
Теперь Дмитрий убежден: приемный барабан и подающая трансмиссия — самые слабые звенья в агрегате. И Капица над этим бьется, но и он, и Капица не могут предложить пока ничего лучшего. Полякову очень хотелось нащупать свое, оригинальное решение, чтобы было целесообразно, просто и эффективно и чтобы Капица удивленно округлил свои птичьи глаза и похвалил его. Ничего
стоящего в голову не шло, вертелись какие-то пустяки, вроде треугольных, свободно укрепленных лопаточек по всей трансмиссии, и Дмитрий наконец со злостью встал и потянулся. Выдался денек...
Работа положительно не шла, и он, прежде чем идти домой, решил искупаться. Он ушел от городского пляжа подальше. На него сердито поглядывали одинокие рыбаки, рассевшиеся по всему берегу, и он подумал, что в черте города от людей все равно уйти не удастся, и, выбрав невысокий кустик, разделся. Лег, спрятал голову от солнца под куст, с наслаждением чувствуя кожей сухой, нагретый песок. Пахло остывающим зноем, водой — вода пахла приятно, не назойливо, словно размятая в пальцах зелень луговой травы. Он перевернулся на спину и увидел листочек, они кружились высоко над рекой. «К погоде»,— подумал он, стряхивая ладонью песок с волосатой груди и живота. В этом году обещают осень почти без осадков. Если опять не наврут. Надо же, лето выдалось из рук вон, люди по солнцу стосковались, на пляже ступить негде. Урожаю, правда, дожди на руку, только бы осень сухую. Иначе комбайн начнет барахлить...
Опять комбайн. Ушел сюда, чтобы не думать, забыть. И, как назло, Кати нет. Пора уж ей возвращаться, что ей у старика так понравилось?
Одолевала дремота. Дмитрий не пытался с нею бороться: все равно дом пустой, его никто не ждет. Васи, конечно, еще нет — гоняет с мальчишками где-нибудь на улице. Без матери мальчишка совсем от рук
отбился.Слепень, с желудь величиной, с налету твердо ударился и укусил Дмитрия за ногу; он пришлепнул его и выругался. Щедра природа, создает такую бесполезную тварь. ч
Почему-то вспомнился Малюгин, и Дмитрий сонно встряхнулся. Тоже может укусить исподтишка. Черт знает, человек в кои-то веки выбрался отдохнуть, а в голову гадости лезут.
Разгоняя дремоту, скомандовал себе: раз, два! — вскочил и бултыхнулся в воду. Рыбаки грозили с берега кулаками, он шутливо отругивался и все равно долго плавал, плескался и фыркал. Вылез на берег и опять лег на чистый песок: ему не хотелось возвращаться в пыльный, душный город.
В сумерках Дмитрий встретил приятелей, зашел с ними выпить по кружке пива в ближний павильон и засиделся.
На удивление, Вася был дома и спал. На столе стояла накрытая газетой еда: укутанный в теплый материнский платок борщ и чугунок с вареной картошкой. Аккуратно нарезанный хлеб успел подсохнуть. Ждал его мальчишка к ужину долго, так и лег ни с чем. На краю стола лежала записка: «Дядя Дима, в котелке раки вареные. Они вкусные. Ешьте». Дмитрий присел к столу, оторвал у рака шейку, очистил, пожевал и прошел в комнату. Вася спал поверх одеяла в одних трусах, поджав под себя худые мальчишеские ноги с грязными пятками и коленками. На одной из них свежая царапина. Дмитрий накрыл его простыней.
Утром, брызгаясь у рукомойника и отфыркиваясь, спросил:
— По-твоему, это раки? Сморчки. Я место знаю. Поедем к вечеру на Сожицу, я моторку возьму у Ти-мочкина.
— Моторку? — загорелся Вася и недоверчиво протянул: — Ну да... У вас работа ведь срочная.
— Отгул за два дня беру. Решено?
— Еще спрашиваете! Водки тоже купить?
— Нет, жарко. Купи лучше пива, хлебного квасу купи. Одним словом, еды на два дня.
— Ух, здорово! — сорвался Вася с места, хватая сумку.
— Подожди, подожди. Или у тебя свои деньги?
— Нет еще, скоро будут.
— Э-э, подожди! Откуда?
— Потом узнаете. Честные деньги. Мы договорились об одной работенке, я и Вовка Смирнов. Пока секрет.
— Ну идет!
Речушка Сожица, впадавшая в Острицу, обрывистая, светлая и тихая. Воды до пояса, Васе — до плеч. Километров за сорок от города они выбрали подходящее место — неподалеку стог сена, на другом берегу старый березовый лес, березы свесились до самой воды. От дождей Сожица располнела, хотя оставалась по-прежнему светла, и ветви берез полощутся в чистой теплой воде, и вечернее косое солнце еще довольно сильно припекает, и вокруг весело и безлюдно. Небо высокое, тоже светлое, в прибрежных кустах на лесистом берегу возятся птицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142