Егор дал ему прикурить и больше ни о чем не спрашивал.Совещание продолжается.Борисова аккуратно приходит на каждое заседание, высиживает от начала до конца, очень сильно устает. По ночам ей не спится, задремлет иногда лишь на рассвете с большим трудом. Ее мучает происходящее, с Дер-бачевым они больше не сталкиваются. Он подчеркнуто вежлив и официален. Дербачев выжидает, и Юлия Сергеевна не может решиться окончательно, хотя чувствует: исход в их отношениях зреет сам по себе.
Юлия Сергеевна видит среди участников совещания Полякова, приветливо кивает ему, не задерживаясь. У нее в зале много знакомых, и в перерывах скучать некогда. Юлию Сергеевну тянет в кулуары, в их прокурен-ность, в их особый, ни на что больше не похожий дух встреч и разговоров и движения. Здесь легче проверить свои впечатления. Здесь, как в миниатюре, можно увидеть и услышать всю область. Особыми, никому не известными путями именно здесь прежде всего начинают замечаться любые, даже самые незначительные, перемены. Первое время Борисова подходит туда, где Дербачев; он, словно чувствуя ее присутствие, тотчас отыскивает ее взглядом, и она перестает подходить.
Она следит за ним теперь издали и незаметно. Ее часто останавливают и заговаривают. В перерыве, в разговорах и встречах, она отдыхает. Вечером второго дня совещания был дан большой концерт для участников, в фойе и малом зале играли оркестры.
Юлия Сергеевна стояла у колонны с Малюгиным и наблюдала за танцующими. Борисову танцевать не приглашали — робели, что ли. Так хотелось думать Юлии Сергеевне. Часто за умными разговорами, делая безразличное лицо при виде танцующих и вежливо, подчеркнуто вежливо раскланивающихся с нею мужчин, Юлия Сергеевна испытывала мучительное желание нагрубить собеседнику, вывести его из себя. Неужели все они, лезущие к ней с умными разговорами, не понимали, что она женщина, жен-щи-на! И любит музыку, веселье, красивые платья, танцевать любит — с Димкой на школьных вечерах первые призы брали! Ей до смерти надоели умные разговоры и кислые физиономии. Юлия Сергеевна недолюбливала праздники, не ходила на вечера — там она сильнее чувствовала свое одиночество. Жены сотрудников ее сторонились, считали гордой, высокомерной.
И чем сильнее страдало ее самолюбие, тем непринужденней и безразличнее держалась Борисова на людях.
Малюгин ничем не отличался от мужчин, с которыми сталкивалась Борисова по работе, старался показать ей свой ум и широкий взгляд на вещи. Юлия Сергеевна знала Малюгина давно, ценила его деловые качества и незаметно выдвигала.
— Хотела спросить вас, Владислав Казимирович. Что вы думаете о совещании?
Малюгин облизнул губы.
— Хорошо думаю, Юлия Сергеевна. Время все поставит на свои места.
— Ответ! — засмеялась Юлия Сергеевна не то осуждающе, не то одобряя.— Ох и дипломат вы!
Малюгин снова облизнул сохнущий рот и нахмурился. К ним подошел молодой мужчина, незнакомый, взглянул на Борисову. Она выжидающе замолчала. Мужчина наклонил голову, приглашая:
— Разрешите? Борисова переглянулась с Малюгиным, улыбнулась.
— Пожалуйста,— сухо и неприязненно, ругая себя за нерасторопность, ответил Малюгин, и Юлия Сергеевна пошла, чувствуя на себе многие взгляды.
Они были одного роста, и Юлия Сергеевна незаметно наблюдала за лицом своего партнера. Он вел. Его руки понравились Юлии Сергеевне. Они тверды, достаточно властны для мужчины, и, когда она вдруг сбилась с такта, руки тут же ее поправили и ободрили. Она шла дальше смелее, и свободнее, и четче, подчиняясь чутким рукам, негромким звукам вальса.
— А вы — красивая,— внезапно слышит Борисова и хмурится:
— Что?
— Жаль, опоздал на совещание. Познакомились бы на день раньше. Вы из какого района?
— А почему вы уверены, что познакомились бы? Столько народу здесь.
— Вас из тыщи угадаешь. Меня Семеном звать. Давайте знакомиться. Вяткин Семен. Агроном из Борисо-польского совхоза.
— Быстро у вас выходит.
Он смущенно улыбается. В нем еще много неустоявшегося, юношеского. Наверное, только-только Тимирязевку окончил. Они молча, с удовольствием танцуют. Музыка умолкает, Юлия Сергеевна с блестящими глазами и вспыхнувшим румянцем легко и неровно дышит. Вяткин медлит убрать руку и благодарит.
Борисовой не хочется возвращаться к Малюгину с его умными рассуждениями и готовой улыбкой.
Вяткин решительно ведет ее к столикам с лимонадом и мороженым. Сам он с жадностью вгрызается в бутерброд с колбасой и, заметив ее взгляд, охотно смеется:
— Не успел поужинать, прямо с поезда. Хотите?
— Нет, не хочу. Вы очень вкусно едите. Вы давно из Тимирязевки?
— Нет, недавно. Первый год. А вы откуда знаете?
— По аппетиту.
Они смеются. Звенит звонок. В дверях в зал Вяткин успевает спросить разрешения проводить Юлию Сергеевну с концерта. Ей становится смешно, и она молча кивает.
— Я найду вас на выходе, очередь на вешалку займу! — кричит он через головы.
Она опять кивает, скрывая блеск насмешливых глаз.
Спускаясь с лестницы в шубке и пуховом платочке, Борисова сталкивается с Малюгиным и останавливается проститься. Малюгин смущенно покашливает.
— Вы хорошо танцуете, Юлия Сергеевна,— говорит он после паузы.— Кто этот решительный молодой человек?
— Борисопольский агроном.— Она пристально смотрит на Малюгина.— А вы и не догадались, Владислав Казимирович.
— Оробел, Юлия Сергеевна, признаться, оробел.
— Что так, Владислав Казимирович?
Они стоят и шутят, и Юлия Сергеевна предостерегающе поднимает руку. К ней подходит агроном, и Юлия Сергеевна смотрит на него с искренним удивлением. Она не узнает сильного и властного танцора, он весь тяжелеет, мнется с ноги на ногу, часто моргает. Теперь он не кажется Юлии Сергеевне молодым, красивым. Малюгин вежли-вот отходит.
— Простите,— тяжело ворочая языком, говорит Вяткин.— Я наболтал вам лишнего. Не знал...
Юлия Сергеевна понимает и морщится.
— Ну-ну,— говорит она,— какие пустяки,— небрежно кивает и проходит мимо.
— Простите,— бормочет агроном ей вслед.
Малюгин предупредительно открывает тяжелую дверь.
Борисова торопится, ей неприятно и никого не хочется видеть. Сухой колкий ветер ударяет с улицы, и Борисова с наслаждением подставляет ему лицо.
Совещание идет своим ходом. Несмотря на видимость благополучия (готовился проект решения, письмо в ЦК и товарищу Сталину), Юлия Сергеевна каким-то особым чутьем улавливала безошибочно: ставка Дербачева на совещание бита, взрыва не произошло. Дербачев держится превосходно и с упорством маньяка гнет свою линию. Юлия Сергеевна совершенно перестает понимать его. Элементарный практицизм подсказывает: в данный момент выгоднее отступить с наименьшими потерями, а не ломиться в открытую дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142