Гуляния у родника Айюб были многолюдными. Женщины и девушки стекались сюда со всего города повеселиться, потанцевать или просто подышать свежим воздухом. В дни гуляний у кладбищенских ворот шумела и толкалась разноголосая толпа продавцов халвы, поджаренных подсоленных фисташек, абрикосовых косточек, лепешек, фруктов, воды, разносчиков галантерейных товаров и пряностей.
Собирались там и актеры-кукольники, и веселые, остроумные масхара-бозы, и прорицатели судьбы, гадальщики, нищие, юродивые. На самом кладбище толкалось, кричало и галдело несметное множество детей и подростков, приезжавших вместе со взрослыми. Окрестности кишели слугами, неизвестно откуда появившимися красивыми юнцами и всяким сбродом. Они крутились поблизости, забирались на стену, подсматривали в щели, а то и, перемахнув через стену, прятались среди могил, чтобы поближе посмотреть на гуляющих женщин. Некоторые устраивали здесь свидания с возлюбленными.
Женщины, которые приезжали лечиться, собирались у родника. Другие бродили по всему кладбищу и судачили о своих женских делах; девушки и молодые женщины танцевали, пели, играли. Кое-где показывали свое искусство сказительницы, рассказчики, певицы и музыкантши; шуты и острословы забавляли народ смешными историями.
Больше всего на гулянье было жен баев, ишанов и ходжей. Они приезжали, чтобы полечиться, выкупаться в священном родничке, отдохнуть, показать своих дочерей.
Мухаррама Гарч, как и обещала приятельницам, приехала еще до того, как разгорелось гулянье. У самого кладбища она отпустила фаэтон и, с трудом протолкавшись со служанкой сквозь разношерстную толпу, вошла в ворота. Не успела она дойти до места гулянья, как из-за высокой гробницы вышел мужчина в белой чалме и преградил ей путь. Мухаррама, которая уже успела скинуть и передать служанке паранджу, прикрыла лицо широким рукавом и с удивлением воскликнула: — Ого, что здесь делает мужчина? Кто вы такой?
— Да вы не узнали меня, что ли? — засмеялся незнакомец. И, подойдя к остолбеневшей Махарраме, добавил: — Посмотрите-ка получше. Я же сын вашего господина.
Вглядевшись, Мухаррама узнала в незнакомце сына казикалона — распутника, известного своими похождениями.
— Ох, как же это я вас сразу не узнала, это же вы, Эшон-джан! — виновато воскликнула Мухаррама.— Но стоять вам здесь нельзя, люди увидят, нехорошо будет. Пройдемте-ка за те деревья, там поговорим.
Эшон-джан, толстенький, низенький, с круглыми черными глазами, окаймленными пышными ресницами, и с густой окладистой бородой, торопливо засеменил за Мухаррамой.
Я молил бога и всех его пророков, чтобы они послали мне вас, сестрица. Слава аллаху, молитва моя дошла.
Вы мне сейчас больше всего на свете нужны. Только вы одна можете мне помочь, только вы одна сможете облегчить мою боль...
— Что еще там за боль, Эшон-джан? — не слишком почтительно рассмеялась Мухаррама.
— Да вы знаете, о чем я говорю, боль моя вам известна. Я узнал, что душенька Магфират собирается направить свои благословенные ножки сюда на гулянье. Не выдержало мое сердце, и я прилетел, чтобы хоть издали на нее полюбоваться. Но когда я увидел ее, страсть моя распалилась еще больше. Не могу только издали на нее глядеть, а позвать не решаюсь...
— Она вам что-нибудь обещала?
— Нет, дело в том, что мы с ней немного повздорили. Вот я и пришел мириться. Но без вашей помощи, сестрица, ничего не получится.
Мухаррама, делая вид, что ей задали трудную работу, помолчала... Потом решительно тряхнула головой:
— Ладно, была не была — помирю. Надеюсь, и часа не пройдет, как вы сможете полюбезничать с вашей Магфират. Ну, а мне что за это будет? — вкрадчиво спросила она.
— Вам... Все, что прикажете,— обрадовался Эшон-джан.— Вы меня знаете, я ради такого дела ничего не пожалею.
— Нет, нет, деньги мне не нужны,— решительно отказалась Мухаррама,— я в деньгах не нуждаюсь. Я вас хочу кое о чем спросить... Успокойте мое встревоженное сердце.
— Спрашивайте, спрашивайте все, что вам угодно,— с готовностью сказал Эшон-джан. Он был человек легкомысленный, избалованный отцом, который всегда сажал его рядом с собой при гостях.
— Совсем измучилась я в последнее время, места себе не нахожу от всяких разговоров да слухов. Что ни день, то новости — одна хуже другой, от страха я совсем как полоумная стала. И нет никого, кто мог бы растолковать правду. Вот я сейчас увидела вас и обрадовалась: слава аллаху, думаю, наконец-то умного человека встретила. Вот кто все знает, вот у кого спросить можно.
— Пожалуйста, пожалуйста,— заторопился Эшон-джан.— Я к вашим услугам. Все, что знаю, расскажу...
С опаской посмотрев по сторонам, Мухаррама понизила голос:
— Последнее время все только о джадидах и о каких-то джадидских школах твердят. Что это за школы такие, почему о них столько разговоров?
Объясните вы мне, ради бога.
Эшон-джан посмеялся в душе над простотой этой толстухи: тоже мне вопрос, да ему и не такие еще «тайны» известны!
— Проклятые нечестивцы хотят закрыть наши старые мусульманские школы и торжественно открыть новометодные, джадидские, в которых они могли бы воспитывать таких же изменников, как они сами. Сейчас в Бухаре есть несколько джадидских школ. Но не беспокойтесь, долго они не продержатся. Не сегодня завтра их прикроют. И татарские школы тоже закроют, а всех учителей сошлют на каторгу.
— Да ну?—удивилась Мухаррама.— На каторгу? Помилуй аллах! Послушать вас, Эшон-джан, так можно подумать, будто вы разговаривали с самим его высочеством эмиром.
— До чего же вы наивный человек,— засмеялся Эшон-джан.— Чтобы знать такие пустяки, совсем не обязательно разговаривать с эмиром. Нынче вся власть в руках нашего отца. Теперь суд поважнее самого Арка. Это раньше все решалось на приемах во дворце, а теперь самые важные дела ведутся в казихане. Посмотрели бы вы, сколько уважаемых, с золотыми поясами людей часами дожидаются в приемной отца! Туда даже русские приезжают. Верно, верно я вам говорю. Пару дней тому назад из Кагана к отцу приезжал сам Шульга.
— Шульга? А кто это — Шульга?
— О, это в русском политическом агентстве самый главный. Большой человек, решительный, у него если сказано — сделано. Они с моим уважаемым отцом большие друзья.
— Неужели правда? — Глаза Мухаррамы сияли восторгом и почтительностью.— Неужто ваш достопочтенный родитель разговаривают по-русски?
— Да нет,— засмеялся Эшон-джан,— где им выучить русский язык! У них есть переводчик Кули-джан... Да и сам Шульга понимает по-нашему.
— Понимает? Ну и мудрейший, видно, человек! — всплеснула руками Мухаррама.
— Так вот, этот самый Шульга,— продолжал Эшон-джан,— сказал, что джадидские школы только портят детей, учат их не уважать старших, воспитывают всяких смутьянов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116