Только имей в виду, что я не уйду, пока не вручу мое единственное сокровище ее хозяину, только тогда умру! А тебе с меня больше и получить нечего.
— А я ни на что не зарюсь,— сердито сказал аксакал и встал. Муэдзин тоже встал и надел кауши.
— Нет, ты заришься! — сказала старуха.— От меня не скроешь, я вижу все, что у тебя на сердце, все твои замыслы понимаю. Но ты и не мечтай о Фирузе, скоро мы поставим чашу с водой, почитаем молитву, и я вручу ее мужу.
— Все равно без нас не обойдетесь,— сказал муэдзин.
— В день свадьбы вам сообщим,— сказала с улыбкой старуха.— Ладно, иди, не обижайся на меня, такой уж у меня язык, как увижу тебя, так и хочется обидеть... потому что ты в свое время нас сильно обидел...
Уже раскаиваясь, что зашел, аксакал покинул дом старухи и, не оглядываясь даже на прихрамывавшего сзади муэдзина, быстро зашагал к себе домой.
Переулочек опустел, но вот опять кто-то подошел к дому Дилором и постучался. Ворота опять открыла Фируза и сказала радостно:
— Это вы, Асо? Входите, ваш друг уже здесь.
Асо помедлил минуту, молча всматриваясь в темноте в лицо Фирузы, вошел, запер за собой ворота. Потом он взял Фирузу за руки; такие маленькие и мягкие, как бутон розы, они потонули в его больших, словно глиняная чаша, ладонях.
— Фируза,— дрожащим от волнения голосом проговорил он,— как хорошо, что я вас увидел...
Кончики пальцев Фирузы похолодели, она вздрогнула, но не отодвинулась от Асо.
— Если не увижу вас хоть на минутку, целый день мне покоя нет,— продолжал Асо,— как будто я потерял что-то...
Фируза тихонько пожала мозолистую руку юноши, но ничего не сказала.
— Фируза-джан!
Неужели и вы...
Из комнаты послышался голос Дилором, она звала Фирузу.
— Иду! — ответила Фируза и поспешила в комнату.— Асо пришел! — сказала она, подойдя к бабушке и садясь возле нее. Следом вошел Асо и уселся рядом с Хайдаркулом.
— Откуда ты? — спросила старуха.
— Из дома невесты,— ответил Асо.— Без вас там женщины не знают, что и делать.
— А умру я, что они тогда будут делать без меня?.. Асо, ты голодный? Хочешь супа? Фируза сварила, такой вкусный.
— Хорошо,— сказал Асо, глядя на Фирузу.— Раз Фируза сварила, я поем.
Старуха сделала знак Фирузе, и та вышла Хайдаркул обратился к Лео:
— Саиба Пьяницу видел?
Видел, под хмельком, как всегда, играет с конюхами в бабки.
- Если он нынче останется спать в доме бая, ты дай мне знать буду поблизости.
- Хорошо.
Только ты будь мужчиной,— сказала старуха.— Не воспользуйся мчи, что он пьян, отомсти так, чтобы он знал, кто его карает!
Матушка, я все сделаю, как вы скажете, все так и будет... А теперь и пойду. Помолитесь за меня.
Старуха подняла руки и, пробормотав что-то, сказала «аминь». Хайдаркул нагнулся к ее руке, поцеловал, приложил к глазам и тихо удалился. Асо вышел вслед за ним, запер ворота и вернулся в комнату вместе с Фирузой, которая несла миску с супом.
Прежде чем уйти, Асо остановился у ворот, вынул из-за пазухи сверток и подал его Фирузе.
— Завтра пойдете на той, наденьте это,— сказал он и быстро исчез в темноте.
Фируза развернула сверток — это был шелковый платок из фаранги. Подарок так обрадовал девушку, что она прижала его к груди и поцеловала...
Наутро возле топки Джуйборской бани нашли труп Саиба Пьяницы, убитого кинжалом в грудь. Гани-джан-байбача приказал обмыть покойника и похоронить его. Имам, аксакал и несколько водоносов отнесли носилки с убитым на холм Бикробод, где и похоронили. Эта неприятная история очень расстроила бая. Больше всего бай обеспокоен был тем, что это случилось в день его свадьбы: нехорошая примета. Но имам и аксакал успокаивали его:
— Да будет он жертвой за вас! Ну умер один пьяница-картежник, что особенного!
— Меньше сору — мир чище!
— Перед выездом невесты надо барана зарезать...
— Лишь бы вы сами были здоровы!
Но Гани-джан-бай как раз о себе-то и беспокоился. Да и как не волноваться, если чувствуешь, что ты окружен врагами, а меч твой сломался. Гани-джан никому не доверял, убийство Саиба страшно напугало его, и ему было уже не до свадьбы. Он сам отправился к главному миршабу Бухары, велел собрать всех заядлых бухарских картежников и в присутствии миршаба стал допрашивать их. Оказалось, что накануне вечером Саиб ни с кем не играл, не был в игорном доме, никому не задолжал и никто ему не был должен. Обследовали все вокруг Джуйборской бани, но никаких следов не нашли. Таинственность убийства больше всего страшила бая. Да еще совершено оно в день его свадьбы...
И все-таки это событие не помешало свадебному празднеству. В то время как Гани-джан хлопотал у миршаба, в доме Оллоёр-би свадьба шла своим чередом со всеми торжественными церемониями.
В конце большого двора, на котором, как в старину, перед парадными комнатами были выложены суфы, протянули веревку, навесили на нее паласы и, отгородив таким образом угол, вырыли углубление для пяти больших очагов, установили пять огромных котлов. В трех из них должен был готовиться плов, в остальных — жаркое. Тут же были поставлены широкие топчаны, возвышалась гора хвороста, стоял громадный самовар и толпились повара и их помощники.
Хайдаркул тоже был в доме невесты; засучив рукава, он то чистил рис, то подкладывал дрова под котел, в котором грелась вода, то пил чай сам, то подавал пиалу старшему повару... работы хватало. Главный повар и квартальный аксакал были очень довольны ловкостью и проворством нового помощника,— еще вчера он показал искусство резать морковь.
...Раннее утро, август, чистое, ясное небо. Аксакал и повар сидят на топчане, пьют чай и разговаривают. Говорят о вчерашнем событии — об убийстве Саиба. Повар считает, что убийство в день свадьбы — нехороший знак. Покровитель поваров, ангел Джабраил, учил, что, если в день свадьбы прольется невинная кровь, брак будет непрочным. Но аксакал не придавал значения этому — подумаешь, невинная кровь, умер один пьяница-картежник, ну и что? Мир от этого не пострадал. Пусть он будет жертвой на пути невесты. Конечно, убийцу надо найти. Вот пусть попадется — аксакал сам пойдет на него посмотреть.
В это время к топчану подошел Хайдаркул и протянул аксакалу свою тыквочку с насом.
— Попробуйте-ка. Вчера искал, искал, в табачной лавке купил. Аксакал взглянул на улыбающегося, красивого, несмотря на густую
бороду и усы, Хайдаркула, взял тыквочку, заложил под язык щепотку наса и вернул ее хозяину.
— Ну как? — спросил тот.
Аксакал только покрутил головой от удовольствия.
А повар все говорил об убийстве, о том, что за последнее время много льется невинной крови. Каждый день выводят людей из зиндана, ведут на Регистан, на базар Аргамчин, передают палачам, а те, ненасытные, убивают всех, одного за другим, без конца проливают кровь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
— А я ни на что не зарюсь,— сердито сказал аксакал и встал. Муэдзин тоже встал и надел кауши.
— Нет, ты заришься! — сказала старуха.— От меня не скроешь, я вижу все, что у тебя на сердце, все твои замыслы понимаю. Но ты и не мечтай о Фирузе, скоро мы поставим чашу с водой, почитаем молитву, и я вручу ее мужу.
— Все равно без нас не обойдетесь,— сказал муэдзин.
— В день свадьбы вам сообщим,— сказала с улыбкой старуха.— Ладно, иди, не обижайся на меня, такой уж у меня язык, как увижу тебя, так и хочется обидеть... потому что ты в свое время нас сильно обидел...
Уже раскаиваясь, что зашел, аксакал покинул дом старухи и, не оглядываясь даже на прихрамывавшего сзади муэдзина, быстро зашагал к себе домой.
Переулочек опустел, но вот опять кто-то подошел к дому Дилором и постучался. Ворота опять открыла Фируза и сказала радостно:
— Это вы, Асо? Входите, ваш друг уже здесь.
Асо помедлил минуту, молча всматриваясь в темноте в лицо Фирузы, вошел, запер за собой ворота. Потом он взял Фирузу за руки; такие маленькие и мягкие, как бутон розы, они потонули в его больших, словно глиняная чаша, ладонях.
— Фируза,— дрожащим от волнения голосом проговорил он,— как хорошо, что я вас увидел...
Кончики пальцев Фирузы похолодели, она вздрогнула, но не отодвинулась от Асо.
— Если не увижу вас хоть на минутку, целый день мне покоя нет,— продолжал Асо,— как будто я потерял что-то...
Фируза тихонько пожала мозолистую руку юноши, но ничего не сказала.
— Фируза-джан!
Неужели и вы...
Из комнаты послышался голос Дилором, она звала Фирузу.
— Иду! — ответила Фируза и поспешила в комнату.— Асо пришел! — сказала она, подойдя к бабушке и садясь возле нее. Следом вошел Асо и уселся рядом с Хайдаркулом.
— Откуда ты? — спросила старуха.
— Из дома невесты,— ответил Асо.— Без вас там женщины не знают, что и делать.
— А умру я, что они тогда будут делать без меня?.. Асо, ты голодный? Хочешь супа? Фируза сварила, такой вкусный.
— Хорошо,— сказал Асо, глядя на Фирузу.— Раз Фируза сварила, я поем.
Старуха сделала знак Фирузе, и та вышла Хайдаркул обратился к Лео:
— Саиба Пьяницу видел?
Видел, под хмельком, как всегда, играет с конюхами в бабки.
- Если он нынче останется спать в доме бая, ты дай мне знать буду поблизости.
- Хорошо.
Только ты будь мужчиной,— сказала старуха.— Не воспользуйся мчи, что он пьян, отомсти так, чтобы он знал, кто его карает!
Матушка, я все сделаю, как вы скажете, все так и будет... А теперь и пойду. Помолитесь за меня.
Старуха подняла руки и, пробормотав что-то, сказала «аминь». Хайдаркул нагнулся к ее руке, поцеловал, приложил к глазам и тихо удалился. Асо вышел вслед за ним, запер ворота и вернулся в комнату вместе с Фирузой, которая несла миску с супом.
Прежде чем уйти, Асо остановился у ворот, вынул из-за пазухи сверток и подал его Фирузе.
— Завтра пойдете на той, наденьте это,— сказал он и быстро исчез в темноте.
Фируза развернула сверток — это был шелковый платок из фаранги. Подарок так обрадовал девушку, что она прижала его к груди и поцеловала...
Наутро возле топки Джуйборской бани нашли труп Саиба Пьяницы, убитого кинжалом в грудь. Гани-джан-байбача приказал обмыть покойника и похоронить его. Имам, аксакал и несколько водоносов отнесли носилки с убитым на холм Бикробод, где и похоронили. Эта неприятная история очень расстроила бая. Больше всего бай обеспокоен был тем, что это случилось в день его свадьбы: нехорошая примета. Но имам и аксакал успокаивали его:
— Да будет он жертвой за вас! Ну умер один пьяница-картежник, что особенного!
— Меньше сору — мир чище!
— Перед выездом невесты надо барана зарезать...
— Лишь бы вы сами были здоровы!
Но Гани-джан-бай как раз о себе-то и беспокоился. Да и как не волноваться, если чувствуешь, что ты окружен врагами, а меч твой сломался. Гани-джан никому не доверял, убийство Саиба страшно напугало его, и ему было уже не до свадьбы. Он сам отправился к главному миршабу Бухары, велел собрать всех заядлых бухарских картежников и в присутствии миршаба стал допрашивать их. Оказалось, что накануне вечером Саиб ни с кем не играл, не был в игорном доме, никому не задолжал и никто ему не был должен. Обследовали все вокруг Джуйборской бани, но никаких следов не нашли. Таинственность убийства больше всего страшила бая. Да еще совершено оно в день его свадьбы...
И все-таки это событие не помешало свадебному празднеству. В то время как Гани-джан хлопотал у миршаба, в доме Оллоёр-би свадьба шла своим чередом со всеми торжественными церемониями.
В конце большого двора, на котором, как в старину, перед парадными комнатами были выложены суфы, протянули веревку, навесили на нее паласы и, отгородив таким образом угол, вырыли углубление для пяти больших очагов, установили пять огромных котлов. В трех из них должен был готовиться плов, в остальных — жаркое. Тут же были поставлены широкие топчаны, возвышалась гора хвороста, стоял громадный самовар и толпились повара и их помощники.
Хайдаркул тоже был в доме невесты; засучив рукава, он то чистил рис, то подкладывал дрова под котел, в котором грелась вода, то пил чай сам, то подавал пиалу старшему повару... работы хватало. Главный повар и квартальный аксакал были очень довольны ловкостью и проворством нового помощника,— еще вчера он показал искусство резать морковь.
...Раннее утро, август, чистое, ясное небо. Аксакал и повар сидят на топчане, пьют чай и разговаривают. Говорят о вчерашнем событии — об убийстве Саиба. Повар считает, что убийство в день свадьбы — нехороший знак. Покровитель поваров, ангел Джабраил, учил, что, если в день свадьбы прольется невинная кровь, брак будет непрочным. Но аксакал не придавал значения этому — подумаешь, невинная кровь, умер один пьяница-картежник, ну и что? Мир от этого не пострадал. Пусть он будет жертвой на пути невесты. Конечно, убийцу надо найти. Вот пусть попадется — аксакал сам пойдет на него посмотреть.
В это время к топчану подошел Хайдаркул и протянул аксакалу свою тыквочку с насом.
— Попробуйте-ка. Вчера искал, искал, в табачной лавке купил. Аксакал взглянул на улыбающегося, красивого, несмотря на густую
бороду и усы, Хайдаркула, взял тыквочку, заложил под язык щепотку наса и вернул ее хозяину.
— Ну как? — спросил тот.
Аксакал только покрутил головой от удовольствия.
А повар все говорил об убийстве, о том, что за последнее время много льется невинной крови. Каждый день выводят людей из зиндана, ведут на Регистан, на базар Аргамчин, передают палачам, а те, ненасытные, убивают всех, одного за другим, без конца проливают кровь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116