Шли к нему, расспрашивая встречных, добирались до его дома и выкладывали ему свои просьбы. Мастер никогда не огорчал людей отказом, выполнял заказ или у себя дома, или уходил на целые недели строить дома или мечети и возвращался, только закончив работу. Если случалось ему выносить свои изделия на базар, их тотчас же раскупали.
У уста Назри был сын, красавец собой и умница, трудолюбивый и уже искусный, садовник. В тот год ему исполнилось шестнадцать лет. Звали его Истад, что значит: Пусть живет, пусть останется. Понятно, почему его так назвали,— он явился на свет как последняя надежда отца с матерью, после того как дети, рождавшиеся у них до него, все умерли. С малых лет Истад помогал отцу, учился ремеслу плотника, но мечтал быть садовником, выращивать молодые деревья, возделывать сад. Сам уста Назри тоже работал на земле, и в поле и в саду, поэтому он не мешал сыну, а, напротив, учил его садоводству.
Однажды уста Назри мастерил что-то, разложив в тени свои инструменты. Истад обрезал садовым ножом лишние ветки на яблонях и черешнях. Иногда уста краешком глаза посматривал на сына, любуясь его стройной фигурой, широкими плечами, проворными, сильными руками. Назри думал, что вот сын уже вырос, знает свое дело и теперь нужно, пока отец еще жив, найти сыну жену. А на расходы по свадьбе деньги наберутся, если поработать как следует летом. Ну, а не хватит, так в долг можно взять! Мухаммедамин-бай — ростовщик, это все знают, можно занять у него...
Только он так подумал — вдруг в ворота, подобрав длинные полы халата, вошел сам Мухаммедамин-бай.
— О, салам алейкум, бай! — поднялся ему навстречу мастер.
— Сидите, сидите, не бросайте работу! — сказал бай и проворно уселся на пенек.— Я по пути к вам зашел, давно не видел вас, дай, думаю, узнаю, как живете...
— Благодарствую,— ответил Назри.— Эй, Истад, беги-ка принеси курпачу.
— Не надо, не ходи никуда, Истад,— возразил бай, строго взглянув на юношу.— Я на минутку, посижу немного, посмотрю на вашу работу, а если начнете хлопотать, сразу уйду.
— Ладно, будь по-вашему, но все-таки о чае позаботься, сын,— садясь и продолжая работу, сказал уста, а так как бай покачал головой, отказываясь, старик добавил: — Мне и самому хочется чаю.
Милости просим, добро пожаловать!
— Благодарю,— сказал бай, глядя вслед Истаду.— Сын-то у вас совсем большой стал, помощник.
Уста ударил топориком по дереву и кивнул.
— Помощник-то помощник,— сказал он словно с укоризной,— а вот не любит он мое ремесло, не хочет быть плотником.
— Чего же он хочет? — спросил бай, как будто удивляясь.
— Сад он любит! — воскликнул уста, на этот раз даже с гордостью.— Страсть у него к деревьям да к винограднику, все бы ему саженцы сажать да прививки делать...
— Ну, сад у вас так мал, тут ему и делать нечего,— сказал бай.
— Ничего, нам и этого довольно, и за это бога благодарим.
Истад принес и расстелил перед баем на земле дастархан. Бай принялся переливать чай из чайника в пиалу и обратно. Уста разломил лепешку и положил перед баем. Истад отошел и принялся вновь за работу, Назри тоже занимался своим делом, а сам думал: Зачем это бай пожаловал к нам в дом? Без дела он, конечно, не пришел бы, не был бы таким обходительным и скромным. Но почему сразу не говорит, что ему нужно, почему тянет? Все посматривает на Истада, как он работает, и садик наш оглядывает — видно, хочет спросить, но удерживается... О господи, да чего же он хочет от нас?..
— Так вы говорите, что сын ваш плотничать не любит? — прервал наконец молчание бай.— Что ж, садоводство тоже неплохое дело. Мой садовник Рузибай совсем стар стал, не справляется с работой, ему нужен хороший, искусный помощник, а то сад мой совсем пропадет. Смотрю я сейчас на работу Истада и думаю: вот хорошо бы, если б он стал помощником моему Рузибаю. И сам Истад многому научился бы у опытного садовника, и ему помог бы, облегчил работу старику.
Уста усмехнулся — вот оно что, теперь все понятно!
— Вы, уста, тоже постарели,— продолжал бай.— Какие уж ваши стариковские доходы — наверно, не хватает на жизнь? Если Истад начнет прирабатывать, вам ведь легче станет.
— Да, конечно, легче,— невольно согласился старик, удивляясь хитрости бая.
— Я хорошо буду платить ему за работу,— лисой расстилался бай,— и ему будет хорошо, и вам. Ну, что вы скажете?
Уста положил свою работу на землю и взглянул на бая.
— А что мне вам сказать, бай?! Вы правы, я уже стар стал, нездоров, нет во мне прежней силы и усердия в работе... Да... и вот потому мне теперь самому нужен помощник.
Бай отхлебнул чаю, допил пиалу, налил еще и протянул мастеру.
— Жить вам да поживать, уста,— засмеялся бай.— Ну что вы говорите, просто смешно слушать! Ваш садик и без садовника будет цвести, Истад придет с работы и присмотрит за ним. А вот мой сад без хорошего работника погибнет. Ну, соглашайтесь же, пусть завтра с утра Истад приходит ко мне, я назначу ему жалованье. Хотите, сейчас дам вам задаток?
— Благодарствую, бай, у меня, слава богу, пока еще достанет силы обеспечить свою семью! — воскликнул, рассердившись, уста, с силой размахивая топориком.
Битый час бай сидел и уговаривал мастера, но умный, бывалый уста не поддавался.
Чай остыл, работа не клеилась, и затянувшаяся беседа ни к чему не привела.
Истад, окончив свое дело, ушел в дом, солнце начало уже клониться к закату, тени деревьев стали длиннее. Наконец бай понял, что ничего не добьется, встал, не скрывая досады, и, отряхивая подол халата, молвил:
— Я думал, что вы — человек разумный, никак не предполагал, что на старости лет весь свой ум растеряли! Ладно, не хотите — как хотите, пусть сын ваш остается при вас. Но знайте, вдруг когда-нибудь и я вам понадоблюсь, тогда вы попомните меня!
Бай ушел, а плотник не мог больше работать, сложил инструменты и пошел в дом. Старуха, мать Истада, напекла горячих лепешек, сварила похлебку с красным перцем, луком, душистыми травами.
— Садитесь,— сказала она старику,— покушайте вашей любимой похлебки.
Не желая огорчать старуху, уста сел, попробовал похлебку, но тут же отставил.
— Бай отбил у меня аппетит,— сказал он и заложил под язык щепотку наса.
— Чтоб ему ослепнуть! — ответила старуха.— Зачем он приходил?
— За твоим сыном. Пусть, говорит, Истад будет у меня садовником. Я не согласился, вот он рассердился и ушел.
— А пусть его сердится! — воскликнула старуха.— Наш сын не найденыш, чтобы отдавать его работать на чужого, да еще на этого жадюгу.
Истад слушал молча этот разговор, но мысленно пожелал отцу долгих лет жизни, здоровья и силы. Он слыхал, что бай никогда не отступается от своего слова и рано или поздно намеченная жертва попадает ему в руки,— такой уж упрямый человек этот бай!
Прошло около месяца, и в кишлаке случилась беда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
У уста Назри был сын, красавец собой и умница, трудолюбивый и уже искусный, садовник. В тот год ему исполнилось шестнадцать лет. Звали его Истад, что значит: Пусть живет, пусть останется. Понятно, почему его так назвали,— он явился на свет как последняя надежда отца с матерью, после того как дети, рождавшиеся у них до него, все умерли. С малых лет Истад помогал отцу, учился ремеслу плотника, но мечтал быть садовником, выращивать молодые деревья, возделывать сад. Сам уста Назри тоже работал на земле, и в поле и в саду, поэтому он не мешал сыну, а, напротив, учил его садоводству.
Однажды уста Назри мастерил что-то, разложив в тени свои инструменты. Истад обрезал садовым ножом лишние ветки на яблонях и черешнях. Иногда уста краешком глаза посматривал на сына, любуясь его стройной фигурой, широкими плечами, проворными, сильными руками. Назри думал, что вот сын уже вырос, знает свое дело и теперь нужно, пока отец еще жив, найти сыну жену. А на расходы по свадьбе деньги наберутся, если поработать как следует летом. Ну, а не хватит, так в долг можно взять! Мухаммедамин-бай — ростовщик, это все знают, можно занять у него...
Только он так подумал — вдруг в ворота, подобрав длинные полы халата, вошел сам Мухаммедамин-бай.
— О, салам алейкум, бай! — поднялся ему навстречу мастер.
— Сидите, сидите, не бросайте работу! — сказал бай и проворно уселся на пенек.— Я по пути к вам зашел, давно не видел вас, дай, думаю, узнаю, как живете...
— Благодарствую,— ответил Назри.— Эй, Истад, беги-ка принеси курпачу.
— Не надо, не ходи никуда, Истад,— возразил бай, строго взглянув на юношу.— Я на минутку, посижу немного, посмотрю на вашу работу, а если начнете хлопотать, сразу уйду.
— Ладно, будь по-вашему, но все-таки о чае позаботься, сын,— садясь и продолжая работу, сказал уста, а так как бай покачал головой, отказываясь, старик добавил: — Мне и самому хочется чаю.
Милости просим, добро пожаловать!
— Благодарю,— сказал бай, глядя вслед Истаду.— Сын-то у вас совсем большой стал, помощник.
Уста ударил топориком по дереву и кивнул.
— Помощник-то помощник,— сказал он словно с укоризной,— а вот не любит он мое ремесло, не хочет быть плотником.
— Чего же он хочет? — спросил бай, как будто удивляясь.
— Сад он любит! — воскликнул уста, на этот раз даже с гордостью.— Страсть у него к деревьям да к винограднику, все бы ему саженцы сажать да прививки делать...
— Ну, сад у вас так мал, тут ему и делать нечего,— сказал бай.
— Ничего, нам и этого довольно, и за это бога благодарим.
Истад принес и расстелил перед баем на земле дастархан. Бай принялся переливать чай из чайника в пиалу и обратно. Уста разломил лепешку и положил перед баем. Истад отошел и принялся вновь за работу, Назри тоже занимался своим делом, а сам думал: Зачем это бай пожаловал к нам в дом? Без дела он, конечно, не пришел бы, не был бы таким обходительным и скромным. Но почему сразу не говорит, что ему нужно, почему тянет? Все посматривает на Истада, как он работает, и садик наш оглядывает — видно, хочет спросить, но удерживается... О господи, да чего же он хочет от нас?..
— Так вы говорите, что сын ваш плотничать не любит? — прервал наконец молчание бай.— Что ж, садоводство тоже неплохое дело. Мой садовник Рузибай совсем стар стал, не справляется с работой, ему нужен хороший, искусный помощник, а то сад мой совсем пропадет. Смотрю я сейчас на работу Истада и думаю: вот хорошо бы, если б он стал помощником моему Рузибаю. И сам Истад многому научился бы у опытного садовника, и ему помог бы, облегчил работу старику.
Уста усмехнулся — вот оно что, теперь все понятно!
— Вы, уста, тоже постарели,— продолжал бай.— Какие уж ваши стариковские доходы — наверно, не хватает на жизнь? Если Истад начнет прирабатывать, вам ведь легче станет.
— Да, конечно, легче,— невольно согласился старик, удивляясь хитрости бая.
— Я хорошо буду платить ему за работу,— лисой расстилался бай,— и ему будет хорошо, и вам. Ну, что вы скажете?
Уста положил свою работу на землю и взглянул на бая.
— А что мне вам сказать, бай?! Вы правы, я уже стар стал, нездоров, нет во мне прежней силы и усердия в работе... Да... и вот потому мне теперь самому нужен помощник.
Бай отхлебнул чаю, допил пиалу, налил еще и протянул мастеру.
— Жить вам да поживать, уста,— засмеялся бай.— Ну что вы говорите, просто смешно слушать! Ваш садик и без садовника будет цвести, Истад придет с работы и присмотрит за ним. А вот мой сад без хорошего работника погибнет. Ну, соглашайтесь же, пусть завтра с утра Истад приходит ко мне, я назначу ему жалованье. Хотите, сейчас дам вам задаток?
— Благодарствую, бай, у меня, слава богу, пока еще достанет силы обеспечить свою семью! — воскликнул, рассердившись, уста, с силой размахивая топориком.
Битый час бай сидел и уговаривал мастера, но умный, бывалый уста не поддавался.
Чай остыл, работа не клеилась, и затянувшаяся беседа ни к чему не привела.
Истад, окончив свое дело, ушел в дом, солнце начало уже клониться к закату, тени деревьев стали длиннее. Наконец бай понял, что ничего не добьется, встал, не скрывая досады, и, отряхивая подол халата, молвил:
— Я думал, что вы — человек разумный, никак не предполагал, что на старости лет весь свой ум растеряли! Ладно, не хотите — как хотите, пусть сын ваш остается при вас. Но знайте, вдруг когда-нибудь и я вам понадоблюсь, тогда вы попомните меня!
Бай ушел, а плотник не мог больше работать, сложил инструменты и пошел в дом. Старуха, мать Истада, напекла горячих лепешек, сварила похлебку с красным перцем, луком, душистыми травами.
— Садитесь,— сказала она старику,— покушайте вашей любимой похлебки.
Не желая огорчать старуху, уста сел, попробовал похлебку, но тут же отставил.
— Бай отбил у меня аппетит,— сказал он и заложил под язык щепотку наса.
— Чтоб ему ослепнуть! — ответила старуха.— Зачем он приходил?
— За твоим сыном. Пусть, говорит, Истад будет у меня садовником. Я не согласился, вот он рассердился и ушел.
— А пусть его сердится! — воскликнула старуха.— Наш сын не найденыш, чтобы отдавать его работать на чужого, да еще на этого жадюгу.
Истад слушал молча этот разговор, но мысленно пожелал отцу долгих лет жизни, здоровья и силы. Он слыхал, что бай никогда не отступается от своего слова и рано или поздно намеченная жертва попадает ему в руки,— такой уж упрямый человек этот бай!
Прошло около месяца, и в кишлаке случилась беда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116