Надо бы сказать ему, чтобы он...
— Я уж сказал, чтобы он об этом никому не болтал.
— Ну как вы думаете, его нахальство от круговорота небес или от круговращения земли? — посмотрела она на ювелира смеющимися глазами.
Старик улыбнулся и снова крутнул свой шар. В это время в комнату вошла Оймулло.
— Что же вы в темноте сидите? Хоть бы лампу зажгли! — поздоровавшись, сказала она мужу.
— Вы пришли, и теперь сразу светло станет,— пошутил Тахир-джан и стал искать спички. Но Фируза опередила его, зажгла лампу и пошла за Оймулло на кухню.
После ужина Фируза рассказала ей о своих заботах.
— Вот мы и решили прийти к вам, ведь, кроме вас, нам некому помочь,— грустно закончила она свой рассказ.
— Как так некому? А я? — обиделся ювелир.
— Я знаю, дядюшка, как хорошо вы к нам относитесь. Живите сто тысяч лет!
— А дядюшка правду тебе говорит,— сказала Оймулло.— Надо было сразу ему все рассказать, вы бы могли тогда еще до темноты осмотреть балахану, годится она для вас или нет.
— Да уж наверно годится, да и другого выхода нет. Мы так вам благодарны!
— Ну что вы,— улыбнулась Оймулло.— Это мы вам должны быть благодарны, вы нас просто осчастливите: ведь дядюшка целые дни дома один как перст.
Он от одиночества с ума сходит.
— Верно, верно,— поддержал жену ювелир.
— Значит, так и решили. Завтра же перебирайтесь к нам. А дом пусть свалится на голову Магфират.
— Мушаррафа меня с работы прогнала, так что с завтрашнего дня я свободна и смогу помочь дядюшке по хозяйству.
— Ну что ж, можно, конечно, и дома посидеть. Но у меня есть для тебя работа... Дело, правда, нелегкое, но платить будут прилично.
— Зачем Фирузе работать? — недовольно заметил Асо.— Неужели я на нас двоих не заработаю?
— Дело не только в заработке,— сказала Оймулло.— Боюсь, что Фируза без работы затоскует. Ведь я ее знаю.
— А что за работа, Оймулло? — заинтересовалась Фируза.
— В Арке нужны люди, чтобы приносить воду в гарем. Водоносы подвозят воду на ишаках, а переносить бурдюки можно только женщинам. Своими глазами увидишь, что такое эмирский Арк. Многое тебе понятнее станет.
Предложение Фирузе понравилось, и она дала согласие. Было темно, когда Асо и Фируза вышли на улицу. Муэдзины призывали верующих к вечернему намазу.
С некоторых пор баи, чиновники, правители, начиная от эмира и кончая сборщиками налогов, стали разбивать в окрестностях Бухары прекрасные сады. Они строили там дачи, обносили их высокими стенами и летом, вместе с семьями, выезжали туда.
И у Замонбека за Самаркандскими воротами, немножко дальше Галаджуя, был сад, доставшийся ему в наследство от отца. Он нанял опытного управляющего, пригласил искусных садоводов, и они создали такой райский уголок, что человеку, хоть раз побывавшему в нем, уже не хотелось уходить.
Сразу за дачей был огромный цветник, посреди цветника деревянная суфа с навесом в виде беседки. Здесь обычно отдыхали по вечерам. Дальше начиналась виноградная аллея. С одной стороны аллеи тянулись посадки граната, а с другой — яблони, черешни, редчайшие сорта груш. Виноградная аллея вела к хаузу, выкопанному в центре сада. По берегам хауза росли четыре прекрасных китайских карагача. От хауза снова шли виноградные аллеи, а между ними посажены инжир, персики и абрикосы.
Десятого апреля, когда деревья уже начали распускаться и земля покрылась свежей весенней травой, сюда, в собственном фаэтоне, запряженном парой лошадей, приехала жена Замонбека Мушаррафа со своими приятельницами — Магфират и Мухаррамой Гарч. Их сопровождала только одна служанка. Управляющий с женой встретили хозяйку и ее гостей с почетом. Их усадили в нарядно убранной комнате, расстелили богатый дастархан.
Гости закусили, выпили чаю и пошли в сад.
Мушаррафа задержалась, чтобы дать распоряжение жене управляющего. Сказала, что они проведут здесь целый день, а может быть, останутся ночевать, и приказала приготовить жаркое, лапшу и плов.
Женщины прогуливались по аллеям сада, наслаждаясь чарующей прелестью весны. Впрочем, они не столько наслаждались природой, сколько жаловались на свою злосчастную судьбу и как могли утешали друг друга. Магфират говорила, что Мухаррама еще не стара, что она заткнет за пояс десятерых мужчин, а та уверяла дорогую подругу в своей преданной любви, клялась, что готова служить ей верой и правдой.
Да, странный человек была Мухаррама Гарч. Что она представляет собою на самом деле, не знали не только ее многочисленные знакомые, но, кажется, и она сама. Среди джадидов и младобухарцев она была своим человеком, даже помогала им. В Арке, в гареме матери эмира, она казалась убежденной сторонницей всего старого. В бане она была хозяйкой, властной и скупой, резкой и грубой. А в тесном дружеском кружке казалась своим подругам нежной и преданной.
Придворные, казикалон, кушбеги и миршаб пользовались ее услугами, но люди осторожные, вроде хитреца Замонбека, доверяли ей только наполовину и хотя поручали ей кое-какие дела, но не спускали с нее глаз.
Приятельницы долго гуляли, нарвали огромные букеты, украсили себя цветами.
Мухаррама уговорила подруг остаться в комнате, даже попросила закрыть дверь. Увидев, что их это немного огорчило, добавила, что женщинам пить вино в открытой беседке не следует.
Подруги остались одни. Вино наливали из чайников. После третьей пиалы лица раскраснелись, глаза заблестели. Мухаррама, сидевшая на почетном месте, то и дело отпускала соленые шуточки, заставляя своих собеседниц смеяться до упаду. Разговор становился все более скользким. Наконец речь зашла о муже Мушаррафы — Замонбеке.
— Ваш супруг сейчас, наверное, во дворце? — спросила Магфират.
— Да где ему еще быть! В неделю он семь дней на службе,— сердито ответила Мушаррафа.
Мухаррама прекрасно понимала, что ни от кого нельзя было выведать лучше, чем от жены Замонбека, как относятся к джадидам эмир и придворные, весь вечер она обдумывала, как лучше навести Мушаррафу на этот разговор.
— Во дворце сейчас трудные времена,— вздохнула Мушаррафа.— А эмир без Замонбека и часа не может обойтись. Вот и выходит: не то есть у меня муж, не то нету, по целым неделям приходится спать одной... Да и сам уж он больно беспокойный человек,— недовольно продолжала Мушаррафа,— всегда ему больше всех надо. Другие мужья отдыхают, развлекаются, а он только и знает, что целыми ночами от своих людей доносы выслушивать.
— Наверно, все о джадидах? — соболезнующе проговорила Мухаррама.
— Да все о них, проклятых, они уж мне во сне снятся!
— Да ну?
Стоят ли они того, чтобы забивать ими такую красивую головку?
— Эх, милая, целый день только и разговору, что о них. Его высочество эмир боятся джадидов,— понизив голос, рассказывала Мушаррафа,— они приказали моему мужу глаз с них не спускать, смотреть, как бы не устроили каких-нибудь беспорядков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
— Я уж сказал, чтобы он об этом никому не болтал.
— Ну как вы думаете, его нахальство от круговорота небес или от круговращения земли? — посмотрела она на ювелира смеющимися глазами.
Старик улыбнулся и снова крутнул свой шар. В это время в комнату вошла Оймулло.
— Что же вы в темноте сидите? Хоть бы лампу зажгли! — поздоровавшись, сказала она мужу.
— Вы пришли, и теперь сразу светло станет,— пошутил Тахир-джан и стал искать спички. Но Фируза опередила его, зажгла лампу и пошла за Оймулло на кухню.
После ужина Фируза рассказала ей о своих заботах.
— Вот мы и решили прийти к вам, ведь, кроме вас, нам некому помочь,— грустно закончила она свой рассказ.
— Как так некому? А я? — обиделся ювелир.
— Я знаю, дядюшка, как хорошо вы к нам относитесь. Живите сто тысяч лет!
— А дядюшка правду тебе говорит,— сказала Оймулло.— Надо было сразу ему все рассказать, вы бы могли тогда еще до темноты осмотреть балахану, годится она для вас или нет.
— Да уж наверно годится, да и другого выхода нет. Мы так вам благодарны!
— Ну что вы,— улыбнулась Оймулло.— Это мы вам должны быть благодарны, вы нас просто осчастливите: ведь дядюшка целые дни дома один как перст.
Он от одиночества с ума сходит.
— Верно, верно,— поддержал жену ювелир.
— Значит, так и решили. Завтра же перебирайтесь к нам. А дом пусть свалится на голову Магфират.
— Мушаррафа меня с работы прогнала, так что с завтрашнего дня я свободна и смогу помочь дядюшке по хозяйству.
— Ну что ж, можно, конечно, и дома посидеть. Но у меня есть для тебя работа... Дело, правда, нелегкое, но платить будут прилично.
— Зачем Фирузе работать? — недовольно заметил Асо.— Неужели я на нас двоих не заработаю?
— Дело не только в заработке,— сказала Оймулло.— Боюсь, что Фируза без работы затоскует. Ведь я ее знаю.
— А что за работа, Оймулло? — заинтересовалась Фируза.
— В Арке нужны люди, чтобы приносить воду в гарем. Водоносы подвозят воду на ишаках, а переносить бурдюки можно только женщинам. Своими глазами увидишь, что такое эмирский Арк. Многое тебе понятнее станет.
Предложение Фирузе понравилось, и она дала согласие. Было темно, когда Асо и Фируза вышли на улицу. Муэдзины призывали верующих к вечернему намазу.
С некоторых пор баи, чиновники, правители, начиная от эмира и кончая сборщиками налогов, стали разбивать в окрестностях Бухары прекрасные сады. Они строили там дачи, обносили их высокими стенами и летом, вместе с семьями, выезжали туда.
И у Замонбека за Самаркандскими воротами, немножко дальше Галаджуя, был сад, доставшийся ему в наследство от отца. Он нанял опытного управляющего, пригласил искусных садоводов, и они создали такой райский уголок, что человеку, хоть раз побывавшему в нем, уже не хотелось уходить.
Сразу за дачей был огромный цветник, посреди цветника деревянная суфа с навесом в виде беседки. Здесь обычно отдыхали по вечерам. Дальше начиналась виноградная аллея. С одной стороны аллеи тянулись посадки граната, а с другой — яблони, черешни, редчайшие сорта груш. Виноградная аллея вела к хаузу, выкопанному в центре сада. По берегам хауза росли четыре прекрасных китайских карагача. От хауза снова шли виноградные аллеи, а между ними посажены инжир, персики и абрикосы.
Десятого апреля, когда деревья уже начали распускаться и земля покрылась свежей весенней травой, сюда, в собственном фаэтоне, запряженном парой лошадей, приехала жена Замонбека Мушаррафа со своими приятельницами — Магфират и Мухаррамой Гарч. Их сопровождала только одна служанка. Управляющий с женой встретили хозяйку и ее гостей с почетом. Их усадили в нарядно убранной комнате, расстелили богатый дастархан.
Гости закусили, выпили чаю и пошли в сад.
Мушаррафа задержалась, чтобы дать распоряжение жене управляющего. Сказала, что они проведут здесь целый день, а может быть, останутся ночевать, и приказала приготовить жаркое, лапшу и плов.
Женщины прогуливались по аллеям сада, наслаждаясь чарующей прелестью весны. Впрочем, они не столько наслаждались природой, сколько жаловались на свою злосчастную судьбу и как могли утешали друг друга. Магфират говорила, что Мухаррама еще не стара, что она заткнет за пояс десятерых мужчин, а та уверяла дорогую подругу в своей преданной любви, клялась, что готова служить ей верой и правдой.
Да, странный человек была Мухаррама Гарч. Что она представляет собою на самом деле, не знали не только ее многочисленные знакомые, но, кажется, и она сама. Среди джадидов и младобухарцев она была своим человеком, даже помогала им. В Арке, в гареме матери эмира, она казалась убежденной сторонницей всего старого. В бане она была хозяйкой, властной и скупой, резкой и грубой. А в тесном дружеском кружке казалась своим подругам нежной и преданной.
Придворные, казикалон, кушбеги и миршаб пользовались ее услугами, но люди осторожные, вроде хитреца Замонбека, доверяли ей только наполовину и хотя поручали ей кое-какие дела, но не спускали с нее глаз.
Приятельницы долго гуляли, нарвали огромные букеты, украсили себя цветами.
Мухаррама уговорила подруг остаться в комнате, даже попросила закрыть дверь. Увидев, что их это немного огорчило, добавила, что женщинам пить вино в открытой беседке не следует.
Подруги остались одни. Вино наливали из чайников. После третьей пиалы лица раскраснелись, глаза заблестели. Мухаррама, сидевшая на почетном месте, то и дело отпускала соленые шуточки, заставляя своих собеседниц смеяться до упаду. Разговор становился все более скользким. Наконец речь зашла о муже Мушаррафы — Замонбеке.
— Ваш супруг сейчас, наверное, во дворце? — спросила Магфират.
— Да где ему еще быть! В неделю он семь дней на службе,— сердито ответила Мушаррафа.
Мухаррама прекрасно понимала, что ни от кого нельзя было выведать лучше, чем от жены Замонбека, как относятся к джадидам эмир и придворные, весь вечер она обдумывала, как лучше навести Мушаррафу на этот разговор.
— Во дворце сейчас трудные времена,— вздохнула Мушаррафа.— А эмир без Замонбека и часа не может обойтись. Вот и выходит: не то есть у меня муж, не то нету, по целым неделям приходится спать одной... Да и сам уж он больно беспокойный человек,— недовольно продолжала Мушаррафа,— всегда ему больше всех надо. Другие мужья отдыхают, развлекаются, а он только и знает, что целыми ночами от своих людей доносы выслушивать.
— Наверно, все о джадидах? — соболезнующе проговорила Мухаррама.
— Да все о них, проклятых, они уж мне во сне снятся!
— Да ну?
Стоят ли они того, чтобы забивать ими такую красивую головку?
— Эх, милая, целый день только и разговору, что о них. Его высочество эмир боятся джадидов,— понизив голос, рассказывала Мушаррафа,— они приказали моему мужу глаз с них не спускать, смотреть, как бы не устроили каких-нибудь беспорядков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116