Помнишь, в прошлом году мне индус лекарь дал. Хорошее лекарство, помогло мне тогда...
Фируза достала с полки в нише граненую склянку с какой-то жидкостью. С другой полки сняла семилинейную лампочку с заклеенным бумагой стеклом, зажгла ее.
Комната осветилась. Старуха дрожащими руками открыла бутылочку, отпила из нее несколько глотков и, помолясь, поставила рядом с собой на полу.
— Ты ела что-нибудь? — спросила она внучку.
— Да, разогрела вчерашний суп.
— Ну, пойди поставь-ка самоварчик, завари чайку. Выпью горячего чаю и, бог даст, вспотею, будет легче.
— Только бы вы скорей поправились! — воскликнула Фируза и хотела уже бежать на кухню, но старуха сказала еще:
— Вот полегчает голове, доскажу тебе нашу историю...
Фируза пошла на кухню, поставила самовар и вернулась к старухе. Уже совсем стемнело, но жара не спадала. Стояла пора безветренных, темных и душных, истинно бухарских ночей. Стены и крыши домов, накалившиеся за день под знойным солнцем, по ночам дышали жаром, как горячая печь. В эту пору жители Бухары, кто только мог, выезжали в кишлаки или в загородные сады, а те, что оставались в городе, днем отсиживались в больших высоких комнатах, в подвалах, ночью спали на крышах домов — все же там было не так душно. Старухе Дилором и ее внучке и это было недоступно. Но в их маленькой комнате все же не так жарко, как на тесном дворике, и пол прохладней, чем нагретые кирпичи двора.
— Иди ко мне, сядь здесь, рядом,— позвала Дилором внучку.— Пожалуйста, разотри мне руки! — Фируза исполнила бабушкину просьбу.— Вот так, пошли тебе бог счастья и благополучия!
Старухе стало как будто лучше, она приподнялась, села и сказала:
— Ну вот, слава богу, голове моей легче. Ты заварила чай, доченька?
— Сейчас заварю.
Фируза взяла их единственный фарфоровый чайник с отбитым носиком, вместо которого был приделан жестяной, всыпала щепотку чая и пошла на кухню. Старуха Дилором вздохнула, поглядев ей вслед.
Да, ничто, кроме этой сиротки, не привязывало Дилором к земному миру! Как было бы хорошо, пока она еще жива, пристроить девочку, выдать замуж, удостовериться, что она счастлива и довольна. Дилором хорошо знает все семьи вокруг. Никогда, конечно, не посватают ее девочку богачи — баи и духовные лица. Скажут: дочь невольницы и раба, низкое происхождение.
Ладно, пусть говорят что угодно. Дилором не нуждается в них. Даже если бы и посватались, Дилором не согласилась бы отдать свою зеницу ока в эти шумные, скандальные и несчастливые семьи. Она знает, что в семье богатых и знатных Фируза всю жизнь будет несчастна. Ведь нигде она не будет единственной, либо ее возьмут после других жен, либо после нее возьмут еще жену. Каждый съеденный кусок станет ей поперек горла, за каждое новое платье отомстится ей, белого света она не увидит, будет жить, как заживо погребенная... Нет, Фирузе надо найти простую небогатую семью. Кое-кто из местных молодых ремесленников уже пытался сватать Фирузу, но старуха отказала. Она не доверяла им, знала, что они увлекались азартными играми, видела, как они в один вечер разорялись дотла. А после продавались хозяину для уплаты долгов. Нет, Дилором не отдаст такому свою Фирузу, не вставит драгоценный камень в заржавленный перстень,— ее Фирузе нужно золото, настоящее, чистое золото, чтобы оно никогда не ржавело, чтобы оправа была достойна глазка.
Понравился, правда, Дилором один простой парень, да не хочется ей еще отдавать Фирузу замуж. Пусть насладится как следует девичеством, порезвится, наиграется вволю. Ведь как только выйдет замуж, лишится радостей юности. Пойдут семейные заботы, хлопоты по хозяйству, огорчения...
Но как же быть с ней теперь? Что делать, когда сама плоха! Жизнь недолговечна, сегодня жив человек, а завтра его уже нет...
Так думала больная старуха, тревожась о судьбе своей внучки. Замужество казалось теперь ей спасением, настоящим счастьем для девочки...
О том, чтобы Фируза училась, стала грамотной, она и не мечтала. В те времена таким, как Фируза, нечего было и думать об ученье. С детских лет они должны были работать. А если и не работали, как наша Фируза, и нашлось бы время для школы, то не было денег, чтобы платить за ученье. Ни одна учительница, обучавшая на дому, не брала учениц бесплатно. Правда, в Бухаре были общегородские школы для девочек, но в этих школах сами учительницы были полуграмотные и обучали они лишь основам религии. Письму девочек вообще не учили, чтобы не пошла по дурному пути.
Среди учительниц, обучавших девочек на дому, встречались женщины образованные, талантливые, поэтессы. Они пользовались известностью в городе, их приглашали на празднества, той и обряды. Иногда их даже звали в дом правителя города, или судьи-казия, или к кому-то из придворных, а то и еще выше — во дворец самого эмира, где эти поэтессы читали стихи. Но попасть к таким знаменитым учительницам удавалось лишь девочкам из богатых и знатных семей. А маленькие служанки только провожали своих юных барышень в эту школу да встречали их по окончании занятий. Поэтому они и знали, что есть на свете школы, где девочки тоже могут учиться.
Но Фируза оказалась счастливицей (недаром бирюза, говорят, счастливый камень), она встретилась с известной учительницей, которой очень понравилась, и, поговорив со старой Дилором, эта женщина взялась учить Фирузу бесплатно.
Вот как это случилось.
Примерно за год до того в городе стала пользоваться известностью женщина, которую называли Оймулло Танбур, потому что она прекрасно играла на танбуре, пела газели и сама сочиняла стихи. Говорили, что она очень талантлива, обладает даром импровизации, может сочинить стихи по любому подходящему поводу. Рассказывали, будто однажды она шла по улице, а за ней — старьевщик, кричавший. Тряпье! Тряпье! Беру старое тряпье! Послушав его гнусавые крики, Оймулло тут же сочинила стихотворение.
Стихи пошли ходить по городу — из уст в уста, а вместе с ними и молва о сочинительнице их.
Все заинтересовались ею, жены знатных чиновников города и байские жены наперебой желали видеть ее у себя. Но это было не так-то легко.
Мужем поэтессы был известный ювелир, имевший большое состояние, жили они богато. Сама Оймулло Танбур — настоящее имя ее было Карима — содержала школу для девочек и получала с нее хороший доход. Поэтому она не каждого удостаивала своим посещением. Говорили, что она друг несчастных и обездоленных. Воспользовавшись каким-нибудь поводом, она часто устраивала у себя или у кого-то из бедняков угощение для них.
Узнав об этом, Дилором даже изменила свое отношение к обучавшим девочек на дому. Добрая слава Оймулло Танбур так подействовала на старуху, что ей захотелось увидеть и услышать ее.
Скоро такой случай представился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Фируза достала с полки в нише граненую склянку с какой-то жидкостью. С другой полки сняла семилинейную лампочку с заклеенным бумагой стеклом, зажгла ее.
Комната осветилась. Старуха дрожащими руками открыла бутылочку, отпила из нее несколько глотков и, помолясь, поставила рядом с собой на полу.
— Ты ела что-нибудь? — спросила она внучку.
— Да, разогрела вчерашний суп.
— Ну, пойди поставь-ка самоварчик, завари чайку. Выпью горячего чаю и, бог даст, вспотею, будет легче.
— Только бы вы скорей поправились! — воскликнула Фируза и хотела уже бежать на кухню, но старуха сказала еще:
— Вот полегчает голове, доскажу тебе нашу историю...
Фируза пошла на кухню, поставила самовар и вернулась к старухе. Уже совсем стемнело, но жара не спадала. Стояла пора безветренных, темных и душных, истинно бухарских ночей. Стены и крыши домов, накалившиеся за день под знойным солнцем, по ночам дышали жаром, как горячая печь. В эту пору жители Бухары, кто только мог, выезжали в кишлаки или в загородные сады, а те, что оставались в городе, днем отсиживались в больших высоких комнатах, в подвалах, ночью спали на крышах домов — все же там было не так душно. Старухе Дилором и ее внучке и это было недоступно. Но в их маленькой комнате все же не так жарко, как на тесном дворике, и пол прохладней, чем нагретые кирпичи двора.
— Иди ко мне, сядь здесь, рядом,— позвала Дилором внучку.— Пожалуйста, разотри мне руки! — Фируза исполнила бабушкину просьбу.— Вот так, пошли тебе бог счастья и благополучия!
Старухе стало как будто лучше, она приподнялась, села и сказала:
— Ну вот, слава богу, голове моей легче. Ты заварила чай, доченька?
— Сейчас заварю.
Фируза взяла их единственный фарфоровый чайник с отбитым носиком, вместо которого был приделан жестяной, всыпала щепотку чая и пошла на кухню. Старуха Дилором вздохнула, поглядев ей вслед.
Да, ничто, кроме этой сиротки, не привязывало Дилором к земному миру! Как было бы хорошо, пока она еще жива, пристроить девочку, выдать замуж, удостовериться, что она счастлива и довольна. Дилором хорошо знает все семьи вокруг. Никогда, конечно, не посватают ее девочку богачи — баи и духовные лица. Скажут: дочь невольницы и раба, низкое происхождение.
Ладно, пусть говорят что угодно. Дилором не нуждается в них. Даже если бы и посватались, Дилором не согласилась бы отдать свою зеницу ока в эти шумные, скандальные и несчастливые семьи. Она знает, что в семье богатых и знатных Фируза всю жизнь будет несчастна. Ведь нигде она не будет единственной, либо ее возьмут после других жен, либо после нее возьмут еще жену. Каждый съеденный кусок станет ей поперек горла, за каждое новое платье отомстится ей, белого света она не увидит, будет жить, как заживо погребенная... Нет, Фирузе надо найти простую небогатую семью. Кое-кто из местных молодых ремесленников уже пытался сватать Фирузу, но старуха отказала. Она не доверяла им, знала, что они увлекались азартными играми, видела, как они в один вечер разорялись дотла. А после продавались хозяину для уплаты долгов. Нет, Дилором не отдаст такому свою Фирузу, не вставит драгоценный камень в заржавленный перстень,— ее Фирузе нужно золото, настоящее, чистое золото, чтобы оно никогда не ржавело, чтобы оправа была достойна глазка.
Понравился, правда, Дилором один простой парень, да не хочется ей еще отдавать Фирузу замуж. Пусть насладится как следует девичеством, порезвится, наиграется вволю. Ведь как только выйдет замуж, лишится радостей юности. Пойдут семейные заботы, хлопоты по хозяйству, огорчения...
Но как же быть с ней теперь? Что делать, когда сама плоха! Жизнь недолговечна, сегодня жив человек, а завтра его уже нет...
Так думала больная старуха, тревожась о судьбе своей внучки. Замужество казалось теперь ей спасением, настоящим счастьем для девочки...
О том, чтобы Фируза училась, стала грамотной, она и не мечтала. В те времена таким, как Фируза, нечего было и думать об ученье. С детских лет они должны были работать. А если и не работали, как наша Фируза, и нашлось бы время для школы, то не было денег, чтобы платить за ученье. Ни одна учительница, обучавшая на дому, не брала учениц бесплатно. Правда, в Бухаре были общегородские школы для девочек, но в этих школах сами учительницы были полуграмотные и обучали они лишь основам религии. Письму девочек вообще не учили, чтобы не пошла по дурному пути.
Среди учительниц, обучавших девочек на дому, встречались женщины образованные, талантливые, поэтессы. Они пользовались известностью в городе, их приглашали на празднества, той и обряды. Иногда их даже звали в дом правителя города, или судьи-казия, или к кому-то из придворных, а то и еще выше — во дворец самого эмира, где эти поэтессы читали стихи. Но попасть к таким знаменитым учительницам удавалось лишь девочкам из богатых и знатных семей. А маленькие служанки только провожали своих юных барышень в эту школу да встречали их по окончании занятий. Поэтому они и знали, что есть на свете школы, где девочки тоже могут учиться.
Но Фируза оказалась счастливицей (недаром бирюза, говорят, счастливый камень), она встретилась с известной учительницей, которой очень понравилась, и, поговорив со старой Дилором, эта женщина взялась учить Фирузу бесплатно.
Вот как это случилось.
Примерно за год до того в городе стала пользоваться известностью женщина, которую называли Оймулло Танбур, потому что она прекрасно играла на танбуре, пела газели и сама сочиняла стихи. Говорили, что она очень талантлива, обладает даром импровизации, может сочинить стихи по любому подходящему поводу. Рассказывали, будто однажды она шла по улице, а за ней — старьевщик, кричавший. Тряпье! Тряпье! Беру старое тряпье! Послушав его гнусавые крики, Оймулло тут же сочинила стихотворение.
Стихи пошли ходить по городу — из уст в уста, а вместе с ними и молва о сочинительнице их.
Все заинтересовались ею, жены знатных чиновников города и байские жены наперебой желали видеть ее у себя. Но это было не так-то легко.
Мужем поэтессы был известный ювелир, имевший большое состояние, жили они богато. Сама Оймулло Танбур — настоящее имя ее было Карима — содержала школу для девочек и получала с нее хороший доход. Поэтому она не каждого удостаивала своим посещением. Говорили, что она друг несчастных и обездоленных. Воспользовавшись каким-нибудь поводом, она часто устраивала у себя или у кого-то из бедняков угощение для них.
Узнав об этом, Дилором даже изменила свое отношение к обучавшим девочек на дому. Добрая слава Оймулло Танбур так подействовала на старуху, что ей захотелось увидеть и услышать ее.
Скоро такой случай представился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116