.. И кушбеги что-нибудь пообещает... Даст бог, получится как надо... Наше желание исполнится. А теперь встань, пойди за дочерью, скажи ей сейчас, так лучше!
Холдорхон заколебалась:
— А может, еще не надо говорить?
— Надо, надо! По-хорошему скажем ей, подготовим. Все обойдется. Холдорхон встала, вышла из комнаты и вскоре вернулась с Шамсией...
Миршаб успел за это время задремать. Услышав шаги, он встал, прикрыл от света лампы лицо, внимательно посмотрел на Шамсию и проворчал:
— Опять глаза заплаканы! Ты только и делаешь, что плачешь! Что там опять?
Шамсия молчала, она остановилась у сандали, потупив глаза. За нее ответила мать:
— Плачет из-за школы...
Я запретила ей ходить в школу.
— Правильно сделала! Хватит ей ходить!.. И вообще довольно учиться, так-то! Наша дочь, даст бог, будет теперь властвовать над всем гаремом.
Услышав это, Шамсия вздрогнула и похолодела, сердце у нее екнуло от предчувствия чего-то страшного.
— Да сбудутся ваши слова,— сказала мать.— Хоть бы это случилось, тогда и я на старости лет поживу в свое удовольствие, госпожой стану, повластвую... И все это благодаря тебе, доченька!
— Конечно, так будет! — заверил миршаб.— Сегодня мне сообщили добрую весть, и я хочу порадовать вас... Слава о твоей красоте, дочь моя, дошла до самого эмира. Его высочество соизволили письменным приказом потребовать, чтобы мы отдали ему тебя... Я горд и счастлив этим... И конечно, выразил согласие, сказал, что дочь моя — верная рабыня его высочества! Вот какую радостную весть я тебе принес! Что ты скажешь на это?
Шамсия молчала. Только сердце ее замирало, замирало, а слезы катились из глаз.
— Ну? — уже нетерпеливо спросил миршаб.
— А что ей говорить, отец? — вмешалась Холдорхон.— Что скажем, то она и сделает. Мы ведь о ее счастье печемся. Ох, ох, ох, такое богатство не каждому выпадает!
— Да, да,— подхватил миршаб,— его превосходительство кушбеги заверил, что будет роскошный той, много развлечений... Город украсят, как в праздник! Брачный обряд будет совершен в мечети Арка. Дочь наша получит пышный гарем, лучше всех других... А служанок и рабынь видимо-невидимо... Вот тогда-то...
Но миршаб не успел закончить свою речь: Шамсия без чувств упала на пол. Родители не на шутку перепугались, стали брызгать в лицо водой, суетиться. Наконец она открыла глаза.
— Что ты, доченька,— необычно ласково заговорил миршаб.— Неужели приятная весть так на тебя подействовала? Держи себя в руках, сохраняй спокойствие. Далеко еще до дела, шутка ли — выйти замуж за эмира! Может, все переменится, эмир еще, пожалуй, раздумает... Так что не очень волнуйся... Я сообщил заранее, чтобы на всякий случай ты изучила все дворцовые церемонии и обряды. Ты ведь у меня умница, сама все понимаешь...
Но что это с Шамсией? Она на вид совсем спокойна, равнодушно слушает отца, как будто все, что он говорит, относится уже не к ней. А миршаб, решив, что она согласилась, заговорил о другом.
— Где Фируза? — спросил он.
Шамсия продолжала молчать. За нее ответила Холдорхон:
— Она, наверное, у Шамсии в комнате.
— Так вот какое дело — сейчас мы ее отошлем к Гани-джан-баю. На улице уже дожидаются его слуги.
Тут Шамсия не выдержала. Она терпеливо снесла все обрушившиеся ип нее удары, но этого стерпеть не смогла.
— Нет, отец! — громко крикнула она.— Пожалейте меня, пожалейте несчастную Фирузу! Не отдавайте ее в этот злополучный дом. Она погибнет там!.. Такая молодая, беспомощная...
— Зачем это, что случилось, отец? — недоумевала и Холдорхон.
— Хочешь не хочешь, придется! Таков приказ,— сдержанно ответил миршаб.
— Она умрет, она погибнет там!.. Умоляю вас, папочка,— рыдала Шамсия.
Миршаб не обращал внимания на ее слезы.
— Ничего с ней не будет. Она там родилась, выросла, пусть идет! Жаль только, что потратились на нее, теперь все наши расходы впустую. Придется возместить на чем-нибудь другом... Вставай, жена, сними с нее платье, которое мы ей дали, верни старое, и пусть уходит!.. Выведи ее за ворота к слугам бая.
— Нет, папочка, нет! — умоляла Шамсия.— Делайте со мной что хотите, убейте меня, но пощадите бедную сиротку.
— Что ты так ее защищаешь? — раздраженно сказала мать.— Родственница она тебе, что ли?! Хвост от дядюшкиного осла, седьмая вода на киселе... Если отец говорит — значит, так надо!
Этих слов Шамсия уже не слыхала. Не донеслась до нее и брань отца. Она вскочила, не помня себя, и помчалась вслед за матерью к себе наверх. Там она схватила еще ничего не понимающую Фирузу в объятия и стала горячо целовать. Холдорхон пыталась оторвать ее от Фирузы, но напрасно. Пришлось вызвать госпожу Кафшу-Махси и служанок, только с их помощью удалось разъединить девушек.
Испуганную Фирузу потащили вниз, а Холдорхон, вконец рассердившись на дочь, стукнула ее кулаком, грубо выругалась и, выйдя из комнаты, заперла дверь на засов. Шамсия горько плакала, упав на ковер...
Внизу Холдорхон приказала служанкам снять с Фирузы не раз стиранное сатиновое платье и потертый бархатный камзольчик Шамсии и отдать ее собственное заплатанное ситцевое платьишко, когда-то яркое, цветастое, но от долгой носки совсем поблекшее.
— А когда переоденется, выведите ее на улицу, там ждут слуги Гани-джан-бая.
Услышав это, Фируза замерла от ужаса. Ей показалось, что фонарь, горевший во дворе, погас,— так темно сделалось в глазах. Как неживая, вошла она за служанкой в комнату, не слыша, что та говорит, и застыла.
Служанка толкнула ее рукой, крикнув:
— Ты что, оглохла?!
Фируза уже пришла в себя, все ей стало ясно: она поняла, что бай победил, сумел заставить миршаба вернуть ее в байский дом.
С этой минуты она больше не плакала, не кричала, не просила пощады, не умоляла, чтобы не отдавали жестокому баю. . Она умела сдерживаться. С самых ранних лет она испытывала нужду, пережила много тяжелого, переносила унижения и обиды, но воспитанная умной бабушкой Дилором-каниз, научилась, оставшись одна на свете, ни от кого не ждать помощи, советоваться только с самой собой, слушать голос своего разума. Правда, была у нее умная, добрая подруга Шамсия, она защищала ее. Но в доме миршаба лишь она да еще служанка Муродгуль относились к ней хорошо, все же остальные не по доброте сердечной давали ей кусок хлеба, у всех была какая-то корысть, нечистые тайные помыслы... А Шамсия хоть добра и благородна, сама беспомощна и несчастна, сама нуждается в жалости. Для Фирузы и у миршаба и у бая — темница. Тут Шамсия, а там Асо — одно ее утешение, иначе бы просто погибла... Да, но здесь она хоть в школу ходила, а бай не пустит... Там еще эта младшая жена Магфират, из-за нее умерла бабушка... Да, она убила ее... Но что теперь поделаешь? На улице ждут байские слуги. Может, и Асо вместе с ними? Он все надеется, что бай поженит их, будет им как отец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Холдорхон заколебалась:
— А может, еще не надо говорить?
— Надо, надо! По-хорошему скажем ей, подготовим. Все обойдется. Холдорхон встала, вышла из комнаты и вскоре вернулась с Шамсией...
Миршаб успел за это время задремать. Услышав шаги, он встал, прикрыл от света лампы лицо, внимательно посмотрел на Шамсию и проворчал:
— Опять глаза заплаканы! Ты только и делаешь, что плачешь! Что там опять?
Шамсия молчала, она остановилась у сандали, потупив глаза. За нее ответила мать:
— Плачет из-за школы...
Я запретила ей ходить в школу.
— Правильно сделала! Хватит ей ходить!.. И вообще довольно учиться, так-то! Наша дочь, даст бог, будет теперь властвовать над всем гаремом.
Услышав это, Шамсия вздрогнула и похолодела, сердце у нее екнуло от предчувствия чего-то страшного.
— Да сбудутся ваши слова,— сказала мать.— Хоть бы это случилось, тогда и я на старости лет поживу в свое удовольствие, госпожой стану, повластвую... И все это благодаря тебе, доченька!
— Конечно, так будет! — заверил миршаб.— Сегодня мне сообщили добрую весть, и я хочу порадовать вас... Слава о твоей красоте, дочь моя, дошла до самого эмира. Его высочество соизволили письменным приказом потребовать, чтобы мы отдали ему тебя... Я горд и счастлив этим... И конечно, выразил согласие, сказал, что дочь моя — верная рабыня его высочества! Вот какую радостную весть я тебе принес! Что ты скажешь на это?
Шамсия молчала. Только сердце ее замирало, замирало, а слезы катились из глаз.
— Ну? — уже нетерпеливо спросил миршаб.
— А что ей говорить, отец? — вмешалась Холдорхон.— Что скажем, то она и сделает. Мы ведь о ее счастье печемся. Ох, ох, ох, такое богатство не каждому выпадает!
— Да, да,— подхватил миршаб,— его превосходительство кушбеги заверил, что будет роскошный той, много развлечений... Город украсят, как в праздник! Брачный обряд будет совершен в мечети Арка. Дочь наша получит пышный гарем, лучше всех других... А служанок и рабынь видимо-невидимо... Вот тогда-то...
Но миршаб не успел закончить свою речь: Шамсия без чувств упала на пол. Родители не на шутку перепугались, стали брызгать в лицо водой, суетиться. Наконец она открыла глаза.
— Что ты, доченька,— необычно ласково заговорил миршаб.— Неужели приятная весть так на тебя подействовала? Держи себя в руках, сохраняй спокойствие. Далеко еще до дела, шутка ли — выйти замуж за эмира! Может, все переменится, эмир еще, пожалуй, раздумает... Так что не очень волнуйся... Я сообщил заранее, чтобы на всякий случай ты изучила все дворцовые церемонии и обряды. Ты ведь у меня умница, сама все понимаешь...
Но что это с Шамсией? Она на вид совсем спокойна, равнодушно слушает отца, как будто все, что он говорит, относится уже не к ней. А миршаб, решив, что она согласилась, заговорил о другом.
— Где Фируза? — спросил он.
Шамсия продолжала молчать. За нее ответила Холдорхон:
— Она, наверное, у Шамсии в комнате.
— Так вот какое дело — сейчас мы ее отошлем к Гани-джан-баю. На улице уже дожидаются его слуги.
Тут Шамсия не выдержала. Она терпеливо снесла все обрушившиеся ип нее удары, но этого стерпеть не смогла.
— Нет, отец! — громко крикнула она.— Пожалейте меня, пожалейте несчастную Фирузу! Не отдавайте ее в этот злополучный дом. Она погибнет там!.. Такая молодая, беспомощная...
— Зачем это, что случилось, отец? — недоумевала и Холдорхон.
— Хочешь не хочешь, придется! Таков приказ,— сдержанно ответил миршаб.
— Она умрет, она погибнет там!.. Умоляю вас, папочка,— рыдала Шамсия.
Миршаб не обращал внимания на ее слезы.
— Ничего с ней не будет. Она там родилась, выросла, пусть идет! Жаль только, что потратились на нее, теперь все наши расходы впустую. Придется возместить на чем-нибудь другом... Вставай, жена, сними с нее платье, которое мы ей дали, верни старое, и пусть уходит!.. Выведи ее за ворота к слугам бая.
— Нет, папочка, нет! — умоляла Шамсия.— Делайте со мной что хотите, убейте меня, но пощадите бедную сиротку.
— Что ты так ее защищаешь? — раздраженно сказала мать.— Родственница она тебе, что ли?! Хвост от дядюшкиного осла, седьмая вода на киселе... Если отец говорит — значит, так надо!
Этих слов Шамсия уже не слыхала. Не донеслась до нее и брань отца. Она вскочила, не помня себя, и помчалась вслед за матерью к себе наверх. Там она схватила еще ничего не понимающую Фирузу в объятия и стала горячо целовать. Холдорхон пыталась оторвать ее от Фирузы, но напрасно. Пришлось вызвать госпожу Кафшу-Махси и служанок, только с их помощью удалось разъединить девушек.
Испуганную Фирузу потащили вниз, а Холдорхон, вконец рассердившись на дочь, стукнула ее кулаком, грубо выругалась и, выйдя из комнаты, заперла дверь на засов. Шамсия горько плакала, упав на ковер...
Внизу Холдорхон приказала служанкам снять с Фирузы не раз стиранное сатиновое платье и потертый бархатный камзольчик Шамсии и отдать ее собственное заплатанное ситцевое платьишко, когда-то яркое, цветастое, но от долгой носки совсем поблекшее.
— А когда переоденется, выведите ее на улицу, там ждут слуги Гани-джан-бая.
Услышав это, Фируза замерла от ужаса. Ей показалось, что фонарь, горевший во дворе, погас,— так темно сделалось в глазах. Как неживая, вошла она за служанкой в комнату, не слыша, что та говорит, и застыла.
Служанка толкнула ее рукой, крикнув:
— Ты что, оглохла?!
Фируза уже пришла в себя, все ей стало ясно: она поняла, что бай победил, сумел заставить миршаба вернуть ее в байский дом.
С этой минуты она больше не плакала, не кричала, не просила пощады, не умоляла, чтобы не отдавали жестокому баю. . Она умела сдерживаться. С самых ранних лет она испытывала нужду, пережила много тяжелого, переносила унижения и обиды, но воспитанная умной бабушкой Дилором-каниз, научилась, оставшись одна на свете, ни от кого не ждать помощи, советоваться только с самой собой, слушать голос своего разума. Правда, была у нее умная, добрая подруга Шамсия, она защищала ее. Но в доме миршаба лишь она да еще служанка Муродгуль относились к ней хорошо, все же остальные не по доброте сердечной давали ей кусок хлеба, у всех была какая-то корысть, нечистые тайные помыслы... А Шамсия хоть добра и благородна, сама беспомощна и несчастна, сама нуждается в жалости. Для Фирузы и у миршаба и у бая — темница. Тут Шамсия, а там Асо — одно ее утешение, иначе бы просто погибла... Да, но здесь она хоть в школу ходила, а бай не пустит... Там еще эта младшая жена Магфират, из-за нее умерла бабушка... Да, она убила ее... Но что теперь поделаешь? На улице ждут байские слуги. Может, и Асо вместе с ними? Он все надеется, что бай поженит их, будет им как отец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116