Все же ночь была испорчена... Утром, во время завтрака, пришла арииуха, которая всегда была в курсе всех дел и докладывала о них баю.
Она принесла чай со сливками. Поздоровавшись, стала выкладывать новости.
— Слышали, водонос Ахмед-джан совсем при смерти. Как освободил его миршаб, он так и не встал на ноги... Лежит и лежит.
— Старик не выдержал пыток и мучений,— задумчиво сказал бай.— И не мудрено. Здоровый человек и тот не перенесет удара железной лапы Кали Курбана... А тут немощный старик. Напрасно его замучили! Ну ничего, так это им не пройдет!.. Скажи Асо, чтобы никуда не отлучался, он мне нужен...
— Слушаюсь, хозяин!
Служанка ушла.
У бая с миршабом были свои счеты. Торговые агенты бая нередко жаловались на подчиненных миршаба, которые становились им поперек дороги. Они даже подсылали воров грабить байские караваны и склады. Бай не раз жаловался миршабу на произвол, просил не вредить, не мешать его мирной торговле, но напрасно, все это повторялось снова и снова. А теперь еще история с Фирузой! По шариату, как считал бай, Фируза должна принадлежать ему и находиться в его доме. А миршаб арестовал ее, на глазах у всех забрал к себе и не отпускает... До сих пор не найдены убийца Саиба и Хайдаркул, поранивший бая ножом. Где только можно, миршаб вредит баю...
Этого упрямца, тупицу надо примерно наказать! — решил Гани-джан.— Да, да, и Асо и водонос — хорошее свидетельство против миршаба. Пусть сначала они пожалуются, а настанет и моя очередь. Он докажет кушбеги, что миршаб не может занимать этот высокий государственный пост — слишком стар. Он не борется с преступниками, а, наоборот, поощряет их, возмущает народ против власти...
— Пейте, чай остынет,— прервала его мысли Адолат.— О чем задумались?
— Да так, ничего...
Гани-джан-бай сделал несколько глотков и отставил пиалу, отломил кусок слоеной лепешки, бросил в рот и встал.
— Ну, я пойду. Спасибо тебе за все, сто раз спасибо! Как хорошо, что ты не допустила скандала. И ты на них не обращай внимания, если они посмеют что-нибудь тебе сказать в мое отсутствие. Они обе сумасшедшие, им только колодок на ногах да цепей на руках не хватает... А ты умница!
Адолат сидела молча, потупившись, по лицу ее бродила улыбка. Она хорошо изучила мужа и не сомневалась, что это же он говорит и Назокат и Магфират, поэтому не придала значения его словам. А проводив его, в передней спросила:
— Ну, через несколько месяцев опять зайдете? Бай улыбнулся:
— Ты знаешь, были же причины. Теперь стану часто приходить... Вот увидишь — назло твоим соперницам каждый день буду навещать.
Заметив, что во дворе стоит старшая жена, он нарочно у нее на глазах погладил Адолат по щеке, а затем поцеловал руку. Назокат, державшая глиняный кувшин, в гневе бросила его оземь и убежала в свою комнату. Ах, так, стрела попала в цель. Очень этим довольный, бай рассмеялся и ушел на свою половину. Там, во дворе у мехманханы, ожидая его, стоял Асо, почтительно сложив руки на груди.
— Здравствуйте, хозяин. Я выполнил все ваши поручения. Утром сходил в дом госпожи Танбур и пригласил дядюшку-ювелира...
Он придет сегодня.
— Молодец, сынок. Наберись терпения, мы придумаем, как действовать, и увидишь, что миршаб сам приведет сюда Фирузу.
— Ох, если бы!..— воскликнул, не сдержавшись, Асо.
— Вот оно что, сынок! Ты, кажется, не на шутку полюбил Фирузу, так, так, так... Не стесняйся, скажи правду. Я ведь тебе как отец.
Асо потупился и промолчал.
— Ну ладно, можешь не говорить, и так все ясно. Будешь меня слушаться — Фируза, даст бог, вернется в дом. А на будущий год мы с божьей помощью и свадьбу сыграем. Твердо пока ничего не обещаю, надо еще узнать, что в сердце девушки творится, что она скажет... Тогда и начнем действовать. А сейчас отправляйся к водоносу Ахмед-джану. Я слыхал, что он совсем плох... Дай жене его вот эти пять тенег, скажи — бай послал, пусть купит что надо. И объясни ты им, что город Бухара не укрывает негодяев, что справедливость и честность еще существуют в этом мире. Есть кому спросить с миршаба, проверить все его бесчестные дела. За нами наш заступник, его высочество эмир. Как только водонос поправится, пусть сразу придет ко мне, писец напишет заявление, и мы доставим его кушбеги. А не дай бог с водоносом что случится, и саван и похороны — на мой счет... Пусть за этим придет жена. А заявление все равно подадим, нужно наказать самоуправство.
Асо был поражен. Неужели перед ним Гани-джан-бай? Разве он не заодно с миршабом? Но он хочет наказать его? Значит, не бай виноват в том, что Фируза так страдает, а дядюшка Ахмед-джан подвергся пыткам? Это только миршаб виноват и стражники! Бай хочет вырвать Фирузу из рук миршаба,— значит, он друг ей?
Мысли Асо прервал бай:
— Где Абдулла?
— У себя.
— Хорошо! Ты иди, а я скажу Абдулле, чтобы здесь присмотрел. Асо ушел. На улице стало прохладнее, лучи солнца, пробиваясь сквозь
облака, приятно грели, но не жгли. Дети играли в орешки, в небе парил бумажный змей. Асо очень любил запускать большого бумажного змея, слушать, как он шелестит в небе. В детстве ему часто снился такой змей, трепетно улетающий ввысь. А просыпаясь в своем убогом уголке, он слышал только храпящую стряпуху...
Прошли годы. И сейчас все кругом темно, неприютно. Наступит ли когда-нибудь ясный день? Покинут ли его горести и заботы?
Ахмед-джан жил в глухом, узком переулке квартала Абдуллоходжи. Низкие ворота, обветшавшие стены дома, где ютился водонос с семьей, навевали грусть. Асо постучал в ворота, но никто не ответил. Тогда он прошел во двор и крикнул:
— Эй, тетушка!
Из кухни выглянула старуха, поздоровалась с гостем и пригласила войти. В переднем углу маленькой комнатенки лежал на постели больной Ахмед-джан. Выцветшее, все в заплатах одеяло прикрывало его тощее тело. На открытую голову и шею страшно было смотреть: глубоко запали глаза, нос заострился, худые бледные щеки заросли свалявшейся, спутанной бородой... Он лежал неподвижно, и только чуть вздымавшаяся грудь говорила о том, что он еще дышит.
Сырую, холодную комнату окутывала полутьма. Окон в ней не было, а из двух дверей одна была совсем закрыта, другая — наполовину, солнце сюда не заглядывало. Асо задохнулся в спертом воздухе, закашлялся и, стараясь заглушить кашель, тихо подошел к больному. Лхмед-джан вздохнул, не открывая глаз, с трудом раздвинул потрескавшиеся губы и пошевельнулся.
Асо быстро налил из чайника в пиалу немного теплого чаи и поднес ко рту больного:
— Глотните, дядюшка!
Водонос слегка приподнял веки и, мутными глазами посмотрев на Асо, сделал глоток. Чай пролился из уголков рта.
Асо заговорил громко, боясь, что старик не услышит:
— Это я, Асо, пришел вас проведать. Бай привет вам послал, велел справиться о здоровье вашем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116