Голос у него был звучный, движения спокойные.
Жил Умар-джан недалеко от депо. Деревянный забор ограждал небольшой дворик, где стоял его маленький дом.
В крохотной передней находилась железная плитка, на которой варилась шурпа, из чугунного котелка вовсю шел пар, распространяя аппетитный запах. Тут же кипел чайник.
У плиты хозяйничал Амон. В первое мгновение Хайдаркул не узнал юношу, так он изменился после ухода из страшного убежища Ходжа-Убон. На нем синяя бумазеевая косоворотка с маленькими перламутровыми пуговицами, заправленная в черные брюки, вид у него очень бравый. На голове — черная бархатная тюбетейка, на ногах поношенные, но еще вполне приличные сапоги. Щеки пополнели и гладко выбриты, в глазах появился радостный блеск.
— Здравствуйте, дорогой Хайдаркул! - воскликнул юноша.—Пришли наконец!
Амон двинулся к нему навстречу, обнял Хайдаркула, как родного брата.
— Вот, оказывается, кто! А я думаю — что за русский в тюбетейке? Ну, как живете-можете? Забыли о своих горестях и печалях?
— Слава богу, слава богу! — радостно воскликнул Амон.— Сжалился бог надо мной. Но не ему — вам я обязан, вашей помощи... И вот брату моему, Умар-джану, приютил он меня, избавил от забот... Ни о воде, ни о дровах думать не приходится. Мне сейчас хорошо, очень хорошо... Работаю в депо. Вижу столько нового, интересного, что и во сне не снилось. Какие есть ученые, знающие люди, мне у них учиться надо!..
Умар-джан тем временем пригласил гостей в комнату. Все сели за стол. Амон принес чай, а Умар-джан, сказав, как полагается, добро пожаловать, тут же добавил:
— Простите, я в рабочей одежде к столу сел. Надо переодеться.
Он вышел в переднюю. И тут Хайдаркул сообщил Амону, что отец его внезапно умер. Все имущество, дом и землю помощник казия записал за своей дочерью, а в действительности прибрал к своим рукам.
— Если хотите, можете заявить протест и получить полагающееся вам по закону наследство,— закончил свой рассказ Хайдаркул.
— Нет, дядюшка,— отрезал Амон.-— Мне опротивел тот дом и те земли. Не нужно мне это наследство, оно мне все равно что головная боль. Даст бог здоровья и силы — мне больше ничего не надо! Разве у них что отберешь?! Они соломинку из рук своих не выпустят! Если затевать с ними дело, они еще пуще разъярятся, начнут преследовать,— чего доброго, опять в сумасшедший дом упекут! Нет уж, пропади оно пропадом, это наследство! Обойдусь!.. Я подал заявление, хочу в русское подданство перейти... В наш кишлак никогда не вернусь!
Хайдаркул задумчиво смотрел на Амона
— Знаешь,— сказал он, повременив, я думаю, что твой отец не своей смертью умер. Кое-кто у него же научился, как действовать...
Амон вспыхнул от гнева.
-- Ну и пусть их давят друг друга! Посмотрим, до/но ли это будет продолжаться. Ничего, настанет и их черед! Дождемся того дня, когда эти кровожадные шакалы будут уничтожены Мы отомстим, мы отомстим!
— Непременно! — подхватил слова Амона вошедший Умар-джан. Он переоделся в новенькую синюю сатиновую рубашку, серые форменные брюки и черные башмаки. — Не сомневаюсь, что их черед придет, непременно придет! Но этот день не придет сам собой, нет. Это мы, мы, которых угнетали, обманывали, преследовали, морили голодом, мы должны добиться своего, воздать им по заслугам!
— А что мы сейчас можем сделать? - нетерпеливо спросил Амон. Их всех надо поубивать, одного за другим,— яростно воскликнул
Хайдаркул. - Ох, попади только мне в руки Гани-джан-бай, я ему покажу, с такой музыкой отправлю в ад, что вы скажете: вот молодец!
Умар-джан спокойно выслушал горячую речь Хайдаркула и улыбнулся:
— Нет, я не скажу — вот молодец.
— Почему? Неужели тебе жалко бая?
— Что ты? Ни один баран не пожалеет волка, чего же мне-то жалеть бая? Но, убив одного бая, мы ничего не добьемся.
— Э, зато я отомщу этому извергу! Гани-джан-бай — самый опасный, самый лютый враг бедняков. Это не человек, змея, коварная змея! Он сумел обмануть, заморочить голову Асо, такому честному, доброму и разумному парню! Он так ловко действовал, что юноша поверил, будто бай женит его на Фирузе. Об этом я и пришел вам рассказать, посоветоваться, что делать.
И Хайдаркул подробно рассказал все, что ему удалось урывками узнать о Фирузе и Асо.
— Я думал, Асо лучше разбирается в людях,— закончил Хайдаркул свой рассказ.
— Любовь ослепила его,— задумчиво сказал Амон.
— Ничего, прозреет!—спокойно заключил Умар-джан.— Вы ему разъясните, поучите уму-разуму... Если слова не помогут, жизнь глаза раскроет!
— Это так, жизнь научит, но уж больно дороги ее уроки!.. Бывает, что и самой жизнью приходится заплатить.
Хайдаркул умолк и загрустил.
— Да, горька правда жизни, но уж ее человек никогда не забудет! — сказал Умар-джан и тут же перевел разговор на другое: — Хорошо мы гостя угощаем, Амон-джан! Как говорится, соловья баснями не кормят. Подавайте шурпу — наверное, уже готова.
Хозяева засуетились, один из них расстелил скатерть, другой начал разливать шурпу.
В дверь постучали, вошел Николай — высокий, голубоглазый.
Свежий цвет лица, зачесанные назад золотистые волосы молодили Николая, по первому впечатлению он выглядел двадцатипятилетним, лишь присмотревшись, можно было заметить морщинки на лбу и у глаз. Держался он уверенно и спокойно.
Все принялись за еду.
Когда убрали со стола, Николай стал расспрашивать Хайдаркула, а Умар-джан переводил.
— Какие новости в Бухаре?
— Да с виду тихо, спокойно... Правда, муллы подняли крик из-за железной дороги, которую будто бы собираются провести и Бухару. Но разнесся слух, что белый царь испугался мулл и будет строить станцию за городом.
Николай резко заговорил:
— Это все обман! Наверное, духовенство надеется извлечь пользу из этой заварухи, вот и подняли шум!
— Наверно, так! — поддержал Хайдаркул.— Казикалон устроил своего сына главным раисом Бухары. Но далеко не все этого хотели, например, кушбеги...
— Вот видите! Хотят пыль поднять, сквозь пыль-то не очень разглядишь, в чем дело... Пошумят, возбудят страсти, напугают эмира, это им только и нужно!
— Сегодня казикалон послал политическому агенту белого царя два кожаных сундука с подарками, это я видел собственными глазами.
— Понятно! Ему надо подкупить русского политического агента, перетянуть на свою сторону. Но и политический агент не дурак. Подарки он примет, а потом сделает то, что ему покажется более выгодным. А от этой грязной возни страдает народ.
Хайдаркул снова распалился:
— Всех этих подлецов проклятых уничтожить надо! Я готов на все! Прямо сейчас пойду убью Гани-джан-бая!.. Потом отправлю в ад миршаба, казикалона, потом...
Николай, видя, с какой страстностью Хайдаркул говорит, прервал его и попросил Умар-джана перевести.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Жил Умар-джан недалеко от депо. Деревянный забор ограждал небольшой дворик, где стоял его маленький дом.
В крохотной передней находилась железная плитка, на которой варилась шурпа, из чугунного котелка вовсю шел пар, распространяя аппетитный запах. Тут же кипел чайник.
У плиты хозяйничал Амон. В первое мгновение Хайдаркул не узнал юношу, так он изменился после ухода из страшного убежища Ходжа-Убон. На нем синяя бумазеевая косоворотка с маленькими перламутровыми пуговицами, заправленная в черные брюки, вид у него очень бравый. На голове — черная бархатная тюбетейка, на ногах поношенные, но еще вполне приличные сапоги. Щеки пополнели и гладко выбриты, в глазах появился радостный блеск.
— Здравствуйте, дорогой Хайдаркул! - воскликнул юноша.—Пришли наконец!
Амон двинулся к нему навстречу, обнял Хайдаркула, как родного брата.
— Вот, оказывается, кто! А я думаю — что за русский в тюбетейке? Ну, как живете-можете? Забыли о своих горестях и печалях?
— Слава богу, слава богу! — радостно воскликнул Амон.— Сжалился бог надо мной. Но не ему — вам я обязан, вашей помощи... И вот брату моему, Умар-джану, приютил он меня, избавил от забот... Ни о воде, ни о дровах думать не приходится. Мне сейчас хорошо, очень хорошо... Работаю в депо. Вижу столько нового, интересного, что и во сне не снилось. Какие есть ученые, знающие люди, мне у них учиться надо!..
Умар-джан тем временем пригласил гостей в комнату. Все сели за стол. Амон принес чай, а Умар-джан, сказав, как полагается, добро пожаловать, тут же добавил:
— Простите, я в рабочей одежде к столу сел. Надо переодеться.
Он вышел в переднюю. И тут Хайдаркул сообщил Амону, что отец его внезапно умер. Все имущество, дом и землю помощник казия записал за своей дочерью, а в действительности прибрал к своим рукам.
— Если хотите, можете заявить протест и получить полагающееся вам по закону наследство,— закончил свой рассказ Хайдаркул.
— Нет, дядюшка,— отрезал Амон.-— Мне опротивел тот дом и те земли. Не нужно мне это наследство, оно мне все равно что головная боль. Даст бог здоровья и силы — мне больше ничего не надо! Разве у них что отберешь?! Они соломинку из рук своих не выпустят! Если затевать с ними дело, они еще пуще разъярятся, начнут преследовать,— чего доброго, опять в сумасшедший дом упекут! Нет уж, пропади оно пропадом, это наследство! Обойдусь!.. Я подал заявление, хочу в русское подданство перейти... В наш кишлак никогда не вернусь!
Хайдаркул задумчиво смотрел на Амона
— Знаешь,— сказал он, повременив, я думаю, что твой отец не своей смертью умер. Кое-кто у него же научился, как действовать...
Амон вспыхнул от гнева.
-- Ну и пусть их давят друг друга! Посмотрим, до/но ли это будет продолжаться. Ничего, настанет и их черед! Дождемся того дня, когда эти кровожадные шакалы будут уничтожены Мы отомстим, мы отомстим!
— Непременно! — подхватил слова Амона вошедший Умар-джан. Он переоделся в новенькую синюю сатиновую рубашку, серые форменные брюки и черные башмаки. — Не сомневаюсь, что их черед придет, непременно придет! Но этот день не придет сам собой, нет. Это мы, мы, которых угнетали, обманывали, преследовали, морили голодом, мы должны добиться своего, воздать им по заслугам!
— А что мы сейчас можем сделать? - нетерпеливо спросил Амон. Их всех надо поубивать, одного за другим,— яростно воскликнул
Хайдаркул. - Ох, попади только мне в руки Гани-джан-бай, я ему покажу, с такой музыкой отправлю в ад, что вы скажете: вот молодец!
Умар-джан спокойно выслушал горячую речь Хайдаркула и улыбнулся:
— Нет, я не скажу — вот молодец.
— Почему? Неужели тебе жалко бая?
— Что ты? Ни один баран не пожалеет волка, чего же мне-то жалеть бая? Но, убив одного бая, мы ничего не добьемся.
— Э, зато я отомщу этому извергу! Гани-джан-бай — самый опасный, самый лютый враг бедняков. Это не человек, змея, коварная змея! Он сумел обмануть, заморочить голову Асо, такому честному, доброму и разумному парню! Он так ловко действовал, что юноша поверил, будто бай женит его на Фирузе. Об этом я и пришел вам рассказать, посоветоваться, что делать.
И Хайдаркул подробно рассказал все, что ему удалось урывками узнать о Фирузе и Асо.
— Я думал, Асо лучше разбирается в людях,— закончил Хайдаркул свой рассказ.
— Любовь ослепила его,— задумчиво сказал Амон.
— Ничего, прозреет!—спокойно заключил Умар-джан.— Вы ему разъясните, поучите уму-разуму... Если слова не помогут, жизнь глаза раскроет!
— Это так, жизнь научит, но уж больно дороги ее уроки!.. Бывает, что и самой жизнью приходится заплатить.
Хайдаркул умолк и загрустил.
— Да, горька правда жизни, но уж ее человек никогда не забудет! — сказал Умар-джан и тут же перевел разговор на другое: — Хорошо мы гостя угощаем, Амон-джан! Как говорится, соловья баснями не кормят. Подавайте шурпу — наверное, уже готова.
Хозяева засуетились, один из них расстелил скатерть, другой начал разливать шурпу.
В дверь постучали, вошел Николай — высокий, голубоглазый.
Свежий цвет лица, зачесанные назад золотистые волосы молодили Николая, по первому впечатлению он выглядел двадцатипятилетним, лишь присмотревшись, можно было заметить морщинки на лбу и у глаз. Держался он уверенно и спокойно.
Все принялись за еду.
Когда убрали со стола, Николай стал расспрашивать Хайдаркула, а Умар-джан переводил.
— Какие новости в Бухаре?
— Да с виду тихо, спокойно... Правда, муллы подняли крик из-за железной дороги, которую будто бы собираются провести и Бухару. Но разнесся слух, что белый царь испугался мулл и будет строить станцию за городом.
Николай резко заговорил:
— Это все обман! Наверное, духовенство надеется извлечь пользу из этой заварухи, вот и подняли шум!
— Наверно, так! — поддержал Хайдаркул.— Казикалон устроил своего сына главным раисом Бухары. Но далеко не все этого хотели, например, кушбеги...
— Вот видите! Хотят пыль поднять, сквозь пыль-то не очень разглядишь, в чем дело... Пошумят, возбудят страсти, напугают эмира, это им только и нужно!
— Сегодня казикалон послал политическому агенту белого царя два кожаных сундука с подарками, это я видел собственными глазами.
— Понятно! Ему надо подкупить русского политического агента, перетянуть на свою сторону. Но и политический агент не дурак. Подарки он примет, а потом сделает то, что ему покажется более выгодным. А от этой грязной возни страдает народ.
Хайдаркул снова распалился:
— Всех этих подлецов проклятых уничтожить надо! Я готов на все! Прямо сейчас пойду убью Гани-джан-бая!.. Потом отправлю в ад миршаба, казикалона, потом...
Николай, видя, с какой страстностью Хайдаркул говорит, прервал его и попросил Умар-джана перевести.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116