Пекусь о спокойствии и безопасности его подданных, исполняю поручения вашего превосходительства. Но считаю неудобным часто беспокоить вашу милость, уж извините.
— Само собой разумеется, что мы с вами преданные слуги его высочества. И незачем это повторять, говоря об исполнении своих служебных обязанностей. Зато почаще следует докладывать о положении в городе, о поведении подданных, делиться с нами своими соображениями. Тут нечего стесняться!..
— Ваше превосходительство...
— Я ведь предупреждал вас, следите за учащимися, обуздывайте их. Сообщайте мне об их поведении. А вы что делали?
— Ваше превосходительство, я стараюсь, слежу неусыпно,— засуетился миршаб.
— Да? А что вы сделали, например, с этим Махсумом?
— О, проклятый! Он провел меня подлейшим образом! Я только искал, повода арестовать его после того, как он оскорбил меня, опозорил перед всеми...
— И вы не смогли осуществить это из-за его побега в Россию!
— Что поделаешь, в Бухаре одиннадцать ворот, и они открыты с утра до вечера.
— Надо было поторопиться с арестом! В Бухаре и без Махсума хватает головорезов! Они своевольничают, нарушают порядок, смущают людей... Вчера я получил указ от его высочества, он всех нас называет дармоедами, бездельниками! И он прав, под самым носом у нас тащат лакомые куски, а мы и в ус не дуем. Вы думаете, если русский царь хорошо к нам относится, мы можем спать спокойно? Отнюдь нет! И среди русских разные люди бывают, есть хорошие, полезные нам люди, а есть очень вредные, и такие махсумы якшаются с ними, набираются вредного духа, а потом сеют недовольство среди мусульман. Нужно смотреть в оба, быть всегда начеку!
— Да я всегда рад стараться!— проговорил миршаб, а про себя подумал: Сам кушбеги к русским тянется, с российским политическим агентом заодно, к чему же говорить все это? Может, хочет таким образом замазать свои заигрывания с русским? Хорошие ли русские, плохие ли — какое ему до этого дело! Какие есть — пусть такие и будут!
Миршабу хотелось поскорее узнать, зачем вызвал его кушбеги, и получить разрешение уйти.
Ведь его ждет еще казикалон. Но по виду Остонакула нельзя было надеяться, что его скоро отпустят, разговор обещал быть продолжительным.
Кушбеги взял со стола папку и начал рыться в ней, ища какую-то бумагу. Наконец, видимо не найдя того, что искал, он отложил папку и пристально посмотрел на миршаба.
— Насколько мне известно, до сих пор не найден разбойник, пырнувший ножом Гани-джан-бая. Почему? Вчера я получил от бая жалобу. К тому же исчезла и одна из его рабынь. Что же получается, мне, что ли, вместо вас расследовать эти дела?! Бухара поручена вам! Мы не допытываемся, каковы ваши доходы, откуда они, сколько людей у вас и что за люди... Поступающие на вас жалобы мы даже не читаем. Чего же вы еще хотите?
— Ваше превосходительство...
— Так нельзя работать на государственной службе. До меня дошли слухи, что вы якшаетесь с вашими подчиненными, играете в азартные игры, развлекаетесь с безбородыми юнцами и бог его знает какими еще занимаетесь недостойными делами...
— Клевета, ваша милость, клевета!
— Вы уже не в том возрасте,— мягче заговорил кушбеги,— любимый сын ваш Замонбек уже созрел для женитьбы, у старшей дочери дети, следовательно, ваши внуки... Пора вам заняться политикой. Возьмите пример с меня. Чего я только не вытворял в молодости! А потом прочел прощальную молитву, сказал аминь и вот достиг поста кушбеги. Мои мысли целиком посвящены государственным делам, политике.
— Ваша милость...
— Наша задача — не раздражать его высочество. Мы должны ублаготворять нашу знать, духовенство, ограждать цветы страны — богатых купцов, баев — от происков разбойников и голытьбы. Тем самым мы упрочим свое положение, наш пост будет незыблем.
— Ваша милость...
— Ну, кажется, все, можете идти. Не забывайте лишь о том, что я говорил. И имейте в виду: к началу месяца нужно поднести его высочеству подарки, в том числе красивую девушку, а еще лучше красавчика юношу...
— Слушаюсь, ваше превосходительство!
— А что до дела Гани-джан-бая, то не складывайте оружия! Не может быть, чтобы ваши люди в конце концов не нашли того негодяя!..
— Нашли, нашли!— воскликнул миршаб и рассказал, что следы привели следопытов к хаузу Арбоб.
— Ну, а дальше что было?— нетерпеливо спросил кушбеги. Миршаб растерялся:
— Вот то-то и оно... Неизвестно, то ли проклятый Хайдаркул сам поскользнулся и упал в хауз, то ли его кто-то стукнул и сбросил туда. В том месте, где река выходит из-под земли, обнаружились его следы, но они переплелись со многими другими следами и потерялись. Мы спустили ныряльщиков, но они вернулись ни с чем.
Миршаб задыхался от жары и волнения.
— Все кругом обыскали, и мечеть, и медресе, но след пропал. Учащиеся и служки из мечети сказали, что слышали со стороны водоема крики среди ночи, но боялись выйти...
— И вы им поверили?
— Я бы не поверил, но...
— Забудьте о своих но и действуйте,— резко прервал кушбеги.— Господь бог вас умом не обидел, одарил богатством, дал в руки власть, чего же еще вам надо?
— Ваша милость...
— Ну, так знайте, если через неделю дело Гани-джан-бая не будет благополучно завершено, нам с вами не поздоровится.
Кушбеги жестом дал понять, что миршаб может идти. Это не сулило ничего хорошего, миршаб почувствовал, что над ним сгустились грозовые тучи.
К казикалону миршаб явился запыхавшись, когда тот уже успел прочитать вечернюю молитву и собирался приступить к трапезе в обществе своих друзей и родственников.
— Поспел, вот хорошо! Как говорится в таких случаях: значит, теща меня любит,— пошутил миршаб.— Подумать только, что я мог лишиться такого плова с курицей!
— Дело не в любви, а в том, что вам вообще везет,— подхватил шутку верховный судья,— еда сама в рот лезет, вот потому и поспели. Ну, присаживайтесь.
После плова ели дыню, затем казикалон долго молился и наконец произнес аминь. Это означало, что он отпускает гостей. Один за другим они поднялись с места и попросили разрешения уйти. А казикалон, пригласив своего сына-раиса и миршаба, уединился с ними в другой комнате.
— Ну,— сказал он,— что у вас нового?
— По милости его высочества и вашими заботами,— подобострастно начал миршаб,— всюду царят мир и тишина.
— Это нам известно,— проворчал казикалон,— дайте что-нибудь посвежее!
— Вы, кажется, были у этого мудреца-шиита,— вступил в разговор раис.— Что же он изрекает?
— Говорит, есть жалобы на нас...
— Вы поосторожней с этим иранцем,— прервал раис.— Нетрудное дело самому сочинить жалобы или попросить кого-нибудь написать... Ваш иранец — мастер на такие дела.
— Да, да,— воскликнул казикалон,— наш кушбеги-иранец очень хитрый! Слова не скажет понапрасну, без задней мысли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
— Само собой разумеется, что мы с вами преданные слуги его высочества. И незачем это повторять, говоря об исполнении своих служебных обязанностей. Зато почаще следует докладывать о положении в городе, о поведении подданных, делиться с нами своими соображениями. Тут нечего стесняться!..
— Ваше превосходительство...
— Я ведь предупреждал вас, следите за учащимися, обуздывайте их. Сообщайте мне об их поведении. А вы что делали?
— Ваше превосходительство, я стараюсь, слежу неусыпно,— засуетился миршаб.
— Да? А что вы сделали, например, с этим Махсумом?
— О, проклятый! Он провел меня подлейшим образом! Я только искал, повода арестовать его после того, как он оскорбил меня, опозорил перед всеми...
— И вы не смогли осуществить это из-за его побега в Россию!
— Что поделаешь, в Бухаре одиннадцать ворот, и они открыты с утра до вечера.
— Надо было поторопиться с арестом! В Бухаре и без Махсума хватает головорезов! Они своевольничают, нарушают порядок, смущают людей... Вчера я получил указ от его высочества, он всех нас называет дармоедами, бездельниками! И он прав, под самым носом у нас тащат лакомые куски, а мы и в ус не дуем. Вы думаете, если русский царь хорошо к нам относится, мы можем спать спокойно? Отнюдь нет! И среди русских разные люди бывают, есть хорошие, полезные нам люди, а есть очень вредные, и такие махсумы якшаются с ними, набираются вредного духа, а потом сеют недовольство среди мусульман. Нужно смотреть в оба, быть всегда начеку!
— Да я всегда рад стараться!— проговорил миршаб, а про себя подумал: Сам кушбеги к русским тянется, с российским политическим агентом заодно, к чему же говорить все это? Может, хочет таким образом замазать свои заигрывания с русским? Хорошие ли русские, плохие ли — какое ему до этого дело! Какие есть — пусть такие и будут!
Миршабу хотелось поскорее узнать, зачем вызвал его кушбеги, и получить разрешение уйти.
Ведь его ждет еще казикалон. Но по виду Остонакула нельзя было надеяться, что его скоро отпустят, разговор обещал быть продолжительным.
Кушбеги взял со стола папку и начал рыться в ней, ища какую-то бумагу. Наконец, видимо не найдя того, что искал, он отложил папку и пристально посмотрел на миршаба.
— Насколько мне известно, до сих пор не найден разбойник, пырнувший ножом Гани-джан-бая. Почему? Вчера я получил от бая жалобу. К тому же исчезла и одна из его рабынь. Что же получается, мне, что ли, вместо вас расследовать эти дела?! Бухара поручена вам! Мы не допытываемся, каковы ваши доходы, откуда они, сколько людей у вас и что за люди... Поступающие на вас жалобы мы даже не читаем. Чего же вы еще хотите?
— Ваше превосходительство...
— Так нельзя работать на государственной службе. До меня дошли слухи, что вы якшаетесь с вашими подчиненными, играете в азартные игры, развлекаетесь с безбородыми юнцами и бог его знает какими еще занимаетесь недостойными делами...
— Клевета, ваша милость, клевета!
— Вы уже не в том возрасте,— мягче заговорил кушбеги,— любимый сын ваш Замонбек уже созрел для женитьбы, у старшей дочери дети, следовательно, ваши внуки... Пора вам заняться политикой. Возьмите пример с меня. Чего я только не вытворял в молодости! А потом прочел прощальную молитву, сказал аминь и вот достиг поста кушбеги. Мои мысли целиком посвящены государственным делам, политике.
— Ваша милость...
— Наша задача — не раздражать его высочество. Мы должны ублаготворять нашу знать, духовенство, ограждать цветы страны — богатых купцов, баев — от происков разбойников и голытьбы. Тем самым мы упрочим свое положение, наш пост будет незыблем.
— Ваша милость...
— Ну, кажется, все, можете идти. Не забывайте лишь о том, что я говорил. И имейте в виду: к началу месяца нужно поднести его высочеству подарки, в том числе красивую девушку, а еще лучше красавчика юношу...
— Слушаюсь, ваше превосходительство!
— А что до дела Гани-джан-бая, то не складывайте оружия! Не может быть, чтобы ваши люди в конце концов не нашли того негодяя!..
— Нашли, нашли!— воскликнул миршаб и рассказал, что следы привели следопытов к хаузу Арбоб.
— Ну, а дальше что было?— нетерпеливо спросил кушбеги. Миршаб растерялся:
— Вот то-то и оно... Неизвестно, то ли проклятый Хайдаркул сам поскользнулся и упал в хауз, то ли его кто-то стукнул и сбросил туда. В том месте, где река выходит из-под земли, обнаружились его следы, но они переплелись со многими другими следами и потерялись. Мы спустили ныряльщиков, но они вернулись ни с чем.
Миршаб задыхался от жары и волнения.
— Все кругом обыскали, и мечеть, и медресе, но след пропал. Учащиеся и служки из мечети сказали, что слышали со стороны водоема крики среди ночи, но боялись выйти...
— И вы им поверили?
— Я бы не поверил, но...
— Забудьте о своих но и действуйте,— резко прервал кушбеги.— Господь бог вас умом не обидел, одарил богатством, дал в руки власть, чего же еще вам надо?
— Ваша милость...
— Ну, так знайте, если через неделю дело Гани-джан-бая не будет благополучно завершено, нам с вами не поздоровится.
Кушбеги жестом дал понять, что миршаб может идти. Это не сулило ничего хорошего, миршаб почувствовал, что над ним сгустились грозовые тучи.
К казикалону миршаб явился запыхавшись, когда тот уже успел прочитать вечернюю молитву и собирался приступить к трапезе в обществе своих друзей и родственников.
— Поспел, вот хорошо! Как говорится в таких случаях: значит, теща меня любит,— пошутил миршаб.— Подумать только, что я мог лишиться такого плова с курицей!
— Дело не в любви, а в том, что вам вообще везет,— подхватил шутку верховный судья,— еда сама в рот лезет, вот потому и поспели. Ну, присаживайтесь.
После плова ели дыню, затем казикалон долго молился и наконец произнес аминь. Это означало, что он отпускает гостей. Один за другим они поднялись с места и попросили разрешения уйти. А казикалон, пригласив своего сына-раиса и миршаба, уединился с ними в другой комнате.
— Ну,— сказал он,— что у вас нового?
— По милости его высочества и вашими заботами,— подобострастно начал миршаб,— всюду царят мир и тишина.
— Это нам известно,— проворчал казикалон,— дайте что-нибудь посвежее!
— Вы, кажется, были у этого мудреца-шиита,— вступил в разговор раис.— Что же он изрекает?
— Говорит, есть жалобы на нас...
— Вы поосторожней с этим иранцем,— прервал раис.— Нетрудное дело самому сочинить жалобы или попросить кого-нибудь написать... Ваш иранец — мастер на такие дела.
— Да, да,— воскликнул казикалон,— наш кушбеги-иранец очень хитрый! Слова не скажет понапрасну, без задней мысли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116