Шторы спущены, двери кругом заперты, и никого не принимает.
– Она с Степаненко сидит.
– То-то, что же это там за секреты вдруг?
– Да так, друг друга на выгонки пугают.
Райнер засмеялся.
– Комедия, право, – весело вставил доктор, – трус труса пугает. Вот, Райнер, нет у нас знакомого полицейского, надеть бы мундир да в дверь. Только дух бы сильный пошёл.
Райнер опять засмеялся.
– А что на сходке? – спросил доктор.
– Ах, тоже бестолковщина. Начнут о деле, а свернут опять на шпионов.
– Вы заходили к Бахаревым?
– Да, на минутку был, – ответил Райнер довольно сухо и как бы вовсе нехотя. Доктор перестал спрашивать и продолжал чтение. Райнер остался у него ночевать, разделся и тотчас же уснул. Утром Райнер с доктором собирались выйти вместе и, снаряжаясь, пошучивали над вчерашним экстренным заседанием у маркизы. Райнер говорил, что ему надо ехать в Петербург, что его вызывают.
В это время в воротах двора показался высокий человек в волчьей шубе с капюшоном и в киверообразной фуражке. Он докликался дворника, постоял с ним с минуту и пошёл прямо в квартиру Розанова. Розанов все это видел из окна и никак не мог понять, что бы это за посетитель такой?
Через минуту это объяснилось: это был лакей генерала Стрепетова, объявивший, что генерал приказали кланяться и просят побывать у них сегодня вечером. Лакей ничего не сказал больше.
Доктор обещался прийти. Целый день он ломал себе голову, отыскивая причину этого приглашения и путаясь в разных догадках. Райнера тоже это занимало. Вечером, в половине восьмого часа, Розанов выпил наскоро стакан чаю, вышел из дома, сторговал извозчика на Мясницкую и поехал.
На Мясницкой доктор остановился у невысокого каменного дома с мезонином и вошёл в калитку. Вечер был тёмный, как вообще осенние вечера в серединной России, и дом, выкрашенный грязножелтою краскою, смотрел нелюдимо и неприветливо. В двух окнах ближе к старинному крыльцу светилось, а далее в окнах было совсем черно, и только в одном из них вырезалась слабая полоска света, падавшего из какого-то другого помещения. В передней на жёлтом конике сидел довольно пожилой лакей и сладко клевал носом. Около него, облокотясь руками на стол, спал казачок. В передней было чисто: стояла ясеневая вешалка с военными шинелями, пальто и тулупчиком, маленький столик, зеркало и коник, а на стене висел жестяной подсвечник с зеркальным рефлектором, такой подсвечник, какой в Москве почему-то называется «передней лампой».
При входе доктора старый лакей проснулся и толкнул казачка, который встал, потянулся и опять опустился на коник.
Розанову вся эта обстановка несколько напоминала губернские нравы.
– Дома генерал? – спросил он лакея.
– У себя-с, – ответил старик.
– Могу я его видеть?
– Вы чиновник?
– Нет, не чиновник, – ответил доктор.
– Пожалуйте, – ласково пригласил старик, вешая докторское пальто.
– Кто же доложит обо мне? – спросил доктор. – Надо доложить, что Розанов, за которым Александр Павлович присылал нынче утром.
– Пожалуйте, пожалуйте, докладывать не надо. Я вот только посвечу вам: генерал в своём кабинете, в мезонине.
Доктор, следуя за лакеем, прошёл через залу, которая при минутном освещении обратила на себя его внимание крайнею простотою убранства; затем они повернули в коридор и стали подниматься по деревянной лестнице.
Дойдя до поворота, где лестница образовывала небольшую площадку, лакей со свечою остановился и, сделав доктору знак, пропустил его вперёд. Доктор один, без провожатого, поднялся на вторую половину лестницы и очутился в довольно большой комнате, где за столом сидел весьма почтённый человек и читал газету.
При появлении доктора человек встал, окинул его с ног до головы спокойным, умным взглядом и, взявшись за ручку одной из боковых дверей, произнёс вполголоса:
– Пожалуйте.
В отворённую дверь Розанов увидел ещё большую комнату с диванами и большим письменным столом посредине. На этом столе горели две свечи и ярко освещали величественную фигуру колоссального седого орла. Этот орёл был генерал Стрепетов.
Генерал Стрепетов сидел на кресле по самой середине стола и, положив на руки большую белую голову, читал толстую латинскую книжку. Он был одет в серый тулупчик на лисьем меху, синие суконные шаровары со сборками на животе и без галстука. Ноги мощного старика, обутые в узорчатые азиатские сапоги, покоились на раскинутой под столом медвежьей шкуре.
При входе доктора генерал поднял голову, покрыл ладонью глаза и, всмотревшись в гостя, произнёс:
– Прошу покорно.
Доктор поклонился.
– Очень благодарен, что пожаловали, – сказал опять Стрепетов и, указывая на стул, стоявший сбоку стола, добавил: – прошу садиться.
Доктор ничего не ответил и молча сел на указанный ему стул.
Стрепетов вынул из кармана синий фуляр с белыми кольцами, осмотрел его и, громко высморкавшись, спросил:
– Вы ведь из революционеров?
Розанов смешался. Стрепетов, свёртывая платок, взглядывал исподлобья на Розанова.
– Это нехорошо отрекаться от своего звания, – заметил Стрепетов после довольно долгой паузы.
– Я не знаю, что вы хотите сказать этим? – проговорил смущённый Розанов.
Стрепетов посмотрел на него и, не сводя своего орлиного взгляда, сверкавшего из-под белых волос, начал:
– Я вас сконфузил. Это утешительно: значит, вы действительно ещё русский человек, своего смысла не утратили. Чувствуете, что затевают дело неладное.
Доктор выжидал, что будет далее.
– Р-е-в-о-л-ю-ц-и-я! – произнёс с большою расстановкою Стрепетов. – Это какое слово? Слышите будто что-то как нерусское, а? С кем же вы хотите делать революцию на Руси?
– Вы мне, Александр Павлович, уже раз заметили, что я отрекаюсь от своего звания, а мне и ещё раз придётся отречься. Я никакой революции не затеваю.
– Верю. Ну, а другие?
– Почём же мне знать, что думают другие! «У всякого барона своя фантазия».
– У всякого есть свой царь в голове, говорится по-русски – заметил Стрепетов. – Ну, а я с вами говорю о тех, у которых свой царь-то в отпуске. Вы ведь их знаете, а Стрепетов старый солдат, а не сыщик, и ему, кроме плутов и воров, все верят.
– И я вам верю, – произнёс Розанов, смело и откровенно глядя в грозное лицо старика.
Теперешний Стрепетов был не похож на Стрепетова, сидевшего вчера на лавочке бульвара. Он был суров и гневен. Умный лоб его морщился, брови сдвигались, он шевелил своими большими губами и грозно смотрел в сторону из-под нависших бровей. Даже белый стог волос на его голове как будто двигался и шевелился.
«Недаром тобой детей-то пугали», – подумал Розанов, сидя спокойно и храня мёртвое молчание.
Это тянулось несколько минут.
– Асессор! – крикнул наконец Стрепетов, ударяя два раза в ладоши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185
– Она с Степаненко сидит.
– То-то, что же это там за секреты вдруг?
– Да так, друг друга на выгонки пугают.
Райнер засмеялся.
– Комедия, право, – весело вставил доктор, – трус труса пугает. Вот, Райнер, нет у нас знакомого полицейского, надеть бы мундир да в дверь. Только дух бы сильный пошёл.
Райнер опять засмеялся.
– А что на сходке? – спросил доктор.
– Ах, тоже бестолковщина. Начнут о деле, а свернут опять на шпионов.
– Вы заходили к Бахаревым?
– Да, на минутку был, – ответил Райнер довольно сухо и как бы вовсе нехотя. Доктор перестал спрашивать и продолжал чтение. Райнер остался у него ночевать, разделся и тотчас же уснул. Утром Райнер с доктором собирались выйти вместе и, снаряжаясь, пошучивали над вчерашним экстренным заседанием у маркизы. Райнер говорил, что ему надо ехать в Петербург, что его вызывают.
В это время в воротах двора показался высокий человек в волчьей шубе с капюшоном и в киверообразной фуражке. Он докликался дворника, постоял с ним с минуту и пошёл прямо в квартиру Розанова. Розанов все это видел из окна и никак не мог понять, что бы это за посетитель такой?
Через минуту это объяснилось: это был лакей генерала Стрепетова, объявивший, что генерал приказали кланяться и просят побывать у них сегодня вечером. Лакей ничего не сказал больше.
Доктор обещался прийти. Целый день он ломал себе голову, отыскивая причину этого приглашения и путаясь в разных догадках. Райнера тоже это занимало. Вечером, в половине восьмого часа, Розанов выпил наскоро стакан чаю, вышел из дома, сторговал извозчика на Мясницкую и поехал.
На Мясницкой доктор остановился у невысокого каменного дома с мезонином и вошёл в калитку. Вечер был тёмный, как вообще осенние вечера в серединной России, и дом, выкрашенный грязножелтою краскою, смотрел нелюдимо и неприветливо. В двух окнах ближе к старинному крыльцу светилось, а далее в окнах было совсем черно, и только в одном из них вырезалась слабая полоска света, падавшего из какого-то другого помещения. В передней на жёлтом конике сидел довольно пожилой лакей и сладко клевал носом. Около него, облокотясь руками на стол, спал казачок. В передней было чисто: стояла ясеневая вешалка с военными шинелями, пальто и тулупчиком, маленький столик, зеркало и коник, а на стене висел жестяной подсвечник с зеркальным рефлектором, такой подсвечник, какой в Москве почему-то называется «передней лампой».
При входе доктора старый лакей проснулся и толкнул казачка, который встал, потянулся и опять опустился на коник.
Розанову вся эта обстановка несколько напоминала губернские нравы.
– Дома генерал? – спросил он лакея.
– У себя-с, – ответил старик.
– Могу я его видеть?
– Вы чиновник?
– Нет, не чиновник, – ответил доктор.
– Пожалуйте, – ласково пригласил старик, вешая докторское пальто.
– Кто же доложит обо мне? – спросил доктор. – Надо доложить, что Розанов, за которым Александр Павлович присылал нынче утром.
– Пожалуйте, пожалуйте, докладывать не надо. Я вот только посвечу вам: генерал в своём кабинете, в мезонине.
Доктор, следуя за лакеем, прошёл через залу, которая при минутном освещении обратила на себя его внимание крайнею простотою убранства; затем они повернули в коридор и стали подниматься по деревянной лестнице.
Дойдя до поворота, где лестница образовывала небольшую площадку, лакей со свечою остановился и, сделав доктору знак, пропустил его вперёд. Доктор один, без провожатого, поднялся на вторую половину лестницы и очутился в довольно большой комнате, где за столом сидел весьма почтённый человек и читал газету.
При появлении доктора человек встал, окинул его с ног до головы спокойным, умным взглядом и, взявшись за ручку одной из боковых дверей, произнёс вполголоса:
– Пожалуйте.
В отворённую дверь Розанов увидел ещё большую комнату с диванами и большим письменным столом посредине. На этом столе горели две свечи и ярко освещали величественную фигуру колоссального седого орла. Этот орёл был генерал Стрепетов.
Генерал Стрепетов сидел на кресле по самой середине стола и, положив на руки большую белую голову, читал толстую латинскую книжку. Он был одет в серый тулупчик на лисьем меху, синие суконные шаровары со сборками на животе и без галстука. Ноги мощного старика, обутые в узорчатые азиатские сапоги, покоились на раскинутой под столом медвежьей шкуре.
При входе доктора генерал поднял голову, покрыл ладонью глаза и, всмотревшись в гостя, произнёс:
– Прошу покорно.
Доктор поклонился.
– Очень благодарен, что пожаловали, – сказал опять Стрепетов и, указывая на стул, стоявший сбоку стола, добавил: – прошу садиться.
Доктор ничего не ответил и молча сел на указанный ему стул.
Стрепетов вынул из кармана синий фуляр с белыми кольцами, осмотрел его и, громко высморкавшись, спросил:
– Вы ведь из революционеров?
Розанов смешался. Стрепетов, свёртывая платок, взглядывал исподлобья на Розанова.
– Это нехорошо отрекаться от своего звания, – заметил Стрепетов после довольно долгой паузы.
– Я не знаю, что вы хотите сказать этим? – проговорил смущённый Розанов.
Стрепетов посмотрел на него и, не сводя своего орлиного взгляда, сверкавшего из-под белых волос, начал:
– Я вас сконфузил. Это утешительно: значит, вы действительно ещё русский человек, своего смысла не утратили. Чувствуете, что затевают дело неладное.
Доктор выжидал, что будет далее.
– Р-е-в-о-л-ю-ц-и-я! – произнёс с большою расстановкою Стрепетов. – Это какое слово? Слышите будто что-то как нерусское, а? С кем же вы хотите делать революцию на Руси?
– Вы мне, Александр Павлович, уже раз заметили, что я отрекаюсь от своего звания, а мне и ещё раз придётся отречься. Я никакой революции не затеваю.
– Верю. Ну, а другие?
– Почём же мне знать, что думают другие! «У всякого барона своя фантазия».
– У всякого есть свой царь в голове, говорится по-русски – заметил Стрепетов. – Ну, а я с вами говорю о тех, у которых свой царь-то в отпуске. Вы ведь их знаете, а Стрепетов старый солдат, а не сыщик, и ему, кроме плутов и воров, все верят.
– И я вам верю, – произнёс Розанов, смело и откровенно глядя в грозное лицо старика.
Теперешний Стрепетов был не похож на Стрепетова, сидевшего вчера на лавочке бульвара. Он был суров и гневен. Умный лоб его морщился, брови сдвигались, он шевелил своими большими губами и грозно смотрел в сторону из-под нависших бровей. Даже белый стог волос на его голове как будто двигался и шевелился.
«Недаром тобой детей-то пугали», – подумал Розанов, сидя спокойно и храня мёртвое молчание.
Это тянулось несколько минут.
– Асессор! – крикнул наконец Стрепетов, ударяя два раза в ладоши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185