– За Сергеем, – вздохнув, отвечала Варвара Ивановна, не глядя на мужа.
– Серёжу арестуют?
– Ведь видите; что же тут ещё спрашивать?
– Наша печальная обязанность… – начал было надзиратель, но в залу вошёл Сергей Богатырёв. Он дрожал как в лихорадке и старался держать себя как можно смелее.
– За мной? – спросил он.
– За вами.
– Что ж, я готов.
У него стукнули зубы.
– Лошади внизу, – спокойно отвечал надзиратель, – но мне для порядка нужно взглянуть на вашу комнату. Там, конечно, ничего нет?
– Не знаю, может быть, что-нибудь и есть, – отвечал бледный студент.
– Серёжа! Серёжа! что ты говоришь? – простонала с упрёком Варвара Ивановна.
– Я верю на слово вашей матушке, – с достоинством сказал надзиратель, – и прошу вас собраться.
Варвара Ивановна взяла сына в спальню, дала ему пачку ассигнаций, заплакала, долго-долго его крестила и, наконец, вывела в залу. Здесь арестант простился ещё раз с матерью, с отцом, с лакеем и дрожащими ногами вышел из дома. Долго они ехали молча в открытых дрожках надзирателя, наконец тому надоело это.
– Послушайте, – сказал он, –мне жаль вашу мать: я сам имею детей. Если вы можете скрыться из Москвы, я пущу вас и скажу, что не нашёл вас дома. А между тем все это кончится и вы возвратитесь.
– Вы! вы меня пустите?
– Да, пущу. Со мной не было понятых. Если вы дадите слово удирать отсюда подальше, я пущу вас.
– О, клянусь вам.
– Не клянитесь, я и так поверю.
– Я уеду в Рязань.
– Ступайте.
– Только нет подорожной.
– Какой вздор. Были бы деньги. Возьмите вольных у Рогожской.
Сергей Богатырёв предложил надзирателю ассигнацию, от которой тот благодарно отказался, потом спрыгнул с дрожек, взял первого ваньку и запрыгал к Рогожской.
– Что? – спросила Варвара Ивановна мужа, когда надзиратель вышел с Серёжей за двери.
– Пропадёт теперь.
– Не, теперь нюни: «пропадёт», – передразнила Варвара Ивановна.
– Господа! – крикнула она студентам, войдя в комнату сына. – Вы видели, что было с Серёжей? За это я вам обязана: вчера была сходка, а сегодня арестант. Прошу вас оставить мой дом.
Студенты только этого теперь и желали.
– А вы у меня ни во что не смейте мешаться, – пригрозила она стоявшему посреди залы мужу, – не смейте ничего рассказывать: Серж через три дня будет в Богатыревке.
– Ка-а-к?
– Т-а-а-к, как вы не знаете, – проговорила Варвара Ивановна, отходя в свою комнату. И Алексей Сергеевич до самого рассвета простоял в зале. Обстоятельства совершенно смутили его.
Вечером в этот же день были три сходки, на которых толковали о внезапном аресте Сергея Богатырёва и всячески допытывались, кто бы мог донесть о богатыревской сходке.
– Из наших никто; за это можно ручаться головою! – кричали несколько молодых голосов.
– Так кто же? Кто? Нужно знать доносчика.
Кто-то громче других произнёс имя Райнера?
– А в самом деле, кто он? Кто этот Райнер?
– Что он?
– Зачем он здесь?
– Зачем он на сходках?
Ни на один этот вопрос никто не умел дать ответа.
– Кто ввёл его?
– Доктор Розанов, – отвечал кто-то.
– А что такое сам Розанов?
– Он знакомый маркизы, его многие знают.
– Вытребовать Розанова, вытребовать Розанова! – закричало несколько голосов.
– И судить его.
– За что судить? Пусть объяснится.
– У маркиза, послезавтра, у маркиза.
– А завтра там?
– Ну да, только одни свои.
Завтра уже во всех либеральных кружках Москвы заговорили о бывшей у Богатыревых сходке и о последовавшем затем внезапном аресте молодого Богатырёва. Не очень чуткое ухо могло легко слышать, как при этих рассказах вполголоса поминалось имя Райнера.
Содержание этих полголосных рассказов, вероятно, было довольно замысловато, потому что доктор, услыхав один такой разговор, прямо объявил, что кто позволяет себе распускать такие слухи, тот человек нечестный. Теперь доктор догадывался, каких от него потребуют объяснений, и собирался говорить круто и узловато.
А в эту ночь была ещё сходка, после которой, перед утром дня, назначенного для допроса Розанова, было арестовано несколько студентов. Из этих арестантов уже ни один не соскочил с полицейских дрожек и не уехал на вольных в свою Богатыревку.
Глава тринадцатая.
Delirium tremens
Новые трепетания не успокаивались. Москва ждала скандала и чуть не дождалась его.
Утром одного дня Арапов вышел из своего дома с Персиянцевым, взяли извозчика и поехали ко Введению в Барашах.
Они остановились у нестеровского дома.
– Ступайте, – сказал Арапов, тревожно оглядываясь и подавая Персиянцеву из-под своей шинели тючок, обшитый холстом.
– А вы? – спросил Персиянцев.
– Я подожду здесь: всюду надо смотреть.
Персиянцев вошёл на чистый купеческий двор и, отыскав двери с надписью «контора», поднялся по лестнице. Посланный им артельщик возвратился с Андрияном Николаевым.
– От Розанова, – сказал Персиянцев.
– А! милости прошу, пожалуйте, – воскликнул центральный человек. – Как они, в своём здоровье?
– Ничего, – отвечал, краснея, непривычный ко лжи Персиянцев.
– Давно вы их видели?
– Вчера, – отвечал, ещё более краснея, Персиянцев. – Вы получили вчера его письмо?
– Получили-с, получили. А это что: товар?
– Да.
– Сколько же тут?
– Триста.
– Что ж, поскупились, али недостача? – шутил центральный человек и, взяв тючок из рук Персиянцева, пригласил войти далее.
Проходя третью комнату конторы, Персиянцев увидел Пармена Семёновича, любезно беседовавшего с частным приставом.
– Андрияша! чайку не колешь ли? – спросил Пармен Семёнович.
– Нет, Пармен Семёнович, только что пил, – ответил, проходя, центральный человек.
– Дей Митрев! – крикнул он, сев за конторку и усадив Персиянцева, несколько растерявшегося при виде частного пристава.
Показался артельщик самого древнего письма.
– Положь-ка эту штучку, да завтра её в низовой посылке отправь Жилину.
– Слушаю, – ответил Дей Митрев и унёс с собою тючок в кладовую почётного гражданина и 1-й гильдии купца Нестерова.
– Будет исполнено, – сказал Персиянцеву центральный человек, и они простились.
Проходя мимо Пармена Семёновича, Персиянцев раскланялся с ним и с частным приставом.
– Кланяйтесь господину доктору, – сказал опять Андриян Николаев Персиянцеву у порога. Арапова не было у ворот. Персиянцев глянул туда, сюда – нету. Он пошёл один.
Но не успел Персиянцев сделать несколько шагов, его нагнал Арапов.
– Что? – спросил он мрачно.
Персиянцев ему рассказал все, что мы знаем.
– А где это вы были? Я вас не видал за воротами.
– Я сидел в трактире, оттуда виднее. Я видел, как вы вышли.
– Ну, – говорил Арапов, усевшись дома перед Персиянцевым и Соловейчиком, – теперь за новую работу, ребята.
День целый Арапов строчил, потом бегал к Райнеру, к Рациборскому. Правили, переправляли и, наконец, сочинили что-то.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185