Вы вообще-то, дружок, когда-нибудь служили своей
стране. Где вы были, когда мы палили из всех орудий, искореняя
желтого недруга.
-- Прекрати, Говард, немедленно прекрати. Ты ведешь себя с
мистером Кристианом непорядочно и недружелюбно.
-- Не лезь, Джин. Дай мне спросить у него, здесь и сейчас.
Вы служили своей стране.
-- Ну, в общем и целом служил.
-- А когда война закончилась, вам дали пособие.
-- Дали.
-- И что вы с ним сделали. Свезли его в Европу. К тамошним
прохиндеям и прочим французам. Ну и ладно, а я все равно хотел
бы быть вашим другом. Только вам пора образумиться. Чей это,
интересно, у вас шофер. В какие сомнительные дела вы ввязались.
Не думайте, что вам удастся меня провести. Даже и не надейтесь.
Какого черта стол качается.
-- Это ты качаешься, Говард.
-- Ах, чтоб меня. Кто тут занимался подрывной
деятельностью. У меня под столом. Я выступаю с речью на важные
темы, вскрываю всякие факты. А какие-то ублюдки хотят меня с
мысли сбить. Так вот знаете что, я подозреваю, что никакого
мистера Мотта вы сроду в глаза не видали. Скорее всего, вас
просто случай занес на одну из дурацких вечеринок его сыночка,
вот что я думаю.
-- Говард, оставь мистера Кристиана в покое. Ты говоришь
так потому, что тебя туда ни разу не приглашали.
Говард Гау, чело в поту, наставляет на меня колеблющийся
палец. И выдергивает его из пламени свечи, распространяя запах
горелого ногтя. У миссис Гау сжаты губы, кулачки лежат по
сторонам от тарелки. Надо бы попросить у нее еще салата.
Поскольку не похоже, что нам удастся добраться до малинового
мороженного.
-- Да здравствует победа. Жми, команда наша, жми. Не теряй
задора. Защитник из второго состава. Вот кем я был. В школьные
годы. А когда поступил в университет, оказалось, что я и для
этого слишком тощ. Это кто тут сидит. Ты, Джин. Иди, отскобли
крыльцо. А я отправлюсь прямиком на наш винокуренный заводик.
-- Ты этого не сделаешь, Говард.
-- А кто мне помешает. Думаешь натравить на меня этого
слабака Кристиана, которого все считают драчуном. Мальчишки из
Мозгового центра, может, его и боятся, а мне на него начхать.
Вот пусть попробует мне помешать. Пусть только посмеет.
Говард Гау спотыкаясь, направляется к задрапированной
двустворчатой двери, ведущей не знаю куда. Цепляет ногой
радиатор. И скривившись от боли, хватается за коленку. Но тут
же стирает гримасу новой улыбкой.
-- Ха, надул, надул вас обоих. Решили, что я вас оставлю,
да, наедине. А откуда мне знать, что наш красавчик не станет у
меня за спиной подъезжать к моей старушке жене.
-- Говард, заткнешься ты наконец или нет. Ты пригласил к
нам мистера Кристиана. И оскорбляешь его. По-моему, все это
очень скучно. Ты понимаешь. Для этой игры нужны двое. Знаете
что, Корнелиус, давайте выпьем хорошего крепкого коньяку.
-- Ну тогда до свиданья. Обоим привет. Тили-бом, тили-бом,
на заводик мы пойдем.
-- Иди-иди и постарайся, черт бы тебя побрал, дотащить до
него свой тили-бом.
-- И пойду, а ты как думала, не пойду, что ли.
Голос, распевающий под деревьями. Громко хлопающее окно.
Миссис Гау в сиреневом наряде. Жилы у нее на руке, если она,
подняв, закинет ее назад, наверное, с треском лопнут, как
кукурузные зерна. Вот уж не думал, что у толстозадого очкарика
Гау такая ослепительная жена. Драгоценность, откопанная в
мертвой точке Куинса. Со свежим запахом мыла и еле заметным
гардений.
-- Мне так неудобно перед вами, мистер Кристиан. Прошу
вас, не воспринимайте Говарда слишком всерьез. Хотите
чего-нибудь.
-- О, уверяю вас, я прекрасно себя чувствую, спасибо.
-- Какое там прекрасно, давайте уж признаемся в этом друг
другу. Как такое может понравиться. И самое печальное, Говард
действительно думает то, что говорит. Он в самом деле негодует
на вас. Я не в состоянии этого понять. Тем более, что он так
много о вас рассказывает.
-- Я его понимаю, миссис Гау.
-- Ваша неизменная вежливость очень мила. Но вечер
все-таки получился какой-то безобразный.
-- С ним там ничего не случится.
-- Да нет, ему всего-то нужно тридцать ярдов пройти. Разве
что ногу сломает в детской песочнице. Или полицейский, который
там стоит, пристрелит его. Хотите свежего кофе. К вашему
коньяку.
-- Это было бы замечательно.
-- Вы ведь, наверное, не знаете, что Говард немного
попивает. В университете он считался очень умным студентом.
Собственно, даже блестящим. И хотя у нас ни в чем нет
недостатка, ему иногда кажется, что он растратил жизнь впустую.
-- А вам здесь нравится, миссис Гау.
-- Детям здесь хорошо. Но я бы, хотя это наверное и
странно звучит, предпочла жить в гетто. Около десяти утра
здешние места приобретают сходство с ледяной пустыней
Антарктики. Но мужу ведь не расскажешь. Когда он, наконец,
перестанет жаловаться на налоги. Что от этой сельской природы
можно попросту спятить.
В волосах у нее переливается пламя свечей. Мерцающее в
больших черных глазах. Подношу к носу коньяк. Сладкая спелость,
бледность, золото, старина. Порожденье иной страны, называемой
Франция. Лает собака. Гляжу на серебристую туфельку миссис Гау.
На широкие ногти ерзающих пальцев стопы. Под лодыжкой,
достойной антилопы.
-- Можно задать вам по-настоящему личный вопрос,
Корнелиус.
-- Да.
-- Хотя лучше не стоит, вам он может показаться
сомнительным.
-- О нет.
-- Ну хорошо, тогда я спрошу. Меня это всегда
интересовало. Может ли мертвая женщина, если она молода и
красива. О господи, я не должна этого спрашивать.
-- Спрашивайте.
-- Ну так вот, если она лежит в покойницкой на столе,
может ли она возбудить мужчину.
-- Как вам сказать, миссис Гау, я затрудняюсь, дело не в
том, чтобы это было профессиональным секретом или чем-то
подобным, но, пожалуй, некоторые могли бы счесть рассуждения на
подобную тему неэтичными.
-- Ну перестаньте, скажите, это одна из немногих вещей, о
которых мне всегда не терпелось узнать побольше.
-- Что же, пожалуй, ответ состоит в том, что вы довольно
верно оцениваете человеческую природу, и что хотя молодые
красивые покойницы встречаются не в столь уж больших
количествах, но женщина даже на смертном одре способна
сохранить определенную привлекательность.
-- Стало быть, и у живой женщины остается немало шансов.
-- Видите ли, миссис Гау, мне не хочется разочаровывать
вас, но существуют люди, предпочитающие мертвых женщин.
-- О, про настоящих некрофилов мне все известно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
стране. Где вы были, когда мы палили из всех орудий, искореняя
желтого недруга.
-- Прекрати, Говард, немедленно прекрати. Ты ведешь себя с
мистером Кристианом непорядочно и недружелюбно.
-- Не лезь, Джин. Дай мне спросить у него, здесь и сейчас.
Вы служили своей стране.
-- Ну, в общем и целом служил.
-- А когда война закончилась, вам дали пособие.
-- Дали.
-- И что вы с ним сделали. Свезли его в Европу. К тамошним
прохиндеям и прочим французам. Ну и ладно, а я все равно хотел
бы быть вашим другом. Только вам пора образумиться. Чей это,
интересно, у вас шофер. В какие сомнительные дела вы ввязались.
Не думайте, что вам удастся меня провести. Даже и не надейтесь.
Какого черта стол качается.
-- Это ты качаешься, Говард.
-- Ах, чтоб меня. Кто тут занимался подрывной
деятельностью. У меня под столом. Я выступаю с речью на важные
темы, вскрываю всякие факты. А какие-то ублюдки хотят меня с
мысли сбить. Так вот знаете что, я подозреваю, что никакого
мистера Мотта вы сроду в глаза не видали. Скорее всего, вас
просто случай занес на одну из дурацких вечеринок его сыночка,
вот что я думаю.
-- Говард, оставь мистера Кристиана в покое. Ты говоришь
так потому, что тебя туда ни разу не приглашали.
Говард Гау, чело в поту, наставляет на меня колеблющийся
палец. И выдергивает его из пламени свечи, распространяя запах
горелого ногтя. У миссис Гау сжаты губы, кулачки лежат по
сторонам от тарелки. Надо бы попросить у нее еще салата.
Поскольку не похоже, что нам удастся добраться до малинового
мороженного.
-- Да здравствует победа. Жми, команда наша, жми. Не теряй
задора. Защитник из второго состава. Вот кем я был. В школьные
годы. А когда поступил в университет, оказалось, что я и для
этого слишком тощ. Это кто тут сидит. Ты, Джин. Иди, отскобли
крыльцо. А я отправлюсь прямиком на наш винокуренный заводик.
-- Ты этого не сделаешь, Говард.
-- А кто мне помешает. Думаешь натравить на меня этого
слабака Кристиана, которого все считают драчуном. Мальчишки из
Мозгового центра, может, его и боятся, а мне на него начхать.
Вот пусть попробует мне помешать. Пусть только посмеет.
Говард Гау спотыкаясь, направляется к задрапированной
двустворчатой двери, ведущей не знаю куда. Цепляет ногой
радиатор. И скривившись от боли, хватается за коленку. Но тут
же стирает гримасу новой улыбкой.
-- Ха, надул, надул вас обоих. Решили, что я вас оставлю,
да, наедине. А откуда мне знать, что наш красавчик не станет у
меня за спиной подъезжать к моей старушке жене.
-- Говард, заткнешься ты наконец или нет. Ты пригласил к
нам мистера Кристиана. И оскорбляешь его. По-моему, все это
очень скучно. Ты понимаешь. Для этой игры нужны двое. Знаете
что, Корнелиус, давайте выпьем хорошего крепкого коньяку.
-- Ну тогда до свиданья. Обоим привет. Тили-бом, тили-бом,
на заводик мы пойдем.
-- Иди-иди и постарайся, черт бы тебя побрал, дотащить до
него свой тили-бом.
-- И пойду, а ты как думала, не пойду, что ли.
Голос, распевающий под деревьями. Громко хлопающее окно.
Миссис Гау в сиреневом наряде. Жилы у нее на руке, если она,
подняв, закинет ее назад, наверное, с треском лопнут, как
кукурузные зерна. Вот уж не думал, что у толстозадого очкарика
Гау такая ослепительная жена. Драгоценность, откопанная в
мертвой точке Куинса. Со свежим запахом мыла и еле заметным
гардений.
-- Мне так неудобно перед вами, мистер Кристиан. Прошу
вас, не воспринимайте Говарда слишком всерьез. Хотите
чего-нибудь.
-- О, уверяю вас, я прекрасно себя чувствую, спасибо.
-- Какое там прекрасно, давайте уж признаемся в этом друг
другу. Как такое может понравиться. И самое печальное, Говард
действительно думает то, что говорит. Он в самом деле негодует
на вас. Я не в состоянии этого понять. Тем более, что он так
много о вас рассказывает.
-- Я его понимаю, миссис Гау.
-- Ваша неизменная вежливость очень мила. Но вечер
все-таки получился какой-то безобразный.
-- С ним там ничего не случится.
-- Да нет, ему всего-то нужно тридцать ярдов пройти. Разве
что ногу сломает в детской песочнице. Или полицейский, который
там стоит, пристрелит его. Хотите свежего кофе. К вашему
коньяку.
-- Это было бы замечательно.
-- Вы ведь, наверное, не знаете, что Говард немного
попивает. В университете он считался очень умным студентом.
Собственно, даже блестящим. И хотя у нас ни в чем нет
недостатка, ему иногда кажется, что он растратил жизнь впустую.
-- А вам здесь нравится, миссис Гау.
-- Детям здесь хорошо. Но я бы, хотя это наверное и
странно звучит, предпочла жить в гетто. Около десяти утра
здешние места приобретают сходство с ледяной пустыней
Антарктики. Но мужу ведь не расскажешь. Когда он, наконец,
перестанет жаловаться на налоги. Что от этой сельской природы
можно попросту спятить.
В волосах у нее переливается пламя свечей. Мерцающее в
больших черных глазах. Подношу к носу коньяк. Сладкая спелость,
бледность, золото, старина. Порожденье иной страны, называемой
Франция. Лает собака. Гляжу на серебристую туфельку миссис Гау.
На широкие ногти ерзающих пальцев стопы. Под лодыжкой,
достойной антилопы.
-- Можно задать вам по-настоящему личный вопрос,
Корнелиус.
-- Да.
-- Хотя лучше не стоит, вам он может показаться
сомнительным.
-- О нет.
-- Ну хорошо, тогда я спрошу. Меня это всегда
интересовало. Может ли мертвая женщина, если она молода и
красива. О господи, я не должна этого спрашивать.
-- Спрашивайте.
-- Ну так вот, если она лежит в покойницкой на столе,
может ли она возбудить мужчину.
-- Как вам сказать, миссис Гау, я затрудняюсь, дело не в
том, чтобы это было профессиональным секретом или чем-то
подобным, но, пожалуй, некоторые могли бы счесть рассуждения на
подобную тему неэтичными.
-- Ну перестаньте, скажите, это одна из немногих вещей, о
которых мне всегда не терпелось узнать побольше.
-- Что же, пожалуй, ответ состоит в том, что вы довольно
верно оцениваете человеческую природу, и что хотя молодые
красивые покойницы встречаются не в столь уж больших
количествах, но женщина даже на смертном одре способна
сохранить определенную привлекательность.
-- Стало быть, и у живой женщины остается немало шансов.
-- Видите ли, миссис Гау, мне не хочется разочаровывать
вас, но существуют люди, предпочитающие мертвых женщин.
-- О, про настоящих некрофилов мне все известно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113