Но
я на вас не обиделась.
-- Тогда не стойте так далеко от меня.
-- Милость господня, приходится. У меня еще работы по
горло.
-- Я все любуюсь вашими пальцами. Они так изящно сужаются
к ногтям. И этот мягкий персиковый пушок. Он у вас и на
предплечьях тоже, и на лице, не так ли. Прошу вас, можно мне.
Просто потереться об него. Прошу вас.
-- Обыкновенные волоски и ничего больше.
-- Прошу вас. Подойдите поближе.
-- Вы меня даже еще никуда не пригласили.
-- Я только и мечтаю куда-нибудь вас пригласить. Ну,
подойдите же. Всего одно прикосновение.
-- Я помолвлена и скоро выйду замуж.
-- Он тоже похоронщик.
-- Нет, он продавец. И знаете, мне кажется, вы только
притворяетесь таким наглецом. Вы совсем не похожи на людей
подобного рода.
-- Мисс Мускус, я теперь один в этом мире. И такие вот
шаловливые нежности, чистые и безгрешные, часто бывают способны
вырвать меня из объятий уныния, в которое я порой погружаюсь.
-- Милость господня, я сожалею, конечно, что вы такой
одинокий, но любой человек временами впадает в уныние. Не
всякому же сразу дается все, чего он желает. Вы меня просто
удивили. Не ожидала от вас, вы такой образованный, приехали из
Европы. И вообще это непорядочно, приплетать сюда вашу жену.
Она была одной из самых красивых усопших, какие к нам
когда-либо поступали. Простите. Но так мне кажется. Вот,
пожалуйста, вы уже можете надеть брюки.
-- Весь этот город против меня.
-- И вовсе нет. Вовсе нет, если вы не жалеете сил. И
пожалуйста, не думайте, будто я не оценила того, что вы мне
сказали. Я бы с удовольствием вас потрогала, если бы мы имели
время узнать друг друга получше. Мистер Вайн говорит, что вы
очень умный. И что вам предстоит долгий путь, но вы доберетесь
до самой вершины.
-- Да как спрыгну оттуда.
-- А вот это цинизм.
-- Как ваше имя, мисс Мускус.
-- Элейн. Друзья зовут меня Персиком.
-- Ах, Персик, может быть вы хотя бы погладите меня по
щеке.
-- Вы никак не поймете. Мне бы хотелось, чтобы вы сначала
как-то справились со смертью вашей жены. А уж потом.
-- Уж потом.
-- Ну, потом. Потом я не знаю. Милость господня,
времени-то. Мне пора за работу.
В отглаженных брюках я наблюдаю, как в похоронное бюро
Вайна струйкой втекают школьники, как мисс Мускус разбивает их
на пары, которым предстоит до вечера сменяться у гроба. По
тихому сигналу звонка. Родственники курят в вестибюле. Чуть
повизгивая, открывается и закрывается дверь уборной. Мисс
Мускус приносит масленку, я смазываю петли. Она улыбается мне.
Отчего мой долбак снова встает. Потом ко мне подходят два
мальчика.
-- Мистер, вы тут работаете.
-- Да.
-- Мы вот из дому растение принесли, в горшке, и хотели
поставить его рядом с гробом нашего друга, который скончался, а
нас не пускают. Вы не могли бы его где-нибудь поставить от нас.
Они все с розами пришли. Конечно, наше растение не такое
шикарное. Но на цветы у нас денег нет.
-- О'кей, малыши. Идите за мной.
Кристиан входит в прощальный покой. Мертвый мальчик, руки
уложены одна на другую. И обвиты молитвенными четками. Чуть
заметные розовые следы на лице. Там где входил нож. Белый,
ничем не закрытый гроб под балдахином из папоротниковых ветвей.
Чуть светится красная лампочка, как у ночной медсестры. Подушка
из цветов. Маленькая светлая головка, вьющиеся волосы. Кристиан
снимает с растения обертку и ставит его в середину
задрапированного зеленой тканью алтаря.
-- Ну вот, малыши.
-- Огромное вам спасибо, мистер. Он был нашим лучшим
другом. Мы не питаем зла к его убийцам. Он все равно умер. Так
что чего уж теперь. Но мы хотим, чтобы полиция их поймала. И
чтобы они получили по заслугам.
Темнеет. Вайн покидает свой кабинет. Унося рулоны
чертежей. Мисс Мускус придерживает перед ним раскачивающуюся
дверь. Я проверяю температуру и развожу людей по нужным им
прощальным покоям. Принимаю пальто, вешаю их в маленькой
гардеробной. Двое дают мне по четвертаку. Читаю газету во время
долгого визита в сортир. Где некогда я размышлял и грезил
наяву. О том, как я явлюсь в этот новый мир. И озаренный
солнцем пронесусь над хайвэями, раскинув руки крестом. Над
землей, усыпанной деньгами. И закричу от радости, набивая ими
карманы. И богатый и сильный, вскарабкаюсь на небеса. Вместо
того, чтобы сидеть здесь. Всеми покинутый, с прохудившейся
задницей. Глядя на черно-белые заголовки. В конурке со
стальными серыми стенами. Изнывая в надежде на то, что мисс
Мускус опустится на колени и возьмет его в рот. Да только
каждому хочется дуть в свою дуду, не в твою. Какой бы радостный
гимн она ни играла.
Понемногу люди уходят в холодную ночь, где лед хрустит под
колесами автомобилей. Уносят свои печали домой, чтобы лечь с
ними спать. Сижу голодный до десяти, когда возвращается мисс
Мускус и приносит еду. В большом буром бумажном пакете. Я жду,
откинувшись в стоящем у стенки кресле. Сложив руки на лоне.
Облизываясь, пока она вытаскивает опрятные белые сверточки. И
раскладывает их, не разворачивая вощеной бумаги. Булочки с
тмином и вирджинской ветчиной. Контейнер горячего кофе, кексы с
корицей. Пара маринованных огурчиков и прямоугольные картонные
тарелочки с картофельным салатом.
-- Надеюсь, вам понравится то, что я принесла. Ну и денек
сегодня. И холодина же там. Ноль градусов. Так поздно кто из
скорбящих уже вряд ли придет. Я заперла входную дверь. Нет, вы
только подумайте, кто-то все же звонит с улицы. Пойду открою.
Вы ешьте.
Что-то странное. Заставляющее человека подняться. Именно в
тот миг, когда он с наслаждением набил себе рот едой, она комом
встает в горле так что приходится ее проталкивать силой. Надо
пойти, посмотреть. Входят два полисмена. Уважительно снимают
фуражки, останавливаются, что-то спрашивая. Мисс Мускус машет
рукой в мою сторону. Сдвигаю мошонку немного влево, поближе к
ноге. Хорошо бы отлить. Вся троица поворачивается, чтобы
взглянуть на меня. Господи, теперь-то я что натворил. Не считая
непристойного предложения насчет дотронуться. Только-только
почувствовал себя здесь как дома. Начал получать искреннее
удовольствие от приглушенного шепота, жутковатых негромких
стенаний. Горе, мир и покой. Синие мундиры приближаются.
-- Вы Корнелиус Кристиан.
-- Да.
-- Мы из полиции. Не делайте глупостей и поднимите руки
повыше.
-- Прошу прощения.
-- Вы арестованы по подозрению в убийстве. Обыщи его, Джо.
Кристиан медленно поднимает руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
я на вас не обиделась.
-- Тогда не стойте так далеко от меня.
-- Милость господня, приходится. У меня еще работы по
горло.
-- Я все любуюсь вашими пальцами. Они так изящно сужаются
к ногтям. И этот мягкий персиковый пушок. Он у вас и на
предплечьях тоже, и на лице, не так ли. Прошу вас, можно мне.
Просто потереться об него. Прошу вас.
-- Обыкновенные волоски и ничего больше.
-- Прошу вас. Подойдите поближе.
-- Вы меня даже еще никуда не пригласили.
-- Я только и мечтаю куда-нибудь вас пригласить. Ну,
подойдите же. Всего одно прикосновение.
-- Я помолвлена и скоро выйду замуж.
-- Он тоже похоронщик.
-- Нет, он продавец. И знаете, мне кажется, вы только
притворяетесь таким наглецом. Вы совсем не похожи на людей
подобного рода.
-- Мисс Мускус, я теперь один в этом мире. И такие вот
шаловливые нежности, чистые и безгрешные, часто бывают способны
вырвать меня из объятий уныния, в которое я порой погружаюсь.
-- Милость господня, я сожалею, конечно, что вы такой
одинокий, но любой человек временами впадает в уныние. Не
всякому же сразу дается все, чего он желает. Вы меня просто
удивили. Не ожидала от вас, вы такой образованный, приехали из
Европы. И вообще это непорядочно, приплетать сюда вашу жену.
Она была одной из самых красивых усопших, какие к нам
когда-либо поступали. Простите. Но так мне кажется. Вот,
пожалуйста, вы уже можете надеть брюки.
-- Весь этот город против меня.
-- И вовсе нет. Вовсе нет, если вы не жалеете сил. И
пожалуйста, не думайте, будто я не оценила того, что вы мне
сказали. Я бы с удовольствием вас потрогала, если бы мы имели
время узнать друг друга получше. Мистер Вайн говорит, что вы
очень умный. И что вам предстоит долгий путь, но вы доберетесь
до самой вершины.
-- Да как спрыгну оттуда.
-- А вот это цинизм.
-- Как ваше имя, мисс Мускус.
-- Элейн. Друзья зовут меня Персиком.
-- Ах, Персик, может быть вы хотя бы погладите меня по
щеке.
-- Вы никак не поймете. Мне бы хотелось, чтобы вы сначала
как-то справились со смертью вашей жены. А уж потом.
-- Уж потом.
-- Ну, потом. Потом я не знаю. Милость господня,
времени-то. Мне пора за работу.
В отглаженных брюках я наблюдаю, как в похоронное бюро
Вайна струйкой втекают школьники, как мисс Мускус разбивает их
на пары, которым предстоит до вечера сменяться у гроба. По
тихому сигналу звонка. Родственники курят в вестибюле. Чуть
повизгивая, открывается и закрывается дверь уборной. Мисс
Мускус приносит масленку, я смазываю петли. Она улыбается мне.
Отчего мой долбак снова встает. Потом ко мне подходят два
мальчика.
-- Мистер, вы тут работаете.
-- Да.
-- Мы вот из дому растение принесли, в горшке, и хотели
поставить его рядом с гробом нашего друга, который скончался, а
нас не пускают. Вы не могли бы его где-нибудь поставить от нас.
Они все с розами пришли. Конечно, наше растение не такое
шикарное. Но на цветы у нас денег нет.
-- О'кей, малыши. Идите за мной.
Кристиан входит в прощальный покой. Мертвый мальчик, руки
уложены одна на другую. И обвиты молитвенными четками. Чуть
заметные розовые следы на лице. Там где входил нож. Белый,
ничем не закрытый гроб под балдахином из папоротниковых ветвей.
Чуть светится красная лампочка, как у ночной медсестры. Подушка
из цветов. Маленькая светлая головка, вьющиеся волосы. Кристиан
снимает с растения обертку и ставит его в середину
задрапированного зеленой тканью алтаря.
-- Ну вот, малыши.
-- Огромное вам спасибо, мистер. Он был нашим лучшим
другом. Мы не питаем зла к его убийцам. Он все равно умер. Так
что чего уж теперь. Но мы хотим, чтобы полиция их поймала. И
чтобы они получили по заслугам.
Темнеет. Вайн покидает свой кабинет. Унося рулоны
чертежей. Мисс Мускус придерживает перед ним раскачивающуюся
дверь. Я проверяю температуру и развожу людей по нужным им
прощальным покоям. Принимаю пальто, вешаю их в маленькой
гардеробной. Двое дают мне по четвертаку. Читаю газету во время
долгого визита в сортир. Где некогда я размышлял и грезил
наяву. О том, как я явлюсь в этот новый мир. И озаренный
солнцем пронесусь над хайвэями, раскинув руки крестом. Над
землей, усыпанной деньгами. И закричу от радости, набивая ими
карманы. И богатый и сильный, вскарабкаюсь на небеса. Вместо
того, чтобы сидеть здесь. Всеми покинутый, с прохудившейся
задницей. Глядя на черно-белые заголовки. В конурке со
стальными серыми стенами. Изнывая в надежде на то, что мисс
Мускус опустится на колени и возьмет его в рот. Да только
каждому хочется дуть в свою дуду, не в твою. Какой бы радостный
гимн она ни играла.
Понемногу люди уходят в холодную ночь, где лед хрустит под
колесами автомобилей. Уносят свои печали домой, чтобы лечь с
ними спать. Сижу голодный до десяти, когда возвращается мисс
Мускус и приносит еду. В большом буром бумажном пакете. Я жду,
откинувшись в стоящем у стенки кресле. Сложив руки на лоне.
Облизываясь, пока она вытаскивает опрятные белые сверточки. И
раскладывает их, не разворачивая вощеной бумаги. Булочки с
тмином и вирджинской ветчиной. Контейнер горячего кофе, кексы с
корицей. Пара маринованных огурчиков и прямоугольные картонные
тарелочки с картофельным салатом.
-- Надеюсь, вам понравится то, что я принесла. Ну и денек
сегодня. И холодина же там. Ноль градусов. Так поздно кто из
скорбящих уже вряд ли придет. Я заперла входную дверь. Нет, вы
только подумайте, кто-то все же звонит с улицы. Пойду открою.
Вы ешьте.
Что-то странное. Заставляющее человека подняться. Именно в
тот миг, когда он с наслаждением набил себе рот едой, она комом
встает в горле так что приходится ее проталкивать силой. Надо
пойти, посмотреть. Входят два полисмена. Уважительно снимают
фуражки, останавливаются, что-то спрашивая. Мисс Мускус машет
рукой в мою сторону. Сдвигаю мошонку немного влево, поближе к
ноге. Хорошо бы отлить. Вся троица поворачивается, чтобы
взглянуть на меня. Господи, теперь-то я что натворил. Не считая
непристойного предложения насчет дотронуться. Только-только
почувствовал себя здесь как дома. Начал получать искреннее
удовольствие от приглушенного шепота, жутковатых негромких
стенаний. Горе, мир и покой. Синие мундиры приближаются.
-- Вы Корнелиус Кристиан.
-- Да.
-- Мы из полиции. Не делайте глупостей и поднимите руки
повыше.
-- Прошу прощения.
-- Вы арестованы по подозрению в убийстве. Обыщи его, Джо.
Кристиан медленно поднимает руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113