Людям стоило
бы знать о нем больше. Я уж и собственные похороны подготовил.
Не надо сердиться. Когда подобное случилось со мной, и на месте
вашей жены оказалась моя, я счел, что мне необходимо как-то
развлечься, сам взялся за организацию всей церемонии и, знаете,
почувствовал себя гораздо лучше. Вот я и подумал, что вам это
тоже будет интересно.
-- Это не развлечение.
-- Смотрите на это проще, мой мальчик. Помните, вы не
одиноки в вашей беде. Если я чересчур разболтался, извините
меня. Это отнюдь не в моих правилах. Но сердись не сердись, а
ее ведь все равно назад не вернешь. Красота -- вот
единственное, что следует помнить. Постарайтесь помнить о
красоте. Ну, бросьте, вы мне по душе, держитесь молодцом.
-- У меня жена умерла.
-- Я знаю.
-- Тогда о каком, к дьяволу, молодце вы толкуете.
-- Если я правильно вас понимаю, мистер Кристиан, вы
предпочли бы, чтобы в дальнейшем я передал руководство
кому-нибудь другому. Я могу, если желаете, препоручить вас
моему ассистенту.
-- Ну, хорошо, хорошо. Я не хотел вас обидеть. Пусть все
остается как есть. Понимаете, я волнуюсь насчет денег и того,
что мне делать дальше.
-- Вот что. Выслушайте меня. Я вам прямо скажу. Я ни из
кого денег клещами не тяну. Этот бизнес я веду на иных
принципах. У вас будет столько времени, сколько вам
потребуется, и даже больше. Понимаете. А если не хватит и
этого, я сам что-нибудь придумаю. Конечно, если бы вы не
приехали сюда из другой страны, совершенно одинокий, я бы не
стал взваливать на себя подобные хлопоты, но вы производите
впечатление порядочного человека. Я даже думаю, что человек
вашего склада мог бы преуспеть в нашей профессии, а с моей
точки зрения это комплимент. Вы -- джентльмен. И если вы, когда
все закончится, захотите еще раз заглянуть к нам и побеседовать
со мной я буду рад. Здесь для вас всегда найдется место,
помните об этом. Если вы примете такое решение, я сочту его
честью для себя. И давайте на этом закончим, мистер Кристиан.
Вы готовы.
-- Вполне.
-- Вы могли бы подождать с шофером.
-- О'кей.
-- Мы позаботимся о вас, Кристиан, помните, это не смерть.
Все это жизнь.
Выхожу в холл. И сквозь завешенные двери. Поднять воротник
пальто. Шофер курит сигарету. Одна серая прядь свисает,
загибаясь, влезая в ухо. Кристиан коротко кашляет. Шофер
вылезает, чтобы открыть дверцу. Мелькают желтые в белую полоску
носки.
Машина вытянулась поперек дороги. Перед Похоронным бюро
Вайна застыл катафалк. Выходят трое мужчин, потирая руки в
зеленых перчатках, притоптывая по затвердевшему снегу. В конце
улицы по железной своей эстакаде с ревом проносится поезд.
Мусоровоз, нагруженный снегом, уехал. Шофер выпускает колечко
дыма. И оборачивается.
-- Не хотите одеяло, мистер Кристиан. Обернете ноги, если
станете замерзать. За городом всегда на несколько градусов
холоднее.
-- Благодарю.
-- Вон, уже выходят, мистер Кристиан.
Мистер Вайн, стоя в сторонке, придерживает дверь. Гроб на
четырех плечах. Как у слона, четыре черных ноги. Вайн
встряхивает головой, склоняет ухо к плечу, потирает. Снова
уходит внутрь. Выходит в черном пальто, листок бумаги в руке,
без шляпы, глаза сияют. Переходит улицу. Осторожно переступая
черными мерцающими ботинками через хребтики снега. Наклоняясь к
водительскому окну.
-- Чтобы не терять времени, Чарльз, мы отправимся по
ВестСайд-драйв. Поедете к Парку и пересечете город по Пятьдесят
Седьмой. С вами все в порядке, мистер Кристиан.
-- Да.
Мимо, прерывая Вайна, пролетает машина. Мир представляется
ему чем-то таким, что он похоронит, не сегодня так завтра.
Военными маневрами под шелест песка и гравия. Полагаю, именно
этим мы все и кончим. Сопротивляться бессмысленно. Он лишь
старается оказать нам любезность. Впервые в жизни человек мне
предложили работу.
Катафалк отчаливает. Вайн машет рукой. Мы едем следом. До
конца улицы. Еще один поезд. Разбудит Элен. В здешних окнах
полным-полно холодильников. Говорят, отдают задаром. Почти.
Только сунься вовнутрь и совершишь такую покупку, что после сам
в нее не поверишь. Мне начинает казаться, что мир вокруг меня
опустел. Скоростное шоссе идет по скругленью земли. Все вокруг
понимают, почему я еду в этой машине, а Элен едет в своей.
Два черных экипажа несутся по Пятьдесят Седьмой улице.
Мимо Оперного театра на углу. Мимо людей, в ожидании автобуса
сбившихся в кучку под полотняным навесом. Там, где кончается
город и протекает Гудзон, распахивается небо. Вверх по пандусу,
вливаясь в поток машин на ровной белизне скоростного шоссе.
Взлетая на мост через реку Гарлем. Дальше, дальше, вот и
красные черепичные крыши домов за безлиственными деревьями.
Там, у самой кромки воды, живут богачи.
Дорога, изгибаясь, уходит в пригородный лес. Бежит сквозь
него, играя, точно козленок. И заслышав ее, неподвижно замирает
олень. Чтобы избегнуть вражеских глаз. И бурундуки в рыжих
полосках бегают вверх и вниз по стволам. Некогда по этой
булыжной дороге шли трамвайные рельсы. Не говори никому ничего.
Ты же не хочешь, чтобы мир был посвящен в твою жизнь. Или даже
то озеро, что мы оставили в долине вместе с болотом и площадкой
для гольфа. Громоздкие цепи от столба до столба. Высокие
железные ворота. За ними гробницы с витражными окнами.
Некоторые еще и со шпилями. Тебя заносят вовнутрь и оставляют
лежать. В этот холодный день. Мерзнут костяшки. Покоятся груди.
Которых уже не вкусит никакая любовь. Не усладит и не унежит.
Приветственно машет человек в мягкой серой форме. Мистер
Вайн соступает в снег. И поднимается по ступеням в серый
каменный дом. В тонких венах плюща. Возвращается, чтобы
сказать.
-- Несколько минут задержки. Простая формальность. Чарльз,
подайте машину вперед, прямо ко входу и подождите нас.
Шофер разворачивается, лед хрустит под колесами.
-- Это пустяки, мистер Кристиан. Обычное установление
личности. Они обязаны знать кого хоронят.
Гроб на четырех плечах скрывается под навесом, а там и
внутри приземистого строения, приткнувшегося к склону холма.
Опять ее станут разглядывать. Разве они нас оставят в покое.
Так и будут орать на меня, будто я неодушевленный предмет. Если
у тебя есть птичка, и она от тебя улетает, ты выбегаешь из
дому, чтобы поведать всем на свете об этой беде. А тебе
говорят: заткнись, нарушитель спокойствия.
Выходят. Вставляют его обратно и вкатывают. Урчат
двигатели, мы трогаемся с места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
бы знать о нем больше. Я уж и собственные похороны подготовил.
Не надо сердиться. Когда подобное случилось со мной, и на месте
вашей жены оказалась моя, я счел, что мне необходимо как-то
развлечься, сам взялся за организацию всей церемонии и, знаете,
почувствовал себя гораздо лучше. Вот я и подумал, что вам это
тоже будет интересно.
-- Это не развлечение.
-- Смотрите на это проще, мой мальчик. Помните, вы не
одиноки в вашей беде. Если я чересчур разболтался, извините
меня. Это отнюдь не в моих правилах. Но сердись не сердись, а
ее ведь все равно назад не вернешь. Красота -- вот
единственное, что следует помнить. Постарайтесь помнить о
красоте. Ну, бросьте, вы мне по душе, держитесь молодцом.
-- У меня жена умерла.
-- Я знаю.
-- Тогда о каком, к дьяволу, молодце вы толкуете.
-- Если я правильно вас понимаю, мистер Кристиан, вы
предпочли бы, чтобы в дальнейшем я передал руководство
кому-нибудь другому. Я могу, если желаете, препоручить вас
моему ассистенту.
-- Ну, хорошо, хорошо. Я не хотел вас обидеть. Пусть все
остается как есть. Понимаете, я волнуюсь насчет денег и того,
что мне делать дальше.
-- Вот что. Выслушайте меня. Я вам прямо скажу. Я ни из
кого денег клещами не тяну. Этот бизнес я веду на иных
принципах. У вас будет столько времени, сколько вам
потребуется, и даже больше. Понимаете. А если не хватит и
этого, я сам что-нибудь придумаю. Конечно, если бы вы не
приехали сюда из другой страны, совершенно одинокий, я бы не
стал взваливать на себя подобные хлопоты, но вы производите
впечатление порядочного человека. Я даже думаю, что человек
вашего склада мог бы преуспеть в нашей профессии, а с моей
точки зрения это комплимент. Вы -- джентльмен. И если вы, когда
все закончится, захотите еще раз заглянуть к нам и побеседовать
со мной я буду рад. Здесь для вас всегда найдется место,
помните об этом. Если вы примете такое решение, я сочту его
честью для себя. И давайте на этом закончим, мистер Кристиан.
Вы готовы.
-- Вполне.
-- Вы могли бы подождать с шофером.
-- О'кей.
-- Мы позаботимся о вас, Кристиан, помните, это не смерть.
Все это жизнь.
Выхожу в холл. И сквозь завешенные двери. Поднять воротник
пальто. Шофер курит сигарету. Одна серая прядь свисает,
загибаясь, влезая в ухо. Кристиан коротко кашляет. Шофер
вылезает, чтобы открыть дверцу. Мелькают желтые в белую полоску
носки.
Машина вытянулась поперек дороги. Перед Похоронным бюро
Вайна застыл катафалк. Выходят трое мужчин, потирая руки в
зеленых перчатках, притоптывая по затвердевшему снегу. В конце
улицы по железной своей эстакаде с ревом проносится поезд.
Мусоровоз, нагруженный снегом, уехал. Шофер выпускает колечко
дыма. И оборачивается.
-- Не хотите одеяло, мистер Кристиан. Обернете ноги, если
станете замерзать. За городом всегда на несколько градусов
холоднее.
-- Благодарю.
-- Вон, уже выходят, мистер Кристиан.
Мистер Вайн, стоя в сторонке, придерживает дверь. Гроб на
четырех плечах. Как у слона, четыре черных ноги. Вайн
встряхивает головой, склоняет ухо к плечу, потирает. Снова
уходит внутрь. Выходит в черном пальто, листок бумаги в руке,
без шляпы, глаза сияют. Переходит улицу. Осторожно переступая
черными мерцающими ботинками через хребтики снега. Наклоняясь к
водительскому окну.
-- Чтобы не терять времени, Чарльз, мы отправимся по
ВестСайд-драйв. Поедете к Парку и пересечете город по Пятьдесят
Седьмой. С вами все в порядке, мистер Кристиан.
-- Да.
Мимо, прерывая Вайна, пролетает машина. Мир представляется
ему чем-то таким, что он похоронит, не сегодня так завтра.
Военными маневрами под шелест песка и гравия. Полагаю, именно
этим мы все и кончим. Сопротивляться бессмысленно. Он лишь
старается оказать нам любезность. Впервые в жизни человек мне
предложили работу.
Катафалк отчаливает. Вайн машет рукой. Мы едем следом. До
конца улицы. Еще один поезд. Разбудит Элен. В здешних окнах
полным-полно холодильников. Говорят, отдают задаром. Почти.
Только сунься вовнутрь и совершишь такую покупку, что после сам
в нее не поверишь. Мне начинает казаться, что мир вокруг меня
опустел. Скоростное шоссе идет по скругленью земли. Все вокруг
понимают, почему я еду в этой машине, а Элен едет в своей.
Два черных экипажа несутся по Пятьдесят Седьмой улице.
Мимо Оперного театра на углу. Мимо людей, в ожидании автобуса
сбившихся в кучку под полотняным навесом. Там, где кончается
город и протекает Гудзон, распахивается небо. Вверх по пандусу,
вливаясь в поток машин на ровной белизне скоростного шоссе.
Взлетая на мост через реку Гарлем. Дальше, дальше, вот и
красные черепичные крыши домов за безлиственными деревьями.
Там, у самой кромки воды, живут богачи.
Дорога, изгибаясь, уходит в пригородный лес. Бежит сквозь
него, играя, точно козленок. И заслышав ее, неподвижно замирает
олень. Чтобы избегнуть вражеских глаз. И бурундуки в рыжих
полосках бегают вверх и вниз по стволам. Некогда по этой
булыжной дороге шли трамвайные рельсы. Не говори никому ничего.
Ты же не хочешь, чтобы мир был посвящен в твою жизнь. Или даже
то озеро, что мы оставили в долине вместе с болотом и площадкой
для гольфа. Громоздкие цепи от столба до столба. Высокие
железные ворота. За ними гробницы с витражными окнами.
Некоторые еще и со шпилями. Тебя заносят вовнутрь и оставляют
лежать. В этот холодный день. Мерзнут костяшки. Покоятся груди.
Которых уже не вкусит никакая любовь. Не усладит и не унежит.
Приветственно машет человек в мягкой серой форме. Мистер
Вайн соступает в снег. И поднимается по ступеням в серый
каменный дом. В тонких венах плюща. Возвращается, чтобы
сказать.
-- Несколько минут задержки. Простая формальность. Чарльз,
подайте машину вперед, прямо ко входу и подождите нас.
Шофер разворачивается, лед хрустит под колесами.
-- Это пустяки, мистер Кристиан. Обычное установление
личности. Они обязаны знать кого хоронят.
Гроб на четырех плечах скрывается под навесом, а там и
внутри приземистого строения, приткнувшегося к склону холма.
Опять ее станут разглядывать. Разве они нас оставят в покое.
Так и будут орать на меня, будто я неодушевленный предмет. Если
у тебя есть птичка, и она от тебя улетает, ты выбегаешь из
дому, чтобы поведать всем на свете об этой беде. А тебе
говорят: заткнись, нарушитель спокойствия.
Выходят. Вставляют его обратно и вкатывают. Урчат
двигатели, мы трогаемся с места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113