Я заведую отделом в универмаге. Вас как зовут. Я
хочу сказать, вы не против, что я вас спрашиваю. Вы можете в
любую минуту попросить меня удалиться. Знаете, вы так хорошо
сложены. Ничего, что я спросил ваше имя. Я не имел в виду
ничего дурного.
-- Я, пожалуй, предпочел бы не называть его, если вы не
против.
-- О, я не против. С другой стороны, какой человеку вред
от того, что кто-то узнал его имя. Только имя, фамилии не надо.
Я и подумал, почему бы вам его мне не назвать. Тем более, что
вы можете в любую минуту попросить меня удалиться.
-- А не могу ли я прямо сейчас попросить вас об этом.
-- О, разумеется. Я не возражаю. Некоторым людям кажется,
что они лучше других. Вот вы, например, у вас такой выговор. Ну
кажется и ладно, их личное дело. А вы не могли бы сказать мне,
чем вы занимаетесь.
-- Я прозектор. Произвожу вскрытия, придаю лицам
покойников приятное выражение и накачиваю их бальзамировочным
раствором.
-- Да, ну что же, приятно было познакомиться с вами. И
поговорить. Теперь и не скажешь заранее, где наткнешься на
человека, не принадлежащего к твоему кругу.
Джентльмен встает и уходит. В соседнем шезлонге покоится
некто с головой, замотанной в полотенце, только дырочка
оставлена, чтобы дышать. Рука, которую я, похоже, где-то видел,
медленно приподнимает белые складки хлопковой ткани. Еще не
увидев лица, слышу голос. Звучание которого я уже с легкостью
узнаю. По ноткам, обличающим честность мысли и великодушное
понимание. На каковое мне теперь только и остается надеяться.
-- Ну знаете, Корнелиус. Вы меня допекли. Какого дьявола
вы здесь делаете.
-- Мистер Вайн, я все могу объяснить.
Даже то
Почему луна
Порой
Принимает
Такую форму
А вовсе
Не этакую
12
Всю следующую неделю. Умеренных ветров и температур.
Каждое божье утро на нашей улице у крыльца соседнего особняка
стоял мой толстолицый чокнутый друг по автобусу и парому.
Выходя за пакетом молока, я видел, как он снизу вверх улыбается
моему окну. И распахивая пальто. Показывает большой
бело-красно-синий плакат.
ЛЮБЕЗНОСТЬ ПОДОБНА ЛЮТИКУ
Во вторник я помахал ему рукой. В серой шапчонке и длинном
сером обмотанном вокруг шеи шарфе. Он, пятясь, поднялся на одну
ступеньку. И с широкой ухмылкой отвел одну полу своего пальто.
Показав мне три слова. А затем расхохотался и отпахнул другую
полу. Как раз в этот миг девушка, за раздеванием которой я
наблюдал, опасливо вышла из дому. И увидела, как я взмахом руки
приветствую лозунг моего благодушного друга.
НИ ЗА ЧТО НИ ПРО ЧТО
В то утро между мной и мистером Вайном состоялась беседа,
способная прочистить если не душу, то уж кишечник наверняка.
После произнесенной им на краю бассейна бурной тирады,
содержавшей рекомендации побриться и руки в ноги доставить мою
задницу в похоронное бюро. И оставаться там, пока не уйдет
последний скорбящий. И вновь прибыть ровно в девять утра. Я
стоял теперь на ковре перед его столом. Пытаясь поправить дело.
Хотел даже сказать, ни за что ни про что. Но взамен нервно
отдал честь. И он откликнулся, вольно, Кристиан. Я расставил
ноги и сцепил руки за спиной. Смущенный пехотинец, если не
военный моряк. И не снеся предварявшего выволочку молчания,
необдуманно выпалил.
-- Ради бога, мистер Вайн, я понимаю, что действительно
это заслужил.
-- Действительно это что.
-- Ну, наверное, чтобы вы на меня наорали.
-- А вы полагаете, что я этим и ограничусь.
-- Возможно, я заслужил и худшее. Мне нечем оправдать мое
вчерашнее поведение. Я сам не понимаю, почему я не пришел на
работу.
-- Зато я понимаю. Вы всю ночь прокувыркались с миссис
Соурпюсс.
-- Нет, мистер Вайн, ну что вы. Какое ужасное обвинение.
На самом деле, я до полуночи катался на пароме, до
Стэйтен-Айленда и обратно. И даже взял с собой похоронное
руководство. Изучал его по дороге. Меня продуло и утром я
паршиво себя почувствовал.
-- Ах, паршиво. Ничего, сейчас вам станет еще паршивей.
Поскольку я точно знаю, где вы были. Поскольку эта белобрысая
шлюха, миссис Соурпюсс, распорядилась, чтобы за мной последили.
А это означает, что мне пришлось распорядиться, чтобы последили
за ней. И должен вам заметить. Мне это не совсем нравится.
Слышите. Мне это не нравится.
-- О'кей, мистер Вайн, вы меня уложили на обе лопатки. Но
я так вам скажу. Я был глубоко потрясен. Когда она сказала мне,
что позволила себе подобный поступок. Я действительно испытал
потрясение.
-- Какого черта с вами происходит, Кристиан. Неужели вы
собственной выгоды понять не способны. Или просить вас вовремя
приходить на работу, означает просить слишком многого.
-- Нет, мистер Вайн.
-- Тогда с какой стати вы стараетесь вывести меня из себя.
Я слышал, что вы говорили человеку у плавательного бассейна.
Тому, кто работает у меня, говорить подобного не пристало. Черт
возьми, не понимаю, зачем я это делаю. Но я намерен дать вам
еще один. Вы слышите, один. Последний шанс. И если вы снова
оступитесь. Больше у нас с вами подобных дружеских бесед не
будет.
-- Спасибо, мистер Вайн. Спасибо. Нет, правда, большое
спасибо.
-- Не нужны мне ваши спасибо. Просто идите и подготовьте
покой номер два. Я хочу, чтобы вы дважды проверили в нем каждый
дюйм, все должно быть в полном порядке. Особая расстановка
цветов. Гробы со стеклянными крышками. Освещение, туалетная
комната, все. У нас сегодня выставляется для прощания парный
гроб. Впервые в Нью-Йорке.
-- Неужели.
-- Да. Двое усопших. Мистер и миссис Дженкинс. На ее
цветочном панно выложено "Эсме", а на панно мужа "Путси". Если
бы вы серьезно относились к работе, вы бы не пропустили
фотографию, занимавшую всю первую страницу "Дейли Экспресс". На
их домик в Астории рухнул огромный вяз.
-- Господи, ужас какой.
-- Я получил конфиденциальные сведения. Отправился прямо
туда. Это рядышком с газовым заводом фирмы "Консолидейтед
Эдисон". На котором работал мистер Дженкинс. Просто везение и,
разумеется, желание быть на высоте. Ее дочери пришлась по вкусу
моя идея. Они были любящей четой. Тридцать лет счастливой жизни
в тех местах. В их истории присутствует трагический оттенок --
они так любили дерево, росшее рядом с их очаровательным
домиком, а оно-то и придавило обоих прямо в постели.
-- Мне как-то даже в голову не приходит более ужасных
проявлений стихийных сил. Их, должно быть, раздавило в лепешку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
хочу сказать, вы не против, что я вас спрашиваю. Вы можете в
любую минуту попросить меня удалиться. Знаете, вы так хорошо
сложены. Ничего, что я спросил ваше имя. Я не имел в виду
ничего дурного.
-- Я, пожалуй, предпочел бы не называть его, если вы не
против.
-- О, я не против. С другой стороны, какой человеку вред
от того, что кто-то узнал его имя. Только имя, фамилии не надо.
Я и подумал, почему бы вам его мне не назвать. Тем более, что
вы можете в любую минуту попросить меня удалиться.
-- А не могу ли я прямо сейчас попросить вас об этом.
-- О, разумеется. Я не возражаю. Некоторым людям кажется,
что они лучше других. Вот вы, например, у вас такой выговор. Ну
кажется и ладно, их личное дело. А вы не могли бы сказать мне,
чем вы занимаетесь.
-- Я прозектор. Произвожу вскрытия, придаю лицам
покойников приятное выражение и накачиваю их бальзамировочным
раствором.
-- Да, ну что же, приятно было познакомиться с вами. И
поговорить. Теперь и не скажешь заранее, где наткнешься на
человека, не принадлежащего к твоему кругу.
Джентльмен встает и уходит. В соседнем шезлонге покоится
некто с головой, замотанной в полотенце, только дырочка
оставлена, чтобы дышать. Рука, которую я, похоже, где-то видел,
медленно приподнимает белые складки хлопковой ткани. Еще не
увидев лица, слышу голос. Звучание которого я уже с легкостью
узнаю. По ноткам, обличающим честность мысли и великодушное
понимание. На каковое мне теперь только и остается надеяться.
-- Ну знаете, Корнелиус. Вы меня допекли. Какого дьявола
вы здесь делаете.
-- Мистер Вайн, я все могу объяснить.
Даже то
Почему луна
Порой
Принимает
Такую форму
А вовсе
Не этакую
12
Всю следующую неделю. Умеренных ветров и температур.
Каждое божье утро на нашей улице у крыльца соседнего особняка
стоял мой толстолицый чокнутый друг по автобусу и парому.
Выходя за пакетом молока, я видел, как он снизу вверх улыбается
моему окну. И распахивая пальто. Показывает большой
бело-красно-синий плакат.
ЛЮБЕЗНОСТЬ ПОДОБНА ЛЮТИКУ
Во вторник я помахал ему рукой. В серой шапчонке и длинном
сером обмотанном вокруг шеи шарфе. Он, пятясь, поднялся на одну
ступеньку. И с широкой ухмылкой отвел одну полу своего пальто.
Показав мне три слова. А затем расхохотался и отпахнул другую
полу. Как раз в этот миг девушка, за раздеванием которой я
наблюдал, опасливо вышла из дому. И увидела, как я взмахом руки
приветствую лозунг моего благодушного друга.
НИ ЗА ЧТО НИ ПРО ЧТО
В то утро между мной и мистером Вайном состоялась беседа,
способная прочистить если не душу, то уж кишечник наверняка.
После произнесенной им на краю бассейна бурной тирады,
содержавшей рекомендации побриться и руки в ноги доставить мою
задницу в похоронное бюро. И оставаться там, пока не уйдет
последний скорбящий. И вновь прибыть ровно в девять утра. Я
стоял теперь на ковре перед его столом. Пытаясь поправить дело.
Хотел даже сказать, ни за что ни про что. Но взамен нервно
отдал честь. И он откликнулся, вольно, Кристиан. Я расставил
ноги и сцепил руки за спиной. Смущенный пехотинец, если не
военный моряк. И не снеся предварявшего выволочку молчания,
необдуманно выпалил.
-- Ради бога, мистер Вайн, я понимаю, что действительно
это заслужил.
-- Действительно это что.
-- Ну, наверное, чтобы вы на меня наорали.
-- А вы полагаете, что я этим и ограничусь.
-- Возможно, я заслужил и худшее. Мне нечем оправдать мое
вчерашнее поведение. Я сам не понимаю, почему я не пришел на
работу.
-- Зато я понимаю. Вы всю ночь прокувыркались с миссис
Соурпюсс.
-- Нет, мистер Вайн, ну что вы. Какое ужасное обвинение.
На самом деле, я до полуночи катался на пароме, до
Стэйтен-Айленда и обратно. И даже взял с собой похоронное
руководство. Изучал его по дороге. Меня продуло и утром я
паршиво себя почувствовал.
-- Ах, паршиво. Ничего, сейчас вам станет еще паршивей.
Поскольку я точно знаю, где вы были. Поскольку эта белобрысая
шлюха, миссис Соурпюсс, распорядилась, чтобы за мной последили.
А это означает, что мне пришлось распорядиться, чтобы последили
за ней. И должен вам заметить. Мне это не совсем нравится.
Слышите. Мне это не нравится.
-- О'кей, мистер Вайн, вы меня уложили на обе лопатки. Но
я так вам скажу. Я был глубоко потрясен. Когда она сказала мне,
что позволила себе подобный поступок. Я действительно испытал
потрясение.
-- Какого черта с вами происходит, Кристиан. Неужели вы
собственной выгоды понять не способны. Или просить вас вовремя
приходить на работу, означает просить слишком многого.
-- Нет, мистер Вайн.
-- Тогда с какой стати вы стараетесь вывести меня из себя.
Я слышал, что вы говорили человеку у плавательного бассейна.
Тому, кто работает у меня, говорить подобного не пристало. Черт
возьми, не понимаю, зачем я это делаю. Но я намерен дать вам
еще один. Вы слышите, один. Последний шанс. И если вы снова
оступитесь. Больше у нас с вами подобных дружеских бесед не
будет.
-- Спасибо, мистер Вайн. Спасибо. Нет, правда, большое
спасибо.
-- Не нужны мне ваши спасибо. Просто идите и подготовьте
покой номер два. Я хочу, чтобы вы дважды проверили в нем каждый
дюйм, все должно быть в полном порядке. Особая расстановка
цветов. Гробы со стеклянными крышками. Освещение, туалетная
комната, все. У нас сегодня выставляется для прощания парный
гроб. Впервые в Нью-Йорке.
-- Неужели.
-- Да. Двое усопших. Мистер и миссис Дженкинс. На ее
цветочном панно выложено "Эсме", а на панно мужа "Путси". Если
бы вы серьезно относились к работе, вы бы не пропустили
фотографию, занимавшую всю первую страницу "Дейли Экспресс". На
их домик в Астории рухнул огромный вяз.
-- Господи, ужас какой.
-- Я получил конфиденциальные сведения. Отправился прямо
туда. Это рядышком с газовым заводом фирмы "Консолидейтед
Эдисон". На котором работал мистер Дженкинс. Просто везение и,
разумеется, желание быть на высоте. Ее дочери пришлась по вкусу
моя идея. Они были любящей четой. Тридцать лет счастливой жизни
в тех местах. В их истории присутствует трагический оттенок --
они так любили дерево, росшее рядом с их очаровательным
домиком, а оно-то и придавило обоих прямо в постели.
-- Мне как-то даже в голову не приходит более ужасных
проявлений стихийных сил. Их, должно быть, раздавило в лепешку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113