Усугубляя его
отвагу. Пусть этот простодушный мудак подберется поближе, чтобы
еще раз меня обложить. И мы с ним сольемся в экстазе, который
он не скоро забудет.
Кристиан роняет чело на скрещенные руки. Мужчина опять
останавливается, оглядывается и поворачивает назад. Медленно
приближается к сокрушенно замершему Кристиану. Встает всего
футах в десяти. Подойди поближе, ты, неотесанный хам. Чтобы я
мог закогтить тебя в один благословенный прыжок. Издаю
сдавленный стон. Распространяя благоухание отверженности. Он
подступает поближе, желая присмаковаться.
-- Безобразие, уселся рядом с таким богатым зданием, да
еще весь отрепьях, бесстыжий бездельник.
Кристиан взвивается в воздух. Двуногий, двурукий.
Сграбастывая этого общественного обвинителя с Пятой авеню.
Который лишь сдавленно ахает, когда добрый старый мускулистый
Корнелиус заламывает ему за спину руку, пригибая его лицом к
тротуару. Всегда любил этот рычаговый захват. Позволяет жертве
проникнуться здравым смыслом. Перед тем, как ты отломаешь ей
задницу.
-- Что вы делаете, вы меня ограбить хотите. Только не
убивайте.
-- Не рассчитывай на прощение, негодяй. Как ты посмел
привязаться ко мне, пока я дышал свежим воздухом, погрузившись
в столь необходимый мне сон на этом прекрасном бульваре.
-- Ой, ну больно же. Я спину у доктора лечу. Вы, наверно,
актер, сынок.
-- Принц-сирота.
-- Чего это вы такое говорите.
-- Так вот, пока я еще не лишил тебя всех прав человека,
ответь мне, чем ты зарабатываешь на жизнь.
-- Эй, это вы про политику чего-то, а я простой таксист,
христом-богом клянусь, сынок. И больше ничего. Простой таксист.
Я никому зла не делаю.
-- Ты только что злонамеренно нарушил мое уединение.
-- Нет, без шуток, я никому не делаю зла. Я же не знал,
что вы тут уединяетесь. Вы только не убивайте меня, ладно. Вы,
должно быть, актер, сынок. Ну конечно актер. Хотите, я вам мои
деньги отдам, у меня, правда, всего тринадцать долларов, берите
их себе. Только не убивайте.
-- А почему ты решил, будто тебе повезет настолько, что я
тебя всего лишь убью.
-- О господи, я думал вы просто безобидный бездельник,
нет, без шуток. Я же не знал, что вы грабитель.
-- Ты хотел добавить сэр.
-- Да, сэр, хотел, сэр.
-- Ты назвал меня педерастом.
-- Ох, нет, но это же еще до того, как я понял, что вы
грабитель. Сэр.
-- Когда ты в последний раз приносил клятву верности своей
стране.
-- Господи, сэр, не хочу я в политику лезть и все такое.
Отпустили бы вы меня, а. У меня сердце больное.
-- А теперь, предосудительная и поганая гнида, позволь
преподать тебе кое-что по части хороших манер. Сейчас я научу
тебя не разевать глупую пасть там, где джентльмен вкушает
заслуженный отдых.
-- Нет-нет-нет. Как рыба буду молчать, ей-богу. И вы
никакой не грабитель.
-- А, так выходит, я педераст.
-- Нет-нет-нет. Мне просто в голову что-то вскочило, я и
не понимал, чего я такое говорю.
-- Знай же, ничтожество, что я и есть педераст.
-- Господи, да они же отличные ребята, нет, без шуток, я
правда так считаю. По мне чем больше педерастов, тем и лучше. Я
подозреваю, что у меня зять педераст, и ничего, терплю ради
дочери. У меня два хороших внучка, а от дочери с зятем я ничего
и не слышал, кроме как дай-дай-дай.
-- Ты, значит, мудак не простой, а добросердечный.
-- О господи, христа ради, не надо так со мной
разговаривать, лучше отпустите меня, клянусь, я даже не пискну,
когда вы меня станете грабить. Мне через полчаса на работу.
Если я во время в гараж не приду, они меня искать поедут.
-- Повторяй за мной.
-- Все что хотите, друг.
-- Я неблаговидная, никчемная, омерзительная свинья.
-- Больно длинное первое слово, мне такого не выговорить.
Можно, я просто скажу, никчемное говно.
-- Нельзя.
-- Друг, я вас умоляю, пожалейте меня. У вас там чего,
ножик или еще чего-нибудь.
-- Я собираюсь подвергнуть тебя оскоплению.
-- Ну, умоляю вас. Вы так странно говорите, совсем как
профессор из колледжа, я не могу поверить вашим словам.
-- Я повторю их. Я собираюсь подвергнуть тебя оскоплению.
Опустись на колени и руки держи за спиной. Будешь дергаться, я
проткну тебе этим ножом становой хребет. Так что когда твои
ноги ударятся в бегство, чтобы спасти тебе жизнь, голова знать
об этом не будет. Одно движение и ты обратишься в покойника, а
не в скопца. Мне же достаточно будет, чтобы подобные тебе не
рождались больше на этой земле. Я намереваюсь превратить ее в
приятное место. Только для приятных людей.
-- О господи, друг, да простит тебя Бог за то, что ты так
со мной поступаешь.
-- Заткнись. Еще одно слово или движение и я воткну этот
нож тебе в шею. А теперь гляди прямо перед собой, на здание. И
не двигай глазами.
Кристиан на цыпочках отступает. И проворно улепетывает по
Пятой авеню. Хозяин невесть откуда взявшейся машины
притормаживает, чтобы разглядеть воспитуемого, и тут же
уматывает, оставив запах жженой резины. Простой таксист так и
стоит на коленях. Содрогаясь от страха. Наконец, с леденящим
кровь воплем -- нет, не-ет, падает на руки и оборачивается,
чтобы взглянуть на рассветное небо над Пятой авеню. Из которого
на него должно пасть слепящее лезвие.
Кристиан, со слезящимися от ветра глазами, выбрасывая
колени вверх. Мчится в северном направлении и сворачивает за
угол большого магазина игрушек. Поезда и плюшевые мишки в
витрине. Каждое паршивое Рождество моего детства. Как только я
заводил игрушку, она сразу ломалась. Собственным детям приемные
родители дарили игрушки, которые тем удавалось расколотить,
лишь потратив на это весь день.
Сворачиваю под знакомый навес. Большая тяжеленная дверь с
забранным железной решеткой стеклом отперта. Распахиваю ее.
Нынче на вахте смуглый парень, дрыхнет, вытянув ноги. Протирая
глаза, выскакивает из стоящего в холле большого кресла. Увидев
меня, с шумом втягивает воздух. Один носок на нем желтый,
другой голубой. Пока поверишь глазам, ты уже приобрел
косоглазие.
-- Эй, как вы вошли, это что, налет.
-- Нет, не волнуйся. Я к миссис Соурпюсс.
-- Ничего себе, не волнуйся. Нынче уж и молящихся по
церквам грабят. А миссис Соурпюсс вас разве ждет. В такую рань.
-- Да.
-- Я лучше позвоню.
-- Ни хрена ты не позвонишь.
-- Я что, у меня должность такая, я же могу лишиться
работы.
-- Ты можешь лишиться жизни.
-- Эй, чего это вы, мистер.
-- Мистер Пибоди.
-- Мистер Пибоди, про которого Келли говорил.
-- Да.
-- Другое дело, что же вы сразу не сказали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
отвагу. Пусть этот простодушный мудак подберется поближе, чтобы
еще раз меня обложить. И мы с ним сольемся в экстазе, который
он не скоро забудет.
Кристиан роняет чело на скрещенные руки. Мужчина опять
останавливается, оглядывается и поворачивает назад. Медленно
приближается к сокрушенно замершему Кристиану. Встает всего
футах в десяти. Подойди поближе, ты, неотесанный хам. Чтобы я
мог закогтить тебя в один благословенный прыжок. Издаю
сдавленный стон. Распространяя благоухание отверженности. Он
подступает поближе, желая присмаковаться.
-- Безобразие, уселся рядом с таким богатым зданием, да
еще весь отрепьях, бесстыжий бездельник.
Кристиан взвивается в воздух. Двуногий, двурукий.
Сграбастывая этого общественного обвинителя с Пятой авеню.
Который лишь сдавленно ахает, когда добрый старый мускулистый
Корнелиус заламывает ему за спину руку, пригибая его лицом к
тротуару. Всегда любил этот рычаговый захват. Позволяет жертве
проникнуться здравым смыслом. Перед тем, как ты отломаешь ей
задницу.
-- Что вы делаете, вы меня ограбить хотите. Только не
убивайте.
-- Не рассчитывай на прощение, негодяй. Как ты посмел
привязаться ко мне, пока я дышал свежим воздухом, погрузившись
в столь необходимый мне сон на этом прекрасном бульваре.
-- Ой, ну больно же. Я спину у доктора лечу. Вы, наверно,
актер, сынок.
-- Принц-сирота.
-- Чего это вы такое говорите.
-- Так вот, пока я еще не лишил тебя всех прав человека,
ответь мне, чем ты зарабатываешь на жизнь.
-- Эй, это вы про политику чего-то, а я простой таксист,
христом-богом клянусь, сынок. И больше ничего. Простой таксист.
Я никому зла не делаю.
-- Ты только что злонамеренно нарушил мое уединение.
-- Нет, без шуток, я никому не делаю зла. Я же не знал,
что вы тут уединяетесь. Вы только не убивайте меня, ладно. Вы,
должно быть, актер, сынок. Ну конечно актер. Хотите, я вам мои
деньги отдам, у меня, правда, всего тринадцать долларов, берите
их себе. Только не убивайте.
-- А почему ты решил, будто тебе повезет настолько, что я
тебя всего лишь убью.
-- О господи, я думал вы просто безобидный бездельник,
нет, без шуток. Я же не знал, что вы грабитель.
-- Ты хотел добавить сэр.
-- Да, сэр, хотел, сэр.
-- Ты назвал меня педерастом.
-- Ох, нет, но это же еще до того, как я понял, что вы
грабитель. Сэр.
-- Когда ты в последний раз приносил клятву верности своей
стране.
-- Господи, сэр, не хочу я в политику лезть и все такое.
Отпустили бы вы меня, а. У меня сердце больное.
-- А теперь, предосудительная и поганая гнида, позволь
преподать тебе кое-что по части хороших манер. Сейчас я научу
тебя не разевать глупую пасть там, где джентльмен вкушает
заслуженный отдых.
-- Нет-нет-нет. Как рыба буду молчать, ей-богу. И вы
никакой не грабитель.
-- А, так выходит, я педераст.
-- Нет-нет-нет. Мне просто в голову что-то вскочило, я и
не понимал, чего я такое говорю.
-- Знай же, ничтожество, что я и есть педераст.
-- Господи, да они же отличные ребята, нет, без шуток, я
правда так считаю. По мне чем больше педерастов, тем и лучше. Я
подозреваю, что у меня зять педераст, и ничего, терплю ради
дочери. У меня два хороших внучка, а от дочери с зятем я ничего
и не слышал, кроме как дай-дай-дай.
-- Ты, значит, мудак не простой, а добросердечный.
-- О господи, христа ради, не надо так со мной
разговаривать, лучше отпустите меня, клянусь, я даже не пискну,
когда вы меня станете грабить. Мне через полчаса на работу.
Если я во время в гараж не приду, они меня искать поедут.
-- Повторяй за мной.
-- Все что хотите, друг.
-- Я неблаговидная, никчемная, омерзительная свинья.
-- Больно длинное первое слово, мне такого не выговорить.
Можно, я просто скажу, никчемное говно.
-- Нельзя.
-- Друг, я вас умоляю, пожалейте меня. У вас там чего,
ножик или еще чего-нибудь.
-- Я собираюсь подвергнуть тебя оскоплению.
-- Ну, умоляю вас. Вы так странно говорите, совсем как
профессор из колледжа, я не могу поверить вашим словам.
-- Я повторю их. Я собираюсь подвергнуть тебя оскоплению.
Опустись на колени и руки держи за спиной. Будешь дергаться, я
проткну тебе этим ножом становой хребет. Так что когда твои
ноги ударятся в бегство, чтобы спасти тебе жизнь, голова знать
об этом не будет. Одно движение и ты обратишься в покойника, а
не в скопца. Мне же достаточно будет, чтобы подобные тебе не
рождались больше на этой земле. Я намереваюсь превратить ее в
приятное место. Только для приятных людей.
-- О господи, друг, да простит тебя Бог за то, что ты так
со мной поступаешь.
-- Заткнись. Еще одно слово или движение и я воткну этот
нож тебе в шею. А теперь гляди прямо перед собой, на здание. И
не двигай глазами.
Кристиан на цыпочках отступает. И проворно улепетывает по
Пятой авеню. Хозяин невесть откуда взявшейся машины
притормаживает, чтобы разглядеть воспитуемого, и тут же
уматывает, оставив запах жженой резины. Простой таксист так и
стоит на коленях. Содрогаясь от страха. Наконец, с леденящим
кровь воплем -- нет, не-ет, падает на руки и оборачивается,
чтобы взглянуть на рассветное небо над Пятой авеню. Из которого
на него должно пасть слепящее лезвие.
Кристиан, со слезящимися от ветра глазами, выбрасывая
колени вверх. Мчится в северном направлении и сворачивает за
угол большого магазина игрушек. Поезда и плюшевые мишки в
витрине. Каждое паршивое Рождество моего детства. Как только я
заводил игрушку, она сразу ломалась. Собственным детям приемные
родители дарили игрушки, которые тем удавалось расколотить,
лишь потратив на это весь день.
Сворачиваю под знакомый навес. Большая тяжеленная дверь с
забранным железной решеткой стеклом отперта. Распахиваю ее.
Нынче на вахте смуглый парень, дрыхнет, вытянув ноги. Протирая
глаза, выскакивает из стоящего в холле большого кресла. Увидев
меня, с шумом втягивает воздух. Один носок на нем желтый,
другой голубой. Пока поверишь глазам, ты уже приобрел
косоглазие.
-- Эй, как вы вошли, это что, налет.
-- Нет, не волнуйся. Я к миссис Соурпюсс.
-- Ничего себе, не волнуйся. Нынче уж и молящихся по
церквам грабят. А миссис Соурпюсс вас разве ждет. В такую рань.
-- Да.
-- Я лучше позвоню.
-- Ни хрена ты не позвонишь.
-- Я что, у меня должность такая, я же могу лишиться
работы.
-- Ты можешь лишиться жизни.
-- Эй, чего это вы, мистер.
-- Мистер Пибоди.
-- Мистер Пибоди, про которого Келли говорил.
-- Да.
-- Другое дело, что же вы сразу не сказали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113