Стрельцы их схватили. Они дались да стали просить, чтоб сначала похоронить ватамана. Пятидесятник стрелецкий не хочет, говорит: «Представлю его живым или мертвым, за то меня наградят». Сковали всех, повезли. И стали шиши рассказывать по пути страшные басни про мертвецов. А есть у Иванки товарищ Кузька…
– Врешь, поп! Был Кузька, да весь вышел: повесил вчерась я Кузьку. Крепок был вор. Один порубил семерых стрельцов, – вставил Ульянка.
– …Вот ехал тот Кузька, царство небесно, в одних санях с упокойником, – продолжал поп рассказ. – Он и просит пятидесятника: «Укажи гроб забить – боюсь я к ночи с мертвецом, а тут еще страшное бают, а он, глянь-ко, си-ний лежит…» Пятидесятник смеется, а у самого и поджилки взыграли. «Где, бает, синий?» Пошел к саням, а Иванка – скок! Да как взвоет! Стрельцы – кто куда, и ружье покинули. А Иванка-то был незакован… – Поп оборвал рассказ и прислушался.
Во дворе подняли лай собаки.
– Кого-то послал господь?! – с тревогой молвил хозяин.
– Не бойтесь – товарищ мой, верно, – сказал Ульянка, но в голосе его была неуверенность, которой он не хотел показать другим.
Со двора послышались голоса. Скрипнули ворота. Хозяин и гости тревожно переглянулись. Стрельцов почти не осталось в сельце, и случись, напали б шиши, некому было оборонить дом. Кто-то в сенях околачивал сапоги от снега и стукнул в дверь. Хозяин окликнул:
– Кто там?
– Государевы слуги – стрельцы.
– Еще стрельцы! – со вздохом сказал хозяин. – Все ныне пожрут!.. А много ли вас? – спросил он.
– Людей со мной сотня, так я их в селе оставил, а сам к тебе.
Хозяин скинул крючок. Стрелецкий сотник шагнул через порог. Он был весь в снегу и в инее. На бровях, в усах, в бороде и кудрявых волосах его заблестели капли. Он снял шапку и стал молиться на образа. Потом поклонился хозяину и гостям.
– А ты кто таков? – спросил он Ульяна.
– Стрелецкий пятидесятник из Пскова, Ульян Фадеев.
– Здоров, пятидесятник. Слыхал про тебя. Окольничий Афанасий Ордин-Нащекин мне сказывал: шиша Иванку полгода ловишь.
– Не я один! С десяток таких, как я, ловят.
– Стыда-то, ратные люди! – сказал сотник. – Дождались, что нас государь из самой Москвы послал!
– А мы тут – не ведаю, как тебя величать, – про него, про Иванку, все толковали, – сказал хозяин, – хитер, бес!..
– Басни баете! – остановил московский сотник. – Те басни стрельцы псковские выдумали себе в оправдание перед государем: он, мол, бука така, что его не одолеть ни пулей, ни саблей! Колдун ваш Иванка, что ли?!
– Бука не бука, колдун не колдун, а хитер! – возразил Ульянка. – И я было раз изловил его, да он и меня обошел…
– Врешь! – перебил сотник.
– Ей-богу! – воскликнул Ульян.
– Укрепляешь баснями вора. За такое тебя самого, как вора, – в тюрьму! – крикнул сотник.
Он навел на Ульянку пистоль и твердо сказал:
– Смирно сидеть, Иванка-псковитин! Я тебя разом признал, шиш проклятый!
– Кой я Иванка, чего ты грезишь! – воскликнул Ульян.
Он привстал, но сотник крикнул:
– Сиди, убью!
Ульянка покорно сел.
– Поп, вяжи-ка его, да покрепче! – сказал сотник.
Испуганный поп стал вязать Ульянку.
– Ты и не знаешь Иванки, – запричитал Ульян. – Он молодой, у него ни бороды, ни усов…
– Может, и ты нацепил! – возразил сотник. – Ну-ка, поп, рви с него бороду, – приказал он.
Поп дернул за бороду, Ульян вскрикнул.
– Своя у него борода, – неуверенно сказал поп.
– А-а, вон вы как! Стало, ты, поп, с ним заодно! Ты, стало, и есть поп Яков! – воскликнул московский сотник.
– Смилуйся, господин сотник, я тутошний поп Егорище! – завопил поп.
– Коли не врешь, рви шишу бороду! – потребовал сотник.
Поп снова дернул Ульяна за бороду. Пятидесятник взвыл.
– Не ори! – сказал сотник. – Москва слезам николи не верит. Крепче дери, поп!
Поп дернул крепче и вырвал клок бороды. Ульянка перекосился.
– Еще! – приказал попу сотник.
– Не стану! – вдруг взбунтовался поп. – Я поп – не палач! И вор – человек! Иванка-псковитин других не хуже, пошто его драть! Сами его гоните, и он тем же вам платит!..
Поп вдруг опомнился и замолчал.
– Ай да поп! – воскликнул московский сотник. – Спасибо! Не Иванку ты, поп, связал, а псковского изменщика Ульянку. А борода у него своя, не как у меня!
Московский сотник дернул себя за бороду и оторвал ее вместе с усами.
– Ива-анка! – заголосил Фадеев.
– Не старайся орать, изменщик, – сказал Иванка. – Стрельцы твои все повязаны, а за Кузю тебе, проклятому, собачья смерть! Повешу тебя на том самом суку, где ты Кузю весил!
Со двора послышался говор многих людей.
– Вот и ватага моя к дворянину в гости! – сказал Иванка.
Дверь распахнулась, во вместо Иванкиной ватаги на пороге стоял псковский стрелецкий пятидесятник Неволька Сидоров, и за его спиною толпились стрельцы…
Глаза Иванки расширились от удивления и смятения.
– Держи Иванку, робята! – крикнул Ульян.
Взмахнув пистолем, Иванка рванулся к двери, но несколько дюжих рук схватили его…
– Вот и кончились басенки про Иванку! – сказал Ульянка, уже развязанный тем же попом.
Ватага Иванки, войдя в сельцо, захватила и повязала оставшихся там стрельцов и готова была прийти на помощь своему атаману, как было условлено, когда внезапно прибыл из Пскова со свежей полсотней Неволя Сидоров… Он проехал прямо к дворянскому дому и неожиданно захватил Иванку в самый решительный миг для Ульяна Фадеева.
– Везти его наскоре, что ли, во Псков, – вполголоса предложил Неволя.
– Ночное время – куды! Того и гляди, отобьют, – шепотом возразил Ульянка. – Шиши тут каждую тропку знают. Пождем до утра…
– Расспросим его легонько, – сказал Неволя.
– Слова не скажет, проклятый. Уж я их знаю!
– Спрос не беда!
– Эй, Иван! – громко обратился Ульянка к пленнику. – Как ты, курья башка, полез на меня один?! Аль не знаешь указ воеводский – где тебя словят, там и по» весить!
– Дурак! – сказал Иванка, стараясь казаться спокойным. – Что я – мальчонка, что ли? На мне «государево слово и дело» – как ты меня повесишь!
– А я и не ведал – Иванка ты али нет: поймал шиша, да на сосну!
– Ты сперва до сосны меня доведи – кто из нас вперед в петле будет? – проговорил Иванка.
– Мыслишь, твои шиши две сотни стрельцов одолеют?! – вызывая на дальнейшую откровенность, сказал Неволя.
– Прежде нос вытри, потом тебе воевода две сотни даст! – отрезал Иванка. – Моих пятьсот мужиков али вашу силу не одолеют!
Ульянка вызывающе захохотал:
– Тебе бы орешками торговать – дорожишься! Али с пытки правду сказывать хочешь?
– Пытай. Тебя впятеры мучить станут! – сказал Иванка.
Пятидесятники переглянулись. Дерзкая угроза связанного пленника говорила о том, что какая-то сила повстанцев поблизости есть и что Иванка надеется получить от них помощь. Однако шиши не нападали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194
– Врешь, поп! Был Кузька, да весь вышел: повесил вчерась я Кузьку. Крепок был вор. Один порубил семерых стрельцов, – вставил Ульянка.
– …Вот ехал тот Кузька, царство небесно, в одних санях с упокойником, – продолжал поп рассказ. – Он и просит пятидесятника: «Укажи гроб забить – боюсь я к ночи с мертвецом, а тут еще страшное бают, а он, глянь-ко, си-ний лежит…» Пятидесятник смеется, а у самого и поджилки взыграли. «Где, бает, синий?» Пошел к саням, а Иванка – скок! Да как взвоет! Стрельцы – кто куда, и ружье покинули. А Иванка-то был незакован… – Поп оборвал рассказ и прислушался.
Во дворе подняли лай собаки.
– Кого-то послал господь?! – с тревогой молвил хозяин.
– Не бойтесь – товарищ мой, верно, – сказал Ульянка, но в голосе его была неуверенность, которой он не хотел показать другим.
Со двора послышались голоса. Скрипнули ворота. Хозяин и гости тревожно переглянулись. Стрельцов почти не осталось в сельце, и случись, напали б шиши, некому было оборонить дом. Кто-то в сенях околачивал сапоги от снега и стукнул в дверь. Хозяин окликнул:
– Кто там?
– Государевы слуги – стрельцы.
– Еще стрельцы! – со вздохом сказал хозяин. – Все ныне пожрут!.. А много ли вас? – спросил он.
– Людей со мной сотня, так я их в селе оставил, а сам к тебе.
Хозяин скинул крючок. Стрелецкий сотник шагнул через порог. Он был весь в снегу и в инее. На бровях, в усах, в бороде и кудрявых волосах его заблестели капли. Он снял шапку и стал молиться на образа. Потом поклонился хозяину и гостям.
– А ты кто таков? – спросил он Ульяна.
– Стрелецкий пятидесятник из Пскова, Ульян Фадеев.
– Здоров, пятидесятник. Слыхал про тебя. Окольничий Афанасий Ордин-Нащекин мне сказывал: шиша Иванку полгода ловишь.
– Не я один! С десяток таких, как я, ловят.
– Стыда-то, ратные люди! – сказал сотник. – Дождались, что нас государь из самой Москвы послал!
– А мы тут – не ведаю, как тебя величать, – про него, про Иванку, все толковали, – сказал хозяин, – хитер, бес!..
– Басни баете! – остановил московский сотник. – Те басни стрельцы псковские выдумали себе в оправдание перед государем: он, мол, бука така, что его не одолеть ни пулей, ни саблей! Колдун ваш Иванка, что ли?!
– Бука не бука, колдун не колдун, а хитер! – возразил Ульянка. – И я было раз изловил его, да он и меня обошел…
– Врешь! – перебил сотник.
– Ей-богу! – воскликнул Ульян.
– Укрепляешь баснями вора. За такое тебя самого, как вора, – в тюрьму! – крикнул сотник.
Он навел на Ульянку пистоль и твердо сказал:
– Смирно сидеть, Иванка-псковитин! Я тебя разом признал, шиш проклятый!
– Кой я Иванка, чего ты грезишь! – воскликнул Ульян.
Он привстал, но сотник крикнул:
– Сиди, убью!
Ульянка покорно сел.
– Поп, вяжи-ка его, да покрепче! – сказал сотник.
Испуганный поп стал вязать Ульянку.
– Ты и не знаешь Иванки, – запричитал Ульян. – Он молодой, у него ни бороды, ни усов…
– Может, и ты нацепил! – возразил сотник. – Ну-ка, поп, рви с него бороду, – приказал он.
Поп дернул за бороду, Ульян вскрикнул.
– Своя у него борода, – неуверенно сказал поп.
– А-а, вон вы как! Стало, ты, поп, с ним заодно! Ты, стало, и есть поп Яков! – воскликнул московский сотник.
– Смилуйся, господин сотник, я тутошний поп Егорище! – завопил поп.
– Коли не врешь, рви шишу бороду! – потребовал сотник.
Поп снова дернул Ульяна за бороду. Пятидесятник взвыл.
– Не ори! – сказал сотник. – Москва слезам николи не верит. Крепче дери, поп!
Поп дернул крепче и вырвал клок бороды. Ульянка перекосился.
– Еще! – приказал попу сотник.
– Не стану! – вдруг взбунтовался поп. – Я поп – не палач! И вор – человек! Иванка-псковитин других не хуже, пошто его драть! Сами его гоните, и он тем же вам платит!..
Поп вдруг опомнился и замолчал.
– Ай да поп! – воскликнул московский сотник. – Спасибо! Не Иванку ты, поп, связал, а псковского изменщика Ульянку. А борода у него своя, не как у меня!
Московский сотник дернул себя за бороду и оторвал ее вместе с усами.
– Ива-анка! – заголосил Фадеев.
– Не старайся орать, изменщик, – сказал Иванка. – Стрельцы твои все повязаны, а за Кузю тебе, проклятому, собачья смерть! Повешу тебя на том самом суку, где ты Кузю весил!
Со двора послышался говор многих людей.
– Вот и ватага моя к дворянину в гости! – сказал Иванка.
Дверь распахнулась, во вместо Иванкиной ватаги на пороге стоял псковский стрелецкий пятидесятник Неволька Сидоров, и за его спиною толпились стрельцы…
Глаза Иванки расширились от удивления и смятения.
– Держи Иванку, робята! – крикнул Ульян.
Взмахнув пистолем, Иванка рванулся к двери, но несколько дюжих рук схватили его…
– Вот и кончились басенки про Иванку! – сказал Ульянка, уже развязанный тем же попом.
Ватага Иванки, войдя в сельцо, захватила и повязала оставшихся там стрельцов и готова была прийти на помощь своему атаману, как было условлено, когда внезапно прибыл из Пскова со свежей полсотней Неволя Сидоров… Он проехал прямо к дворянскому дому и неожиданно захватил Иванку в самый решительный миг для Ульяна Фадеева.
– Везти его наскоре, что ли, во Псков, – вполголоса предложил Неволя.
– Ночное время – куды! Того и гляди, отобьют, – шепотом возразил Ульянка. – Шиши тут каждую тропку знают. Пождем до утра…
– Расспросим его легонько, – сказал Неволя.
– Слова не скажет, проклятый. Уж я их знаю!
– Спрос не беда!
– Эй, Иван! – громко обратился Ульянка к пленнику. – Как ты, курья башка, полез на меня один?! Аль не знаешь указ воеводский – где тебя словят, там и по» весить!
– Дурак! – сказал Иванка, стараясь казаться спокойным. – Что я – мальчонка, что ли? На мне «государево слово и дело» – как ты меня повесишь!
– А я и не ведал – Иванка ты али нет: поймал шиша, да на сосну!
– Ты сперва до сосны меня доведи – кто из нас вперед в петле будет? – проговорил Иванка.
– Мыслишь, твои шиши две сотни стрельцов одолеют?! – вызывая на дальнейшую откровенность, сказал Неволя.
– Прежде нос вытри, потом тебе воевода две сотни даст! – отрезал Иванка. – Моих пятьсот мужиков али вашу силу не одолеют!
Ульянка вызывающе захохотал:
– Тебе бы орешками торговать – дорожишься! Али с пытки правду сказывать хочешь?
– Пытай. Тебя впятеры мучить станут! – сказал Иванка.
Пятидесятники переглянулись. Дерзкая угроза связанного пленника говорила о том, что какая-то сила повстанцев поблизости есть и что Иванка надеется получить от них помощь. Однако шиши не нападали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194