Он вступил на путь больших дел и споткнулся: воевода Хованский, который не смог бы никак покорить восставших без Никона, презрел его обещания, данные городу, и подорвал веру народа в силу церковной власти, схватив в тюрьму заводчиков новгородского мятежа.
На Земском соборе, который созвал царь в Москве по поводу Пскова, Рафаил говорил, бичуя вероломство бояр и вступаясь за Никона. Когда предложили ему самому поехать во Псков, он отринул избранье:
– Пастырь духовный в своем слове власти не имет! Я тогда бы поехал, когда б самого государя и присных его укрепление было, что слово господней церкви будет нерушимей камня.
Его поддержал патриарх Иосиф, и Собор выбрал его послом всей Российской державы ко блудному сыну России – восставшему Пскову…
С презреньем и высокомерием говорил Рафаил с боярином Хованским, приехав к нему в стан.
– Не воинской силой людские сердца одолеть! Правда церкви святой православной единая может очистить заблудшие души… Государь и весь Земский собор велели тебе, боярин, творить по словам моим, как укажу…
С поднятой головой направился он к стенам Пскова, но с приближением к городским воротам какая-то неясная робость закралась в его сердце. Облобызавшись с Макарием, он шел с ним рядом. Волнение возрастало.
Вот, вот он, град Иерихон! Падут ли стены его от трубного звука? Славу ли восприять суждено здесь или же претерпеть стыд?..
В городских воротах, крестясь, стоят караульные стрельцы, опустив к земле лезвия протазанов пред знаменами господа бога. Гулким отзывом отдается церковное пенье под сводом воротной башни… Вот улица, запруженная народом. Рафаил с любопытством и опасением искоса взглядывал на горожан, полгода державшихся в городе, гордо стоявшем против всего государства, как гранитный утес.
Сверкали веселые озорные глазенки дружной гурьбы ребятишек, чинно молились стрельцы, низко кланялись женщины, толпа посадских лавочников и ремесленников стояла по сторонам, наивно пряча простоватое любопытство за привычным степенством и важностью осанки… Все это была обычная мирская «паства», простая толпа, жадная к зрелищам и святыням… Церковное пение гремело на весь город, ликуя звонили колокола…
Как вдруг откуда-то из задних рядов донесся испуганный вскрик, пение смолкло, послышались страшный топот, неясные дикие вопли. Рафаил увидел, как живые краски сбежали с лица Макария и как внезапно побелели его полнокровные губы. Рафаил оглянулся: толпа горожан бежала по улице, смешивая ряды духовенства, прижимаясь к стенам домов и заборам… «Хованский напал! Измена!» – мелькнуло в уме Рафаила… Испуганно оглядываясь, попы тоже шарахались прочь с дороги, и вот меж толпой в туче пыли Рафаил разглядел несущееся прямо вдоль улицы стадо быков и коров…
Не желая терять достоинства, с посохом стал он лицом к бегущему стаду и ждал, когда минуют его быки, коровы и овцы. Он увидел Макария, трусливо сбежавшего с дороги, и гневно поглядел на него… Макарий в стыде опустил глаза.
– Ух, владыко, ты смелый – коров не боишься! – задорно воскликнул Иванка, проскакав на лошади мимо Рафаила.
Народ, оправившись от смятенья, смеялся.
– Еще постоит теперь под стенами боярин: с говядиной мочно еще сидеть! – услышал архиерей голос в толпе.
– Кабы раньше коровы пришли, то попов не пустили б! – ответил один из посадских, и лицо его было совсем не такое, как десять минут назад в воротах.
– Попы – не бояре: на порожек поставил да дал киселя – и поскочут, откуда прилезли.
– Ис-полла-эти де-еспо-та! – возгласил протодьякон, и снова сошлись ряды духовенства, опять зазвучало пенье, мешаясь с трезвоном колоколов, и шествие потянулось через весь город к Троицкому собору…
2
В покоях Макария собрались на совет с московскими посланцами новые хозяева Всегородней избы и псковское духовенство. Устинов и Русинов, перебивая друг друга, рассказывали Рафаилу о событиях последних дней. Когда рассказ дошел до литовцев, пытанных Гаврилой Демидовым, коломенский владыка насторожился. «Иезуиты!» – мелькнуло в его мыслях. И вся псковская смута ему показалась вызванной происками этих сильных и хитрых врагов православной церкви и Русской державы.
Рафаилу представилась еще серьезней и важней взятая им на себя забота. Сотни мятежников, вооруженных пищалями и топорами, казались ему менее страшными, чем десяток папских смутьянов, проникших в Русскую землю.
Вступить в борьбу с ними не огнем и мечом, а пламенным словом с амвона церкви он считал для себя почетной и трудной битвой, а победить их в таком бою – подвигом, покрывающим славой пастыря русской святой церкви…
Такая «тревога», правда, больше была похожа на осуществившуюся мечту. Чувствуя в иезуитах врагов русской церковной державы, Рафаил, как и Макарий, завидовал их уменью стоять над мирскими делами и утверждать верховенство церкви над светской властью вельмож, королей и купцов… Столкновенье лицом к лицу с этим сильным и хитрым врагом манило его.
Рафаил для выяснения этого дела потребовал привести Гаврилу, и двое стремянных стрельцов поскакали за ним на Снетогорское подворье. Спустя полчаса келейник Макария торопливо вошел в покой.
– Стрельцы воротились, владыко, – сказал он, кланяясь так, чтобы было непонятно, обращается ли он к Рафаилу, посланному Всероссийским собором, или к старшему чином Макарию.
– Где ж Гаврилка? Вели привести сюда.
– В тюрьме его нет. Народ пришел скопом, велел отпустить – и пустили Гаврилку…
– Кто велел отпустить?! – закричал Макарий, вскочив.
– Народ, владыко святый! С ружьем на тюрьму наскочили. Холопишко твой Иванка народу скоплял…
Тревожный вздох вырвался разом из грудей всех собравшихся.
– А где же тот скоп? – спросил Русинов.
В этот миг дверь отворилась, и запыхавшийся Левонтий Бочар вбежал в горницу, позабыв все обычаи.
– Лупят Невольку! – выпалил он.
– Где?! Кто?! – раздались восклицания.
– В Завеличье поймали великим скопом, с коня стащили да лупят на берегу… Гречин Абрам поскакал к стрельцам стара приказа – ворота занять.
Рафаил живо поднялся с места.
– С нами бог и святая сила его. Идемте в собор. Укажи, владыко, благовест учинить, как бы к службе церковной.
Рафаил осенился крестом. Бывшие в келье стали подходить под его благословение. Сам он принял благословение Макария, и все вышли.
Власьевские ворота были тотчас же заняты караулом старых стрельцов. Подошедшую из Завеличья толпу горожан не впустили в город.
– Владыка Рафаил обещал, что боярин с войском уйдет от стен, коли кончим мятеж, а вы сызнова начинать! Никого не впущу оружных, – сказал Тимофей Соснин, сам ставший в начальниках воротного караула.
После спора с толпой он, едва отворив ворота, стал впускать завеличенцев поодиночке, учиняя в воротах осмотр – не несут ли оружия…
Площадь у Троицкого собора наполнилась людьми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194
На Земском соборе, который созвал царь в Москве по поводу Пскова, Рафаил говорил, бичуя вероломство бояр и вступаясь за Никона. Когда предложили ему самому поехать во Псков, он отринул избранье:
– Пастырь духовный в своем слове власти не имет! Я тогда бы поехал, когда б самого государя и присных его укрепление было, что слово господней церкви будет нерушимей камня.
Его поддержал патриарх Иосиф, и Собор выбрал его послом всей Российской державы ко блудному сыну России – восставшему Пскову…
С презреньем и высокомерием говорил Рафаил с боярином Хованским, приехав к нему в стан.
– Не воинской силой людские сердца одолеть! Правда церкви святой православной единая может очистить заблудшие души… Государь и весь Земский собор велели тебе, боярин, творить по словам моим, как укажу…
С поднятой головой направился он к стенам Пскова, но с приближением к городским воротам какая-то неясная робость закралась в его сердце. Облобызавшись с Макарием, он шел с ним рядом. Волнение возрастало.
Вот, вот он, град Иерихон! Падут ли стены его от трубного звука? Славу ли восприять суждено здесь или же претерпеть стыд?..
В городских воротах, крестясь, стоят караульные стрельцы, опустив к земле лезвия протазанов пред знаменами господа бога. Гулким отзывом отдается церковное пенье под сводом воротной башни… Вот улица, запруженная народом. Рафаил с любопытством и опасением искоса взглядывал на горожан, полгода державшихся в городе, гордо стоявшем против всего государства, как гранитный утес.
Сверкали веселые озорные глазенки дружной гурьбы ребятишек, чинно молились стрельцы, низко кланялись женщины, толпа посадских лавочников и ремесленников стояла по сторонам, наивно пряча простоватое любопытство за привычным степенством и важностью осанки… Все это была обычная мирская «паства», простая толпа, жадная к зрелищам и святыням… Церковное пение гремело на весь город, ликуя звонили колокола…
Как вдруг откуда-то из задних рядов донесся испуганный вскрик, пение смолкло, послышались страшный топот, неясные дикие вопли. Рафаил увидел, как живые краски сбежали с лица Макария и как внезапно побелели его полнокровные губы. Рафаил оглянулся: толпа горожан бежала по улице, смешивая ряды духовенства, прижимаясь к стенам домов и заборам… «Хованский напал! Измена!» – мелькнуло в уме Рафаила… Испуганно оглядываясь, попы тоже шарахались прочь с дороги, и вот меж толпой в туче пыли Рафаил разглядел несущееся прямо вдоль улицы стадо быков и коров…
Не желая терять достоинства, с посохом стал он лицом к бегущему стаду и ждал, когда минуют его быки, коровы и овцы. Он увидел Макария, трусливо сбежавшего с дороги, и гневно поглядел на него… Макарий в стыде опустил глаза.
– Ух, владыко, ты смелый – коров не боишься! – задорно воскликнул Иванка, проскакав на лошади мимо Рафаила.
Народ, оправившись от смятенья, смеялся.
– Еще постоит теперь под стенами боярин: с говядиной мочно еще сидеть! – услышал архиерей голос в толпе.
– Кабы раньше коровы пришли, то попов не пустили б! – ответил один из посадских, и лицо его было совсем не такое, как десять минут назад в воротах.
– Попы – не бояре: на порожек поставил да дал киселя – и поскочут, откуда прилезли.
– Ис-полла-эти де-еспо-та! – возгласил протодьякон, и снова сошлись ряды духовенства, опять зазвучало пенье, мешаясь с трезвоном колоколов, и шествие потянулось через весь город к Троицкому собору…
2
В покоях Макария собрались на совет с московскими посланцами новые хозяева Всегородней избы и псковское духовенство. Устинов и Русинов, перебивая друг друга, рассказывали Рафаилу о событиях последних дней. Когда рассказ дошел до литовцев, пытанных Гаврилой Демидовым, коломенский владыка насторожился. «Иезуиты!» – мелькнуло в его мыслях. И вся псковская смута ему показалась вызванной происками этих сильных и хитрых врагов православной церкви и Русской державы.
Рафаилу представилась еще серьезней и важней взятая им на себя забота. Сотни мятежников, вооруженных пищалями и топорами, казались ему менее страшными, чем десяток папских смутьянов, проникших в Русскую землю.
Вступить в борьбу с ними не огнем и мечом, а пламенным словом с амвона церкви он считал для себя почетной и трудной битвой, а победить их в таком бою – подвигом, покрывающим славой пастыря русской святой церкви…
Такая «тревога», правда, больше была похожа на осуществившуюся мечту. Чувствуя в иезуитах врагов русской церковной державы, Рафаил, как и Макарий, завидовал их уменью стоять над мирскими делами и утверждать верховенство церкви над светской властью вельмож, королей и купцов… Столкновенье лицом к лицу с этим сильным и хитрым врагом манило его.
Рафаил для выяснения этого дела потребовал привести Гаврилу, и двое стремянных стрельцов поскакали за ним на Снетогорское подворье. Спустя полчаса келейник Макария торопливо вошел в покой.
– Стрельцы воротились, владыко, – сказал он, кланяясь так, чтобы было непонятно, обращается ли он к Рафаилу, посланному Всероссийским собором, или к старшему чином Макарию.
– Где ж Гаврилка? Вели привести сюда.
– В тюрьме его нет. Народ пришел скопом, велел отпустить – и пустили Гаврилку…
– Кто велел отпустить?! – закричал Макарий, вскочив.
– Народ, владыко святый! С ружьем на тюрьму наскочили. Холопишко твой Иванка народу скоплял…
Тревожный вздох вырвался разом из грудей всех собравшихся.
– А где же тот скоп? – спросил Русинов.
В этот миг дверь отворилась, и запыхавшийся Левонтий Бочар вбежал в горницу, позабыв все обычаи.
– Лупят Невольку! – выпалил он.
– Где?! Кто?! – раздались восклицания.
– В Завеличье поймали великим скопом, с коня стащили да лупят на берегу… Гречин Абрам поскакал к стрельцам стара приказа – ворота занять.
Рафаил живо поднялся с места.
– С нами бог и святая сила его. Идемте в собор. Укажи, владыко, благовест учинить, как бы к службе церковной.
Рафаил осенился крестом. Бывшие в келье стали подходить под его благословение. Сам он принял благословение Макария, и все вышли.
Власьевские ворота были тотчас же заняты караулом старых стрельцов. Подошедшую из Завеличья толпу горожан не впустили в город.
– Владыка Рафаил обещал, что боярин с войском уйдет от стен, коли кончим мятеж, а вы сызнова начинать! Никого не впущу оружных, – сказал Тимофей Соснин, сам ставший в начальниках воротного караула.
После спора с толпой он, едва отворив ворота, стал впускать завеличенцев поодиночке, учиняя в воротах осмотр – не несут ли оружия…
Площадь у Троицкого собора наполнилась людьми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194